Красные камни - Савин Владислав (полные книги .TXT) 📗
Наутро снова съемки. На Замковой Горе, что-то батальное у стен крепости снимаем. Там кусок стены еще с древних времен остался, и что-то из досок соорудили, покрасили, на экране от настоящей крепости не отличить. И с обратной стороны антураж, будто осажденный город, на площади едва в полгектара. В стороне несколько армейских палаток, нам отведены для служебных нужд, и дизель-генератор тарахтит. Бегают ратники в средневековых костюмах, с пиками и саблями, и горожане пятнадцатого века, одетые столь же живописно — а также польские жолнежи и немецкие наемники, пока еще команда не пришла, разбиться на наших и не наших и начать эпизод. Тут же полевая кухня к обеду, а в стороне поодаль отгородили место, куда прежде и короли пешком ходили, с разделением на половины "М" и "Ж". Машины уже ушли, реквизит выгрузив, вечером приедут забрать. Товарищ режиссер, будущий гений наш, бегает и командует, вот камеры расставили и всю прочую аппаратуру, готовы начать. "Поляки" и "немцы", разобрав оружие, в поле уходят, сейчас будут стены штурмовать. Лючия наверху, едина в двух лицах — то партизанка Таня со снайперской винтовкой, то пани Анна, одежды пятнадцатого века натянув и прическу укрыв капюшоном плаща. Там же Юрка мелькает, в роли славянского ратника. И Валя не удержался, и Мария — в фильме, служанка пани Анны. Ну а мне сниматься не хочется — внизу под стеной стою, наблюдаю и размышляю.
Понять не могу, зачем понадобилось Штеппу пытаться убить? Если бы он речь толкал "за ридну самостийну", тогда поведение убивцев, истинных возмущенных комсомольцев Тарана с Кузьминым, смотрелось бы оправдано. Ну а получилось — непонятно зачем, "примазавшийся" это неубедительно. Так ведь никто здесь не ждал, что Штеппа скажет такое — а если его убийство уже было включено в план, изменить который никто не рискнул? То есть нет во Львове "главного режиссера" — а только главный исполнитель от его лица (Линник) и его птенцы, кому вообще ничего знать не положено, лишь делать что укажут.
Ббах! Стреляют — съемка началась. И тут оказываются возле меня двое, по виду из массовки, в старинных кафтанах, лица мне незнакомы, один постарше, второй молодой. Старший смотрит недобро, и вдруг выхватывает пистолет ТТ! И шипит мне:
— Не кричать. Стоять. К стене, москальская курва!
И на меня надвигается. И никого из ребят вблизи нет. А пару шагов назад, и меня никто из киногруппы не увидит, там ящики у стены сложены, а с другой стороны поле, вижу какие-то фигуры шагах в пятидесяти, в эту сторону и не смотрят. А этот пистолет на меня направил, но не стреляет, ждет. Чего — да пока, по сценарию, еще один залп будет, тогда хлопок ТТ не услышат.
Он главную ошибку сделал, что близко слишком подошел, буквально пузом меня оттесняя. И не обратил внимание, что я шляпу правой рукой держу, будто от ветра, дует здесь на горе. И когда я ему за спину взглянула, с выражением, будто увидела там еще кого-то, из своих, да еще крикнула "Валя" (вдруг все ж услышит) — этот купился, хотя трюк старый и известный, но не считал видно он меня опасной совсем, глаза скосил, и голову вполоборота. И через правое плечо, чтоб пистолет не светить, а левым ко мне ближе. На секунду всего полуобернулся — но это был мой шанс!
Вот не умею я шляп носить, хотя идут они мне — но как ветер дунет, я без головного убора. В пятьдесят втором я летала в ГДР, и едва ступила на поле аэродрома Темпельгоф, с меня шляпу сорвало, пришлось кому-то из встречающих геноссе бежать и ловить. Герру Рудински о том доложили — и через неделю, на прощание глава Штази лично вручил мне подарок, коробку красного дерева с набором шляпных булавок, по двадцать сантиметров золингеновской стали такой остроты, что "в человека одним пальцем задвинуть", как Юра Смоленцев сказал, оценив. Оказывается, полвека назад (когда дамы носили шляпы размером с колесо) такие булавки были у женщин не только обязательной принадлежностью (иначе такой парус на голове не удержать), но и столь же известным оружием, как у джентльменов, трость с замаскированным клинком. И Юрка лично меня тренировал — как бить с правой, с левой, по противнику разного роста, в разном ракурсе (конечно, по манекену).
— Оружие первого удара. Для настоящей драки, нормальный нож лучше — им резать можно, полосовать, а не только колоть, и длина больше, и хват удобнее. Но с этим, у тебя громадный шанс на внезапность — начало безобидное, женщина шляпу поправляет, а затем удар в долю секунды, и тонкая игла в руке малозаметна — не блестит и в ладони скрыта наполовину. Даже профессионал может не успеть отреагировать.
Так и здесь — Валя в гостинице истину сказал двум юным карбонариям: если противник грозит вам оружием, то ты можешь его убивать без всяких колебаний. Большой и указательный палец на головке булавки, доворот кисти (за тульей шляпы незаметный) — булавка наполовину извлечена и скрыта в ладони, обратным хватом. И в одно движение, рука чуть в сторону, чтоб выхватить полностью, и удар сверху вниз, в левую надключичную впадину — и ладонью дожать, чтобы на всю длину вошел. Одновременно с блоком моей левой на его правую, чтобы пистолет в сторону отвести, хоть на долю секунды. Удачно, что он так стоял, как я сказала уже, левым плечом ко мне, голову направо повернув, его лицо почти у полей моей шляпы, свою левую поднять для защиты он никак не успевал.
Он все же выстрелил. Но я боли не почувствовала — взяв его правую, вооруженную руку, в захват, как меня учили. Он воет и пытается сопротивляться, брызгая кровью, но левая рука у него плетью висит, двадцать сантиметров стали в организме очень неполезны для здоровья. Добавляю ему носком по голени, локтем правой в нос, и не спускаю глаз со второго стоящего у стены, шагах в пяти от меня. Если он сейчас тоже пистолет выхватит, а не будет стоять статуей, как стоял, мне конец! Но должны же ребята выстрел услышать?
И тут появился Валя! Спрыгнул со стены, там же высота метра три, или даже выше — и ногами прямо в плечи второго бандита, его просто вмяло как тряпичную куклу! А Валя уже возле меня, хватает раненого бандита за вооруженную руку и ломает ему кисть, выдирая пистолет. Добавляет локтем в рожу и окончательно укладывает наземь мордой вниз. И лишь теперь я слышу:
— Анка, ты в порядке?
А я вроде не ранена — нигде не болит. Быстро себя осматриваю, вижу в полах плаща две дырки — хорошо, что я не толстушка. И ветром мою "летящую" накидку раздувало, не было видно, где под ней мое тело, мишень, убивец на пяток сантиметров промахнулся.
— Я цела — отвечаю — а этот, мне плащ порвал. Сказал мне "курва москальская", значит бандеровец.
Тюлень с Мазуром подбежали, быстро включились, грамотно держат обстановку вокруг. Появляются и остальные наши ребята — и Юра вместе с Лючией (что они позже всех, их вины нет, просто на самом дальнем участке стены были). И прикомандированные к киногруппе товарищи от Львовского ГБ, с обычным вопросом, что случилось?
— Анка! — приказывает Юра (тотчас же принявший на себя командование) — давай сейчас в гостиницу, запрись и нос не высовывай, пока не прояснится. Кот, Дед, Тюлень — под вашу ответственность, Кот старший! И возьмите еще машину с охраной, даже две! Люся, ты тоже с Анной, и ни на шаг от нее не отходи, в полной боеготовности — всюду, с ней, ты Киев помнишь? А мы тут разберемся.
Так и ехали — мы в "Зисе-110", впереди "газик" с солдатами, позади грузовик с ними же. Благо, как я уже сказала, массовкой у нас не только студенты были, "поляками" и "ландскнехтами" товарищ Ватутин нам целую роту из львовского гарнизона прислал. Добрались без помех — впрочем, если это и были ОУНовцы, ну не могло у них оказаться большой и хорошо вооруженной банды, чтоб напасть в городе посреди дня, тут товарищ Зеленкин был категоричен. В гостиничный номер (причем не мой, а Лючии — решили, что так будет спокойнее) первым вошел Тюлень с пистолетом наготове. И лишь когда было установлено, что никто нас не подстерегает, мы с римлянкой наконец остались одни.
