Зима стальных метелей (CИ) - Лабунский Станислав (книги бесплатно без TXT, FB2) 📗
— Задача у нас простая. Сейчас привезут еще две группы подъедут, сядем в самолет и улетим в Стокгольм. Там сам решишь, или с нами останешься, или пойдешь в родное посольство, опять на войну, — поясняю ему ситуацию.
— Вы, товарищ капитан НКВД, — ломает мне комедию, — меня с кем-то перепутали…
— Да, с одним старшим лейтенантом, что у меня на дороге документы проверял, помнишь, грузовичок с круглосуточным пропуском по дороге на Автово? А? И вообще, я же тебя не спрашиваю, кто ты и откуда, и тайны мне твои не нужны. Не хочешь лететь — иди на все четыре стороны, — спокойно предлагаю.
Мне он на самом деле не нужен, просто решил сделать доброе дело — спасти человека.
За разговором до забора дошли, а там солдатики трупы в штабеля складывают. Вчетвером пытаются тело наверх закинуть, а не получается. Того и гляди, сами рядом падут и не встанут.
— Давай поможем, — предлагаю. — Только перчатки надень, вши почти наверняка на покойниках.
Шпиона передернуло. Вспомнил, как в общей камере комендатуры сидел.
Три последних трупа на вершину штабеля забросили, они и не весили ничего, кожа да кости. Немецкого диверсанта с непривычки затрясло. Нервы-с.
— Я не знаю, зачем, и кому это нужно, кто обрек их на смерть не дрожащей рукой, только так бесполезно, так зло и ненужно, опустили их в вечный покой, — поет немец русскую классику, и течет у него по щеке слеза.
— И никто не додумался просто встать на колени, и сказать этим мальчикам, что в бездарной стране, даже чистые подвиги — это только ступени, в бесконечные пропасти, к недоступной весне…
Хорошие тексты писал эмигрант Вертинский, не рифмовал «ля-ля-ля» с тополя и словом «бля». Потому и забыт.
Солдатики куда заторопились, ну и мы решили, что нагулялись, хапнули впечатлений и отношения выяснили. Развернулись и к самолету пошли.
Только у самолета все было совсем плохо. Вокруг него стояла чуть ли не целая рота аэродромной охраны во главе с мордатым комиссаром. Возле него терлись три доходяги-солдатика.
— Вот они! — в нас ткнули указующими перстами. — Это они песенки пели, что наша родина — дурацкая! В смысле — бездарная! Враги, сразу видно!
Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. А тут два подряд — шпиона спасаю, и дистрофикам решил помочь. Вот и расплата. Влетел конкретно.
— Михеев, — говорю, — все на борту?
— Да! — отвечает тезка.
Он в распахнутом люке стоит с пулеметом в руках. Двадцать метров до него, и лесенка два метра всего, но не заскочить нам в самолет. А если сделаем попытку прорваться, то и самолету не взлететь.
— Товарищ комиссар, не будем мешать спецрейсу. Они пусть взлетают, а мы спокойно выясним, что там бойцам послышалось, — пытаюсь сгладить ситуацию.
— Экипаж специального самолета задержан в казарме до особого распоряжения, сейчас сюда прибудет следователь особого отдела армии, и разберется с этим вражеским самолетом! — сообщает мне комиссар аэродрома.
— Михеев! Постарайся, чтобы все девицы были счастливы. Немедленно взлетайте. Это приказ, — говорю спокойно, а ведь мы с диверсантом уже почти покойники.
Пограничникам ничего повторять не надо. Лязгнул люк, завыли двигатели, рванули стылый воздух пропеллеры. Повернулся задний колпак с хвостовым пулеметом. От ворот легковая машина несется, торопится особый отдел врагов ловить, только не успевает.
Аэродром стационарный, взлетная полоса ровная, бетонированная, пошел транспортный самолет с места, натужно гудя моторами, и вот уже колеса отрываются от земли, и уходит он прямо в серые тучи.
В небе нам память остается что, след от самолета, след от самолета…
Машинка к нам подъезжает, тормоза визжат, дверка распахивается.
— Ах ты, урод! Упустил! — кричу я, и бью комиссара рукояткой «ТТ» в лицо. — Капитан НКВД! — кричу, здесь, в этой стране, кто громче орет, тот и начальник. — Давай быстрее к штабу, пошлем в погоню истребители, у них транспортник, им не уйти! Этого разгильдяя с собой берем, пусть ответит за свои делишки — месяц у него на аэродроме вражеский самолет ремонтировался да красился!
Заталкиваю комиссара на пол в машину, попутно бью его два раза по голове. А где доносчик? При дистрофии реакция сильно замедляется, но сейчас он снова свой поганый рот откроет, вот уже челюсть вниз пошла для крика, только я раньше успею. Подскакиваю, и бью его ногой в живот. Так-то, родной, бывают в жизни и неприятности.
Тащу за собой немца, залезаем на заднее сидение, ноги ставим на комиссара. Устроились.
— Гони! Упустим! — кричу водителю прямо в ухо.
Работника особого отдела тоже азарт погони захватил, он тоже руками машет — вперед! Только нам-то в штаб не надо. Есть два варианта. Либо хитрить, либо просто машину брать.
— Тормози! Задержанный что-то сказать хочет! Может, важную информацию даст.
Останавливаемся, выскакиваем, стучу водителю — помогай, застрял. Тот только из машины вылезает, как я его на нож насаживаю. Готов. Огибаю машину, диверсант уже шнур сматывает, а следователь задушенный лежит с пеной у рта, кобура расстегнута, пустая.
— Карманы проверь, мы сейчас с тобой как Робинзоны на острове, нам все в хозяйстве может пригодиться, — говорю неожиданному напарнику.
Запихнули тела, на заднее сидение, посмотрел я на датчик топлива, тихо выругался. Вылез, посмотрел в багажник — инструменты кучей свалены, два колеса и больше ничего. Канистры с бензином там не оказалось.
— Давай решать, куда и зачем поедем, — говорю немцу. — Горючего у нас километров на десять, если повезет, то на пятнадцать.
— Мне на фронт, — говорит этот любитель войны.
— И куда? — уточняю.
Есть у него две точки перехода, обе через замерзшую Неву.
— Это у тебя так прорезаются скрытые суицидальные наклонности? — говорю весело. — Пройти через все патрули прифронтовой полосы, линию окопов с советской стороны, а потом выползти на лед, где по тебе начнут стрелять откуда не попадя. Замечательный, — говорю, — план. Хороший ты парень, капитан или майор, но в начальстве у тебя умных людей нет.
— А у тебя? — спрашивает в ответ.
— Я никому не служу, занимаюсь своими делами, а остальное: служба, форма, награды, карьера — просто маскировка, чтобы на общем фоне не выделяться.
Он мое заявление выслушал, головой кивнул, что к сведению принял, и говорит:
— Майор, служба безопасности. Твои предложения?
— Раз не улетели, надо уходить на север к финнам по льду. Ты со своим командованием свяжешься и договоришься, чтобы меня в Швецию пропустили. Лично я уже навоевался досыта, не хочу я советский концлагерь расширять до последнего моря, — говорю шпиону.
— Тогда, может к нам? — предлагает немецкий майор из СД.
— Герр штурмбанфюрер, вам бы не вербовкой заниматься, а личным спасением, — усмехаюсь в ответ. — Тогда вам со мной — в Стокгольм. Стража Севера людей не бросает.
— Воины Гардарики — это вы? — спрашивает, насторожился.
Вот ведь, пошутишь пару раз, а по твою душу ликвидатора пришлют.
— Мы с тобой воеводу со свитой сегодня проводили. Это не наша война. Это вообще не война, просто бойня, не нужная и бесполезная, — отвечаю. — Ты правильно песню выбрал, хоть и знаем мы, кто их убил и за что.
— Да? Скажи и мне, а то мне кажется, что всех их убил я… — печалится лютый враг.
— Успокойся, всех их убил товарищ Сталин за право советских людей превратить в помойку чистый городок Выборг. Ты тут абсолютно не причем, — успокаиваю я его. — Что делать-то будем?
— Пробираться на север, — соглашается шпион с моим предложением.
Легко сказать, да трудно сделать. Нам нужно машину заправить. Где? Как? Вопросов много, ответов нет. Раз я здесь остался, надо полезное дело сделать. Заехали в адмиралтейство, я там рапорт оставил о гибели всего личного состава Ладожского отдела Смерш. И всех подконвойных. Попал в машину гаубичный снаряд, и исчезли все бесследно в огне и пламени. Умерли все. Подпись неразборчиво.
Сдал дежурному, поклянчил бензина, не дали. Каждый литр распределяет начальник отдела снабжения лично, надо — иди, проси. Надо — но не пойду. Предложить нечего. Так, отсюда недалеко знакомая мне школа. Он еще осенью была приведена в жуткое состояние — никогда не понимал привычки русских людей все ломать и портить, а также гадить, где попало. Зато там можно временно расположиться, и машину есть куда поставить, и трупы в подвал скинем. А то так с ними и катаемся, ладно еще, пропуск особого отдела патрули отпугивает. Но к вечеру следователя начнут искать, машину объявят в розыск.