Атташе (СИ) - Капба Евгений Адгурович (читать книги онлайн без сокращений txt, fb2) 📗
— Из-за Лилианы подошли первые сыновья во главе с Луисом Боотой. Федералистам придется сдаться!
Остатки разгромленных частей противника по иронии судьбы укрылись в том самом русле реки, которое мы использовали для обходного маневра, и теперь выжившие командиры решали, как им быть дальше. Судя по всему, там расположилось несколько тысяч человек — и они понятия не имели, что делать.
Я снял треснувшие солнечные очки и выбросил их к чертовой матери. Светочувствительность — теперь это было меньшее, что меня волновало. Нужно было возвращаться в лагерь на берегу, и я с ужасом думал о том, что стало с лазаретом, с медиками и пациентами, не успевшими эвакуироваться до начала артобстрела... Там ведь были наши, имперские мужчины и женщины! И кафры, и гемайны, которые за последние месяцы стали для меня такими же соотечественниками, как жители Груманта, Мангазеи или берегов Эвксины...
Кузьма шел ко мне и на ходу пытался отщелкнуть последний, пустой дисковый магазин от пулемета. Его хаки был в крови, но от госпитализации преторианец отказался: мол, царапина.
— Господа офицеры, а это еще что за черт? — он поднял голову к небу.
— Это не черт, — сказал я, — Это Уткин.
— Уткин? — удивился Феликс, — А он тут чего забыл?
Хорошо знакомый мне аэроплан "Давид" летел, гудя мотором, чуть ниже облаков — по направлению к руслу реки, где укрылись федералисты. Вдруг от него отделился какой-то предмет и полетел вниз, постепенно уменьшаясь в размерах. Затем — снова и снова, около десяти непонятных штуковин устремились к земле. Я понял, что это, буквально через несколько мгновений: листы бумаги крутились и вертелись в воздухе, планируя и разлетаясь по всей округе.
Один из них принес Буба — усталый и потрепанный, но несломленный.
— Минеер командир, а что тут написано? — спросил он и шмыгнул разбитым носом.
Феликс выдернул листовку из рук кафра и принялся читать. Его лицо менялось с каждой строчкой, а потом он уставился на нас ошалевшими глазами:
— Перемирие, господа! Они заключили перемирие!
Это было очень странное чувство: тянущая пустота в душе. Абсолютное непонимание того, что делать и как жить дальше. Я переставлял ноги, сжимал эфес шашки, а в голове шевелилось некое чувство де жа вю — я уже переживал это раньше, на дворцовой площади, в столице, когда ликующая толпа солдат и горожан внесла Императора в тронный зал и короновала на царство. Сейчас было так же.
Теперь — куда? В Империю — к Артуру Николаевичу? Обратно — в гимназию, на побережье Эвксины? Или остаться здесь, в Натале — налаживать мирную жизнь, работать военным атташе при посольстве Империи? Или на Сипангу — к Джимми Коллинзу и Джеку Доусону, двигать курьерский бизнес?
Эти мысли были какими-то фантастическими, слишком далекими от реальности, чтобы стать проводниками в будущее. Ясно было одно — следовало позаботиться о раненых кафрах, присмотреть, чтобы их устроили не хуже легионеров и гемайнов. И помочь разгребать завалы в лагере.
У гемайнов были и другие заботы — например, интернировать и сопроводить к линии соприкосновения пятнадцать или двадцать тысяч городских ополченцев, которые тоже прочли листовки и теперь скидывали оружие в огромные кучи на дне высохшей речки. Подумать только, двадцать тысяч! Если бы они просто продолжали стрелять — мы все были бы трупами. Видит Бог, фронт и вправду проходит по человеческим душам...
Первым, что я разглядел, было два знамени — Конгрегации Наталь и Империи. Черные полотнища — с аскетичным крестом и нашим имперским орлом — реяли рядом. Теперь можно было не опасаться дипломатического скандала — перемирие! Натальский флаг был в нескольких местах пробит пулями, на имперском виднелись бурые пятна. Я подумал, что кто-то из наших, наверное, хранил его под одеждой и штандарт впитал в себя солдатскую кровь.
Под знаменам замер караул легионеров — дюжина крепких мужчин с суровыми лицами. Парадный строй в окружении полуразрушенных артиллерийским огнем укреплений, тлеющих палаток и дымящихся воронок от снарядов смотрелся контрастно. Чуть поодаль трепетал на ветру небольшой флажок с красным крестом — там оказывали помощь раненым.
— Господь всемогущий! — навстречу мне широкими шагам направлялся подполковник Шендерович, — Вы — герои! Я такого со времен Великой Войны не видал! Я напишу реляцию, такую реляцию, что ей-Богу... Тут Серебряный крест каждому нужно вешать на грудь!
Голова у него была перебинтована, но глаза сверкали всё тем же ледяным огнем. Он, вообще-то, тоже был героем.
— Мы потеряли тысячу семьсот человек, — сказал я, — Господин подполковник, будьте любезны, распорядитесь, чтобы бойцам оказали своевременную медицинскую помощь... Не хотелось бы потерять кого-то еще.
— Да-да, конечно. К нам из-за Лилианы уже подходит помощь!
Гемайны перебрасывали тыловые и медицинские части со стороны Великого Трека, так что, в общем-то, всё должно было наладиться. Буба уже быстро-быстро что-то говорил своим соплеменникам, и раненые послушно выстраивались в очередь перед уцелевшими палатками с красными крестами, остальные располагались тут же, на земле, и моментально засыпали, по-детски положив под щеку ладонь.
Я почувствовал, что тоже зверски хочу спать. Попытка найти нашу с Феликсом палатку ничего не дала — на ее месте зияла воронка от снаряда семидесятипятимиллиметровки Канэ. А вот растущая рядом казуарина — деревце с довольно пышной кроной — уцелела. Разве что ствол ее был посечен осколками, да некоторое количество ветвей валялось там и сям. Плюнув, я подтащил под дерево какой-то кусок брезента, сложил его вчетверо и улегся, сунув фуражку под голову, а портупею с шашкой и револьвером сложил у правой руки.
Сон навалился тысячепудовой гранитной плитой — черный, непроницаемый, тяжелый, без сновидений и чувств.
Проснулся я от голосов неподалеку. Было темно, но первые лучи солнца уже подкрасили небеса над вельдом легкомысленными отблесками над самым горизонтом. Неужели — проспал до рассвета? Это сколько часов — пятнадцать? Двадцать?
На этом странности не заканчивались: вместо фуражки под головой у меня удобно расположилась скатка из банного полотенца, укрыт я был клетчатым легким одеялом, даже сапоги с меня снял неизвестный ангел-хранитель. Они были вычищены и стояли рядом с аккуратно сложенной портупеей и шашкой в ножнах. Фантастика!
Приподнявшись на локтях, я некоторое время подозрительно смотрел на сверкающие от гуталина сапоги, потом сел и осмотрелся. Лагерь почти привели в порядок, мусор и обломки вывезли. Через Лилиану наладили паромное сообщение — плоскодонная самоходная баржа мигала бортовыми огнями — и установили еще два понтонных моста, по которым непрерывно двигались люди и повозки.
Горели костры по периметру, перекликались часовые.
Я потянулся за сапогами и обнаружил еще один приятный сюрприз: корзинка с половиной буханки пшеничного хлеба, кольцом колбасы и куском сыру. И пару веточек зелени лежали сверху — весьма эстетично. И бутылочка легкого молодого вина так и притягивала взгляд и вызывала обильное слюноотделение... Истинно — ангел мимо пролетал, что ли?
— Коль ты старый человек, дядей будешь мне навек! Коли парень ты румяный, братец будешь мне названый. Коль старушка — будь мне мать — так и стану величать. Коли красная девица... Коли красная девица... — чем там заканчивалась цитата из классики, я запамятовал, да и те самые, разбудившие меня, голоса приблизились и стали гораздо более отчетливыми.
Один из них совершенно точно принадлежал доктору Ивану Карловичу Глазенапу, а второй — молодой женщине. Бахметьева?
— ...решайте сами. Уверен, в Натале вам найдется достойное занятие. Архиепископ Стааль анонсировал основание университета — вы могли бы устроиться в университетской клинике. Сможете и поработать, и аттестацию пройти. Вы — врач от Бога! Вам суждено быть доктором. Здесь или в Империи, у князя Тревельяна — он очень лестно о вас отзывался, с удовольствием примет. Господи, да для вас все дороги открыты!
