Князь Угличский (СИ) - Уточкин Владимир Николаевич (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Ткацкий стан выдает в год тысячу пятьсот аршин сукна. Простецкая сермяжная шерстяная ткань ценится в пять новгородок за аршин. У меня сукно много лучше, от того дороже, сорок новгородок. Стан выдает в год сукна на шестьсот рублей, минус плата по пять рубликов на десять рабочих на стан и минус сырье рублей десять, имеем чистую прибыль пятьсот сорок рублей.
А у нас теперь есть бумажное, льноткацкое, производство оптических приборов. В моей стране, где фактически отсутствует сложное производство, деньги лежат под ногами. Нужны люди, а этим ресурсом моя страна богата. Вот чем надо заняться в тяжелое время — строительством фабрик и запуском производств. С тем и отправился к Годунову.
— Здравствуй, Борис Федорович. — Поприветствовал я тестя, войдя в горницу, после доклада слуги.
— Здравствуй Димитрий. Почто пришел? Беда какая аль радость приключилась?
Я выложил перед царедворцем свои расчеты на листе бумаги. Тот, слегка поморщившись на новый алфавит, вчитался в текст.
— Ну да — ну да. — Согласился он с выкладками. — Або чего такое бюджет?
— Это такой способ учета денег. Пишешь чего надобно и деньги, каковые есть делишь по усмотрению. Коли случаются лишние доходы, то можно добавить по нуждам, али внести новые траты, зато опосля завсегда можно понять, куда деньга и на какие потребности пошла.
— Хитро. По твоим вычетам с новинами трудными, мочно нам новое войско содержать станет?
— По цифири судя да. — Ответил я.
— Або кому ж мы все энто продавать станем? — Озадачился Годунов.
— Мало ли народу под Богом ходит. Нашим людишкам, на закат в Европу, на восход в Сибирские земли и дальше в Китай, на полудень персам. Главное иметь, чего продать. Европа от азиатских держав, вельми тесно населенных, отделена враждебным турским царством. Або мы из Европы можем брать придумки мудреные, али сами выделывать и хитрый товар с великой лихвой торговать в те страны. Дорога опять же железная, нам в достаток.
— Что ж, деньга нам завсегда нужна. Тако и порешим. Яз выберу места для основания новых затей, укажу дьякам в Сибирском приказе, пущай добудут в казну довольно соболя живьем. Або за тобою способ каковым обычаем ладить амбары, да станки для выделки. Как думаешь управлять таковыми многыми мануфактурами? Дьяки приказные, мыслю не поспеют за всими досмотр учинять?
— Яз, Борис Федорович, своим лучшим свитским, ужо давно дарю доли в своих затеях, от того и присмотр от тех людей за делом и приязнь к труду родится. Да и к лучшему, внегда достаточных людей в державе больше.
— Государь оценит твою затею об казенных новинах. Готовь епистолию. Денег дам. Да вот вспомнил, ты просил вызнать об книжках гречанки — прабабки твоей. Так вот была либерея. Мало того всем про неё ведомо и все знают где она хранится.
— Большая? Книг много?
— Нет, не особо, с полсотни инкунабул. Вправду, монаси сказывают, лучшие древние книги цареградские.
— Так, где ж они хранятся?
— Того никто не знает.
— Как так? Ты же только молвил, або всем известно, где они лежат?
— Цареградская царевна Софья строптива была безмерно. Даже един раз при татарском баскаке золотоордынского царя Ахмата стыдила мужа и честь его умаляла. За то не раз бита была мужниной рукой. Вот однажды тако князь Иван Великий озлобился, что решился примерно наказать жену свою непокорную, або коли та выше всего любила книги свои, то он всю либерею у ней отнял и дабы не иметь жалости, повелел замуровать ея в стенах строящегося Успенского собора. Про место то, ведал фрязин-строитель да каменьщики псковские, что творили кладку стен. Опосля великий князь фрязину под страхом смертным запретил выдавать то место, бо псковичей то ли выслал, або кто сказывает, ослепил и языков лишил. Тако всем ведомо, где книжки лежат, но место то никому не знаемо. Або к чему тебе сии книжонки, государь для тебя не пожалеет либереи отца твово. Тама книг без счету и на словенском, и на персидском и на других языцах. Вон, како Казань брали все книги царские в казну пояли. Так и лежат в велицых сундуках в тайном месте под царевым дворцом. Коли пожелаешь прям на днях и сходим до них.
— Спаси Бог, интересно мне, яз с Ксенией до тебя приду днесь для того. Борис Федорович, новый полк внегда ставить станем?
— Како дожди энти проклятущие окончатся тако и зачнем. По зиме людишек сберем и примемся казания творить. Яз ужо приказал древодельцев согнать и леса довольно запасено. Сельцо Измайлово, что отписано в казну из вотчин израдцев Романовых-Захарьиных. Место глухое, опричь от очей шпегов, да иноземцев злокозненных. Твоих бывших потешных, как призвал на смотр, держу при дворе. Воин един, зовется Гришка Отрепьев из Нелидовых, вельми справный да разумный, глянулся мне, хошь и с бородавкой на лике. Мож для службы его себе оставлю.
Я посмотрел на Годунова и, задумавшись, все же выдал страшную тайну:
— Он это.
— Кто? — Не понял меня боярин и конюший.
— Коли бы яз помер, он должен был сбежать к ляхам и выдать себя за выжившего меня, або опосля привести на наши земли врагов.
Боярин встал, прошелся по горнице, и тяжело на меня посмотрел.
— Об таковом молчать не след. Вскую прежде не сказывал?
— Борис Федорович. Стоит ли ныне об том помышлять. Все уж иначе обернулось и изменником ему уж не быть, а слуга он способный, ты об том сам сказывал.
— Умрет он сегодня. Не моги мне перечить, яз лучше ведаю. Возьму грех на себя. Коли знаешь, про кого або он суть злонравный человечишка, не след ему расти в чинах, да близ трона тереться. Змею надобно давить, покуда ядовитые зубья себе не отрастила.
— Борис Федорович, не держи зла про него. Того уж сбыться не может. Господь иначе решил.
— Да, — протянул Годунов, — гляжу на тоби яз и понимаю, рано тебе бармы носить. Велицы оне тебе покуда. Ну дай Бог, под моим приглядом дорастешь. Внемли мне, пожившему в тяжкие годы: государь жалости иметь не может, ибо он не есть человек простецкий. В ем часть горних сил живет, або Господь хучь и милостив, ано внегда надобно города во прах повергает, како постыдные Содом и Гомору и сына на смерть страшную отдает, како Христа. Помысли об том на досуге. — Больше я Отрепьева не видел.
Год шел к концу, когда с Каменного пояса вернулся сеунч от устюженской экспедиции. Все кузнецы остались на Урале, где подтвердились богатые залежи добрых руд. От воеводы острога, который должен был за несколько лет, превратиться в крепость пришло письмо следующего содержания:
"Князю моему, окольничему и слуге государеву, царевичу Дмитрию Углицкому пишет слуга твой воевода Юрюзани Иван Лошаков. Пришли на берег ко острогу ладно, без потерь. Местные дикие вогулы пугаются зело самоходного корабля. Оставив рудных людишек твоих с охраной, ушли к Усолью. Острог здесь весьма ладный на высоком месте. Те пушчонки, что со стругами отсылали вельми удачно стоят и других затинных пищалей довольно. Стрельцы местные обжились ужо, и всё село ладно стоит, и церковь деревянная новая. А места тута красивые изрядно, реки полноводны и видно далеко окрест. Пояли на Усолье без малого десять тыщ пудов доброй соли выработанной мастерами за зиму. Как ты указал, при всем люде пожаловал олафой усольского голову Оврамку и лутчих людишек. Тако же от твово государь имени пожаловал Усолье грамотой уставной и народец к тому доволен был, абно людишки здеся больно дикие. А опосля како сгрузил с тиунами твоими соль на продажу в Казани, то повертался ко Юрюзани. А река та вельми извилиста и идет дикими местами. Кузнецы твои государь с вожами царскими руду нашли и той рудой довольны вельми. И для пробы добыли в горе руды четыре пуда и семь с половиной безменов и в малой доменке кою построили, плавили ея и мастер Фома Неверов плавил тож, а железа вышло из нее пуда з два, и с этого железа сделано ножей, да жало на копье он ковал, а железо самое доброе, не плоше свицкого, а к оружейному делу лутче свицкого. Тако кузнецы от руды уйти не пожелали и просют тебя прислать сюды семьи их и мастерам на Устюжну передать обрасец руд и железные полосы с Каменного пояса. А сюды к острогу потянулись местные жители от того, что ковалей умелых для железа тута нету, и купцы с Сибирской земли приходили уже и просили железа доброго сколь можем выделывать, молвили: сколь добудем, столь заберут. Тако по твоей воле и указу великого государя здеся с полсотни людишек и к весне приуготовим леса в избытке для строительства дворов для поселения кузнечных мастеров. А живут здеся окрест племена вогулов, остяков и татар и во Христа не верят они. Ну, коль монаси на сию земельку придут, то свет веры православной и до диких жителей мест сих донесут. Поклон свой шлю тебе, государь мой, и кузнецы тебя благодарят, и поклоны свои кладут".
