Зауряд-врач (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
Они посмотрели на меня.
– Через час будут, – сказал я…
Глава 17
— Ваше превосходительство! Военный врач, надворный советник Валериан Витольдович Довнар-Подляский. Представляюсь по случаю назначения меня начальником медицинского батальона вверенной вам дивизии!
– Приветствую вас, господин надворный советник! — кивнул Беркалов. – Снимайте шинель и проходите к столу. Поговорим.
Посетитель подчинился. Когда он, сняв шинель и фуражку, повернулся к столу, генерал едва не присвистнул от удивления. Китель врача украшали два ордена. И один из них, как разглядел Беркалов, был Георгием четвертой степени.
— За что? – спросил генерал, указав на Георгия, когда гость устроился за столом.
– Отбил нападение немцев на лазарет.
– Сколько их было?
— Эскадрон драгун.
— А вас?
– Я и пятеро раненых.
— И вы справились?!
-- Если быть точным, отбили одну атаку. Положили полтора десятка драгун, потеряв при этом троих своих. Потом подоспели казаки.
– Где учились воевать?
– В окопах. Начинал вольноопределяющимся Могилевского полка седьмой дивизии.
– У Александра Семеновича?
– Так точно.
– Странная у вас биография. Почему сразу не врачом?
– Документов не было. Учился в Германии и бежал, когда началась война. Спешил, чтобы не интернировали, поэтому не успел захватить. В окопах заболел аппендицитом. После операции в лазарете разговорился с начальником госпиталя. Тот проэкзаменовал меня и нашел мои знания достаточными. Похлопотал о звании зауряд-врача.
– Врачей не хватает, – согласился Беркалов. – А Владимир за что?
– Сохранил жизнь командующему фронтом. Его доставили к нам с тяжелым ранением в грудь. Начальник лазарета оперировать не мог: при нападении немцев пуля пробила ему руку. Пришлось мне. Операция прошла успешно.
– Погодите! – сказал генерал. – Так это вы оперировали Брусилова?
– Так точно, ваше превосходительство!
– Давайте без чинов, Валериан Витольдович. Вы хоть не офицер, но доктор боевой. Таким, как вы, мы всегда рады. Меня зовут Евгений Александрович. Слыхал я про историю с Брусиловым. К нам каким ветром? После спасения командующего вас должны были милостями осыпать.
– Так и осыпали. Но я повел себя неправильно. Нужно было лизнуть, а я гавкнул.
Беркалов расхохотался.
– Рассмешили, Валериан Витольдович, – сказал, вытерев выступившие от смеха слезы. – Надо будут запомнить. Как вы сказали? Следовало лизнуть, а я гавкнул? Сразу видно фронтовика. Мы тут не расшаркиваемся, говорим, как есть. А теперь объясните мне, что такое медицинский батальон? И чем вас лазарет не устраивает?
– Разрешите вопрос, Евгений Александрович?
Беркалов кивнул.
– Сколько потеряла дивизия ранеными за последние полгода?
– Точную цифру не назову, но более тысячи человек.
– Где эти люди?
– Увезли в тыл.
– Обратно вернулись?
– Нет. Прислали пополнение на замену.
– Новобранцев или опытных солдат?
– Главным образом новобранцев. Их еще учить и учить, – вздохнул генерал.
– А теперь представьте, что большинство ваших раненых остаются здесь. Подлечились и вернулись в окопы. Опытные, обстрелянные бойцы, которых не нужно учить и натаскивать.
Генерал с интересом посмотрел на врача.
– Замена лазарета медсанбатом, это не смена вывески, а другая система организации медицинской службы. Легкораненые будут оставаться на месте. Тяжелых прооперируем и отправим в тыл, где их будут основательно лечить. Легкие через неделю-другую, максимум три, вернутся в строй.
– А справитесь? Раненых много. Начальник лазарета жаловался, что зашивается.
– Нам добавят врачей, мне это обещали. Несложный уход за ранеными и хозяйственные работы будут исполнять команды выздоравливающих. Нечего им прохлаждаться.
– Разумно, – согласился Беркалов. – Кто это все придумал?
– Я.
– И вас за это на фронт?
– По заведенному порядку инициатива имеет инициатора.
Генерал снова расхохотался.
– Веселый вы человек, Валериан Витольдович! Люблю таких. Что ж, принимайте дела. Начальник лазарета сдаст их с удовольствием. Давно просится в тыл. Встретьтесь и поговорите с полковыми батюшками: они заведуют перевязочными пунктами в полках. Надеюсь, найдете общий язык. Вы православный?
– Католик.
– Не страшно. У нас тут даже мусульмане с иудеями имеются. Некоторые даже причащаться ходят.
– И их допускают?
– Почему бы и нет: кровь льем одинаково[1]. Все – души Божьи. Удачи, Валериан Витольдович! Держите меня в курсе событий. Будет нужда, обращайтесь!
– Благодарю, ваше превосходительство!
После разговора с начальником[2] дивизии меня на телеге отвезли в лазарет. Там я понял скепсис генерала. Лазарет размещался в землянках, которые вырыли на поляне в лесу. Длинные, выстроившиеся рядами, предназначались для раненых. Они большей частью пустовали, почему, я понял потом. Заглянул. Нары, сколоченные из бревен и грубо оструганных досок, такой же самодельный стол в центре, печка из железной бочки у дальней стены. Освещение керосиновыми лампами, от которых в воздухе стоит гарь. В землянке размещалась и операционная. Эта имела над землей несколько венцов из бревен с прорезанными в них маленькими окошками. Света недостаточно, поэтому и здесь применяли лампы. В землянках жил и медицинский персонал.
Причина такого расположения оказалась простой. Вследствие ожесточенных боев, когда позиции переходили из рук в руки, целых зданий в тылу дивизии не осталось. Кирпичные разбили снарядами, деревянные сгорели. Генерал – и тот жил в блиндаже, где меня и принял. Ладно, землянки. Еще хуже обстояли дела с помощью раненым. Четыре врача, среди которых ни одного хирурга! Всей заботы – перевязать или наспех зашить рану, после чего побыстрей отправить раненого в тыл. А поскольку вывозят ночью – днем немцы обстреливают дорогу, то многие до эвакуации не доживают, о чем свидетельствовало обширное кладбище за лазаретом. И это притом, что не всех раненых отправляют в лазарет. С отдаленных позиций их везут к железнодорожным станциям, а оттуда – в глубокий тыл.
– Так не годится, господа! – сказал я, собрав медицинский персонал, после того, как мне все показали и рассказали. – С этого дня все кардинально меняется. Раненых будем оперировать на месте. Легких оставлять для долечивания, тяжелых – отправлять в тыловые госпитали.
– А кто будет оперировать? – спросил немолодой зауряд-врач с аккуратной бородкой, который представился Николаем Семеновичем Загоруйко. – Мы этого не умеем.
– Я хирург. Еще двое прибудут на днях. Остальных будем учить.
– Не поздно? – засомневался Загоруйко. – Я, знаете ли, акушер.
– Кесарево сечение делать приходилось?
– Иногда.
– Значит, ланцет в руках держать умеете.
– Одно дело родовспоможение, другое – проникающее ранение грудной клетки.
– Торакальными займусь я, как и абдоминальными. А вот почистить рану в мягких тканях, провести ампутацию по силам любому.
Врачи недовольно загудели. Я поднял руку, шум утих.
– В лазарете, где я служил, это с успехом делал дантист. Не беспокойтесь, я покажу и научу. На первых порах буду стоять рядом и подсказывать. Знаете поговорку: «Глаза боятся, а руки делают»? Понимаю ваши опасения: по неопытности можно навредить. Но куда хуже отправлять солдат в тыл с необработанными ранами. Нагноения и гангрена убьют их с большей вероятностью, чем наши ошибки, хотя мы постараемся их не допустить.
– У нас и инструмента-то в должном количестве нет, – сказал молодой зауряд-врач, который назвался Иваном Александровичем Красновым, бывшим ординатором уездной больницы. – Сколько просили – не присылают. Говорят: зачем вам? Все равно не оперируете.
– Я кое-что привез. Посмотрим?
