Назад в юность - Сапаров Александр Юрьевич (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
Этим вечером мне нужно было на дежурство в больницу. Пришел я злой и уставший. По дороге размышлял о том, что недаром гинеколог сразу переложила на меня всю работу. Если она так работает каждый день, то это просто ужас. Ведь когда я уходил из консультации, весь коридор был полон женщин, пришедших к врачам, работающим во вторую смену. Конечно, ведь к деторождению приступило мое поколение родившихся после войны, и этот бум только начинается. И самое интересное – никто никаких материнских капиталов нам не обещает. Но зато детская коляска стоит двенадцать рублей, распашонка – пятьдесят копеек, а детское питание пусть и в меньшем количестве, зато натуральное и дешевое. И в детском саду, если предложить деньги за прием ребенка, заведующая, наверное, в обморок упадет.
Придя на работу, я сразу завалился на диван в гардеробной, благо меня никто пока никуда не вызывал. Полежав часа полтора, я все же отправился в приемный покой, где сегодня вновь хозяйничал Ругоев. Тот опять начал баять истории о своих победах. Рассказал о визите в ИТАР. Там он попытался пообщаться за чаем с медсестрами. После этого спустился вниз в приемный покой, куда через несколько минут пришел Петр Анатольевич и в ласковых выражениях объяснил нашему Казанове, что девочки в ИТАРе – для него табу, что эти девочки – только для сотрудников отделения, и то не для всех. Мы поржали над такой ревностью, обозвав Петра Анатольевича собакой на сене.
«Скорая» привезла молодого пьяного парня с травмой лица. Мы отмыли грязь и кровь и выяснили, что там только ушибы и ссадины, но, учитывая, что он спал, на всякий случай оставили в коридоре. Вдруг это начинающаяся кома после травмы, которую мы не видим. Травматолог еще не приехал, и мы пошли опять поболтать. Неожиданно из коридора послышался шум. Выйдя, мы увидели, что парень сидит на кушетке и ощупывает свою челюсть. Он не понимал ничего, что мы ему говорим. Кое-как его уложили, но он скоро стал агрессивным и пытался с нами драться. Как мне хотелось его треснуть, просто кулаки чесались! Пока мы с ним боролись, к нам зашел травматолог Александр Сергеевич. Ростом он был, пожалуй, с меня, а вот в ширину – в два раза больше. Опытным глазом он оглядел больного.
– Здоров! – сделал Александр Сергеевич заключение, вывел парня на крыльцо и отвесил ему такого пенделя, что тот рыбкой улетел на землю.
Полежав несколько минут, парень отправился искать на свою задницу следующих приключений.
Зайдя вовнутрь, Александр Сергеевич с раздражением спросил:
– Что, сразу не мокли его отсюда наладит? Меня ждали?
На что Ругоев с гаденькой улыбкой сказал:
– Та, Алексантр Сергеевич, мы так-кое дело без вашеко разрежения никак не мокли зделать.
Александр Сергеевич взвился:
– Перестань меня передразнивать, я так-к не говорю!
И мы все вместе дружно засмеялись.
Но на этом эпопея не закончилась.
В одном из корпусов больницы на первом этаже было расположено кожно-венерологическое отделение, но, как обычно, кожные больные в нем не лежали, а лежали в основном больные сифилисом. Так вот, когда больной узнает, что у него сифилис, то часто это сопровождается определенными психическими расстройствами, депрессиями, подавленным настроением. Но когда он попадает в стационар, где вокруг него десятки таких же людей, да еще выясняется, что сифилис довольно хорошо лечится, у больного наступает откат, у некоторых доходящий до эйфории. Они начинают радоваться жизни, а это значит, что надо сбегать в магазин за бутылочкой. А потом ночью в отделении уже нет женских и мужских палат, а есть общие, где пьют, веселятся, ну и все остальное. А бедная медсестра и санитарка, закрывшись на замок, тихонько сидят в сестринской. И, как часто бывает, это веселье заканчивается дракой.
И вот нам такая медсестра позвонила по внутреннему телефону, пока еще не стемнело, и дрожащим голосом попросила вызвать милицию. Когда приехала милиция, мы с Ругоевым вышли посмотреть, что там происходит. В черный «воронок» уже усадили несколько человек, и два милиционера подкрадывались к пьяной женщине, сидевшей на подоконнике. Неожиданно она повернулась к милиционерам и закричала:
– Вот как сейчас плюну на вас – и с нами будете лечиться!
Оба служителя порядка резко отпрыгнули назад и со словами:
– Да ну ее, нам и этих хватит, – отправились в отделение.
Мы же с Сережкой, устав от смеха, пошли обратно, надеясь, что нам наконец-то удастся поспать.
Пятый курс начался уже привычной рутинной учебой. Работу я по-прежнему не бросал: она не очень утомляла меня и служила достаточным подспорьем для нашей семьи. Жили мы скромно, без изысков, так как ходить к родственникам за деньгами не очень хотелось. Мне было хорошо и надежно с Аней, и я надеялся, что ей так же хорошо со мной. О будущей разлуке я пока не очень задумывался, хотя Аня иногда начинала беспричинно лить слезы, напоминая мне свой прошлый школьный образ плаксы.
На пятом курсе пора было определяться с выбором профессии, потому что на шестом курсе уже шла специализация. Я был весь в сомнениях: остаться, как в прошлой жизни, хирургом или все-таки, учитывая пожелания Чазова, заняться кардиологией. Но потом все же подумал, что лучше выбирать профессию, в которой уже был когда-то хорошим специалистом. На пятом курсе начался и цикл так ожидаемой мною психиатрии. Наша декан, которая раньше вела этот цикл и очень хорошо ко мне относилась, уже была на пенсии, и курс возглавил довольно молодой доцент Михаил Львович Дворкин.
Я до этого ни разу не был в нашей психиатрической больнице. Когда мы туда пришли, я был поражен этим жалким зрелищем. Среди одноэтажной деревянной застройки начала века на берегу Онежского озера стояло несколько таких же зданий больницы, пара из них – двухэтажные. Рядом с больницей пациенты в унылой больничной униформе пилили дрова под зорким присмотром санитаров. После больницы Скворцова-Степанова в Питере, которая представляла собой целый больничный городок, где я занимался в прошлой жизни (правда, там здания, пожалуй, были еще более древние), наша энская больница казалась пародией на учреждение здравоохранения. Тем не менее и в ней лежали такие же больные, нуждающиеся в лечении и присмотре.
Михаил Львович, к моему удовольствию, оказался фанатом гипноза. Я благоразумно старался не выказывать слишком большого интереса к этой теме и воздействовал на нашего преподавателя опосредованно, через девчонок, которым я теперь мог внушить такое любопытство очень легко. Михаил Львович, как большинство достаточно молодых людей, легко поддавался женским просьбам и неоднократно устраивал сеансы гипноза в присутствии нашей группы. Надо сказать, не всегда они ему удавались. Но он потом проводил с нами разбор, где мы размышляли над причиной такой неудачи. Никто из наших девушек такой проблемой не увлекся, и вообще все они просто мечтали побыстрее закончить этот цикл и не сидеть под замком в запертых помещениях, слушая навязчивые комплименты больных, а иногда получая и более непристойные предложения, высказываемые, по-моему, просто с целью напугать молоденьких студенток. Мне же хотелось, чтобы этот цикл длился по принципу «чем дольше, тем лучше», потому что изучать самостоятельно такую дисциплину слишком сложно, даже при большом желании.
Одна из наших девушек, работавшая по ночам медсестрой в терапевтическом отделении, где-то прикупила тогда еще редкий медицинский халат из нейлона и очень гордилась им. Носила его на работу и на занятия, не снимая, хотя он отличался очень хорошей прозрачностью. Косметика у нее тоже соответствовала халату. Михаил Львович еще в первое занятие предупредил ее, что так одеваться в психиатрической больнице нельзя, но на следующий день студентка пришла в таком же виде. Во время перерыва в занятиях она неосторожно пошла одна через отделение, где ее подхватил на руки восхитившийся ее откровенным видом паренек и понес к себе в палату. А там положил на кровать и начал снимать все немногочисленные тряпочки, а остальные четырнадцать человек в этой палате столпились вокруг и помогали советами.
