Прыщ - Бирюк В. (читать книги без регистрации полные txt) 📗

Однако мой захват за рукав, доворот и толчок… помогли главному оружничему свободно продолжить его собственное движение. Ускоренно. Актуальность «сбора костей» переместилась на другую персону.

Не надо иллюзий: эти «янычары» годами сидят по лавкам с подогнутыми ногами, не открывая глаз, не издавая иных звуков, кроме пофыркивания и похрюкивания, но убойный удар они наносят. И сами — держат. «Ручки-то помнят».

Будда полежал, провожая меня взглядом, пока я далеко обходил его по кругу. Старчески кряхтя дополз на четвереньках до стеллажа с мечами, начал подниматься, постанывая… И вдруг зарычал, выдёргивая из вороха попавшийся ему под руку:

— Дрянь! Мерзь! Дерьмо!

— Тихо, тихо, дядя Гаврила. Главное — спокойствие…

— К-какой я тебе дядя?!!! Кукушонок! Подкидыш! Отродье диавольское…

— Воздвигательный меч схватил! Его же потом хрен отчистишь! А тут Крещение. И куда князь с грязным?!

Будда недоуменно посмотрел на меня, на железку в руках, наклонил клинок, углядел пятнышко, плюнул, потёр рукавом… Снова злобно уставился на меня.

— Давай поговорим сперва. Убить меня, дядя Гаврила — надо в очередь становится. Знаешь, сколько таких… желальщиков есть? С чего я сюда и забился.

— Заслужил. Гадёныш.

— Ага. Вот и она — с этого начала. А потом, вроде, разошлись миром. Положи железку да пойдём, у меня ещё узвар горячий есть. Потолкуем.

— Хрена мне с изменником толковать да узвары распивать! Голову те рубить надоть немедля! Ладно. Сказывай.

Зашли в мой чулан. Запах… Будда только фыркнул.

— Будто в конюшне у жеребцов стоялых. Ну!

— Вот что, господин главный оружничий, сказывать мне нечего. Потому что тебе — ничего слышать не надобно. Ты ничего не слыхал, ничего не видал и, даже, ничего не унюхивал. Тихо! А княжна забегала — стилет костяной себе взять поиграться. Об чём я твоей главно-оружейной милости — только что и доклал. И ничего более ты не знаешь. И знать — не хочешь. Тихо! Потому как про разное много чего знающих — Демьян-кравчий на дыбе развешивает. Я там побывал — мне не понравилось. И тебе не советую. Не корысти ради, не пользы для, а исключительно по старой вашей с Акимом дружбе.

Будда крутил кружку в руках, пару раз пытался мне возразить. Но против Соломона с его: «умножающий познания — умножает печали»…

— Ваня, ведь это ж смерть! Ведь донесёт кто — живьём выпотрошат! Ну что ты как дитя малое?! Ведь других же полно! Хочешь — я тебе серебра дам? Сходи хоть по вдовушкам, хоть по купчихам каким… А то такие красавицы да затейницы есть… Да ты ж себе всяких-таких-разэтаких хоть с десяток найдёшь! Ведь всё ж одинаково! А и получше немало есть!

— Других таких нет.

— О, господи! Пресвятая богородица, смилуйся! Влюбивши! Как есть влюбивши! Да что ж у вас в роду за напасть такая! Вовсе помороки забивает! У Акима раз — весь смысл вынесло, ели жив остался. Уж сколько лет прошло, а ему всё аукается. Теперь этот… Ведь шкуру спустят! Ведь с живого, вон — с плеши твоей, ломтями срезать будут! Отступись ты, ради господа!

Вот так-то.

А кто ход сыскал — того, у «отрады» на глазах, освежуют, кусками порубают и в саду по деревам развесят. И только вороны от восхода до заката под «отрадиными» окнами радоваться будут:

— Кр-расота! Кр-расавчик! Кр-руглый! Дур-р-р-рак!

Будда был по-настоящему встревожен. Испуган до паники. Не только моей судьбой, но и… по совокупности. И ему достанется. Если не за покрывательство, подстрекательство и пособничество, то — за упущение. Ибо, князю, всей княжеской семье — бесчестье.

Да за одно превращение оружейной комнаты в «дом свиданий» в приличном полку в моё время…! Хотя, конечно… И приличных полков не так уж и много…

У Будды есть отмазка. Даже две.

Во-первых, я «прикомандированный» — «прыщ княжеский». Земские, которые, как всем спокон веку известно, по сравнению с «янычарами», все без исключения… и так далее.

Во-вторых, Будда меня выгнал, но кравчий заставил вернуть. Наверное, под какие-то свои тайные дела. Вот и спрос с кравчего.

Отмазки серьёзные, так что переживает обо мне Будда почти искренне. Тревожится, на путь истины отрока малосмысленного наставляет. Отец родной. Хотя если пойдёт раздача — получат все. Включая невиновных и непричастных.

А я? А мне уже назад ходу нет. Да и скучно — надоело мне тут всё! Тошно, печально… «Белые избы» для всей Руси… не складывается. Каких-то других дел, чтобы душу грело, чтобы бегом бежать хотелось… Оружейка эта… игрушки детские. Тоскливо. Почти Мандельштамм:

«Лезвие тоски»… Господь — точильщик не худой. Это я, как человек уже в заточке понимающий, говорю. Аж сердце режет. А с тоски — чего ж не позабавиться? «Подёргать тигра за усы» — чем не забава для «лысой обезьяны»? Посадить в лужу обкорзнённого и благолепного… для Ваньки, ублюдка безродного… Да с удовольствием!

Это ещё не классовая ненависть: я с рюриковичами — «одноклассники». Класс у нас один — военно-феодальные землевладельцы.

У меня другое: ненависть зёрнышка к асфальту. Который стебельку расти не даёт.

Ненавижу. Ненавижу не конкретных Благочестника с Ростиком, не кравчего с оружничем. Они, по отдельности, временами… и приличные люди среди них есть. Но — вместе… Ненавижу «Святую Русь». Систему, где одна-две трети умирающих детей — норма. Где ребёнка, того же Судислава, делают — как козырь в рукав прячут. И пытаются угробить — не человечка, подобие божие — фишку игральную.

Ненавижу. Князей, бояр, попов, народ… которые в этом дерьме живут и ему радуются. Да и хрен бы с ними! Всяко бывает — ну не видали люди иного. Но ведь они ж так устроили, что я, который иное видел и сделать лучше хочет и умеет — ничего не могу сделать! Не могу сделать своё дело. Не карман или брюхо набить, а сделать полезное, нужное, доброе… Для людей. Для детей.

Не, низя. Не по закону, не по обычаю… А мы куда? А нам с чего кушать? Богатеть, володеть, чествоваться… И мне… бошку — оторвут, роги — по-отшибают, кислород — перекроют… «паутина общества», «крышка мира», «асфальт на темечке»…

Раз называют — надо соответствовать! Я знаю, по первой своей жизни, что моим темечком можно пробивать и «дорожное полотно», и «междуэтажные перекрытия». Я из тех «зёрнышек», которые и «бетон» вскрывают. Просто по занудству своему. Не потому, что «краёв не вижу», а потому, что «края» у меня чуть другие.

Я знаю, что «так жить нельзя, и вы так жить не будете».

Потому что вы мне жить мешаете!

Вы мешаете мне делать моё дело! Мне — моё!

Мне глубоко плевать на «все так живут», на мнение «всего прогрессивного человечества» и «всей демократической общественности». На ваши традиции и правила, на «как с дедов-прадедов бысть есть»! На веры и суеверия, на славы и чести!

Человек здесь — я.

Мне — моё.

Ваше среднее средневековье, «Святая Русь» — отвратительна и омерзительна! Поэтому — пощады не будет. Ни вам, ни себе. Я-таки, разнесу эту халабуду пополам!

В этом месте должны набежать славянофилы с патриотами и возопить во гневе праведном:

— Да как же можно?! Не любить Родину?! «Разнести халабуду»! Сиё есть болезнь и извращение! Лечить! Лечить принудительно!