Попаданец XIX века. Дилогия (СИ) - Леккор Михаил (читаем книги онлайн TXT, FB2) 📗
Сказано – сделано. Андрей Георгиевич заехал в заведение к местному архиерею со звонким титулом архиепископом Санкт‑петербургским. И с ходу… обломился. Архиерей – старичок возрастом за семидесяти лет – встретил его по‑доброму, но очень уж равнодушно. К его полному изумлению, епархия не нуждалась новых приходах, и вообще свободных священников не было, денег не существовало, а его императорское величество относится к этим изменениям очень нехорошо.
Макурин зло подумал, что пастырь, скорее всего, просто уже стар и больше находится не на этом свете, а на небесах, а потому ко всему земному безразличен. Но ведь не будешь настолько жестоким и злым к пожилому человеку?
Видимо, проблем будет больше, чем он думал. С другой стороны, он столбовой дворянин и за ним помощь самого императора! Что ты еще хочешь? А жизнь всегда будет трудным, это он еще понял при рождении в далеком будущем.
Заставил себя подумать о своем трудовом будущем, как помещике. Конечно, сам он видит себя, прежде всего, как чиновника. Но ведь зачем‑то Андрея Георгиевича потащило сельское хозяйство и попаданец имеет большие надежды на него?
Итак, что он хочет? Разница между аграрной сферой XIX и XXI веков есть главным образом, социальная форма. Для XIX века это помещичье поместье. Вот от этого Макурин и будет отталкиваться. Он не либерал какой и не революционер, что бы самому что‑то изобретать. Благо государство в лице императора уже само определило его роль – он помещик.
Но поскольку эти обязанности попаданец знал очень плохо, а, точнее, совсем не знал, то ему придется опираться на структуру и порядки не поместий, а колхозов. Этих последних он тоже никогда не видывал, но, по крайней мере, слышал от стариков, читал в книгах и смотрел в телевизорах. Так что будет Макурин колхозный помещик, а? хе‑хе, смешно, а ведь председатель колхоза был такой же организатор, как и помещик. В общем, посмотрим, дружище!
В этот же день приехал в поместье. Вначале бричка лихо катила по столичной мостовой из брусчатки, потом по ехала по гравийному можно сказать шоссе. В конце уже плелась по плохой деревенской дороге. Вот уж действительно российская глушь! Зимой еще проедешь, но и то с трудом. А в весенне‑летний период совсем сядешь. Ямы, ухабы, между ними сильная трясина. Бедные лошадки – кобыла Ромашка и мерин Догоняйло – даже зимой буквально с трудом дотащили их повозку до окончательной цели так сказать экскурсии.
Что сказать, поместье Андрею Георгиевичу, в целом, понравилось. Прекрасная прибалтийская природа, не поврежденная еще «хорошей» человеческой цивилизацией XX‑XXI веков. Рощицы у селения, быстро переходящие в леса на несколько верст поодаль. Поля с зерновыми, в основном рожь и овес, луга с крестьянской животинкой, опять же коровы, реже козы, речка с обязательной запрудой и зеркалом пруда и гоготаньем гусей. Здорово, наверное, здесь летним вечером, пить чай и любоваться всей этой обстановкой.
Зимой, конечно, все это есть только теоретически, но, тем не менее, хотя бы так. ведь перспектива будущего тоже радует.
С другой стороны, справа, на взгорке от деревни, стоял господский дом, настоящий большой дворец. С классическим портиком, немалой площадью и высотой хотя и в два этажа.
«Что же, хоть сам себя мой преемник сумел обеспечить!» ‑ саркастически подумал попаданец и приказал кучеру править к помещичьему дому.
Правда, в здание ощутимо очень неприятно отдавалось затхлостью и сыростью – все те запахи, которые начинают господствовать в нежилом доме.
«Помилуй Бог, ‑ даже забеспокоился Андрей Георгиевич, ‑ уж не зажила ли здесь какая нечисть? Возможность, разумеется, очень маловероятная, но все‑таки».
Он кивнул кучеру, – мол, давай, трудись, мужик, а не то тоже останешься голодным и холодным. Ведь зима, и в не протопленном доме будет оченьнеприятно.
Кучер думал также и гаркнул, как голодная ворона:
‑ А ну, сволочи, отзовись ‑ покажись, вельможный хозяин приехал, его высокоблагородие!
Называть его можно и нужно было, конечно, иначе! Но Андрей Георгиевич не обозлился. С простонародье‑то какой толк?
Между тем массивная уличная дверь со скрипом медленно открылась. Небольшая бойкая старушка в козлиной душегрейке с очень испуганным лицом перекрестилась и только после этого заговорила:
‑ Господи, помилуй, матушка богородица отвели от греха! Ключница я Авдотья, барина своего ждем.
‑ Барин прибыл, ‑ с нажимом повторил кучер, ‑ старая карга, разе не видишь? Смотри веселей, радость у вас пришла!
Смотреть старушка еще не разучилась. Она пригляделась к Макурину, кучер с дешевой поддевке на дворянина никак не тянул. Воскликнула благоговейно‑восторженно, как будто вдруг увидела на крыльце ангела в божеских лучах:
‑ Господи, счастье‑то какое к нам пришло, как будто солнце второй раз за день поднялось на небе! Андрей Георгиевич, отец наш родной, с прибытием в свои долгожданные владения!
Она низко – до земли – поклонилась, благоговейно попросила:
‑ Позволь, отец родной, руку твою поцеловать.
Макурину, честно говоря, сразу и до тошноты приелись эти крепостнические штучки. Он сначала хотел резко ее оборвать, но вовремя остановился. Он‑то откажет и ему будет все равно, а что о старушке скажут, – дескать, барин даже руку не дал поцеловать!
‑ Черт с тобой, целуй, ‑ подал он поднос старушке, ‑ да веди уже в дом, а то все держишь на холоде у двери!
Явный попрек старуха пропустила мимо ушей. Блаженно взяла двумя руками дворянскую конечность Макурина, медленно сначала поцеловала губами, потом прижалась левой щекой, правой щекой. Похвасталась:
‑ Как будто у алтаря побывала во время большого первопрестольного праздника. Благодать‑то какая!
‑ Ну хорошо, = согласился Макурин такой трактовке поцелуя и уже потребовал:
‑ Веди уже к тепло, к столу, заморить хочешь здесь? И кучера моего отведи в людскую, обедать давно пора.
Старушка кивнула, плавно обоими руками показала путь в господскую столовую. Уже кратко и сухо добавила, обращаясь к кучеру:
‑ А ты, мил человек, пройди в людскую, это здесь же вправо, там уже едят мужики да бабы. Скажешь что ключница Авдотья – это я – тебя направила к столу.
‑ Ага, ‑ согласился кучер, но посмотрел на помещика. Просит одобрения, понял Макурин.
‑ Поди, ‑ разрешил он кучеру. А сам с ключницей Авдотьей медленно пошел по лестнице на второй этаж. Медленно, потому что кушать он хотел не очень, а вот любопытство его, как и любого обычного человека, просто заедало. Макурин крутил головой, смотрел вначале на большую яркую картин на потолку. Вроде бы что‑то из библейского сюжета и Андрей Георгиевич даже видел пару репродукций в XXI веке. Но что это конкретно он уже не знал, а спрашивать у ключницы не счел целесообразным.
Потом акцентировал свое внимание на лестницу. Прекрасно выполненная из мрамора, она поражала своим великолепием. Даже не поверишь, что она стоит в скромном поместье. Кстати, вот про это можно и спросить:
‑ Скажи, Авдотья, а как появилась такая роскошь? ‑ поинтересовался Андрей Георгиевич небрежно.
Ответ буквально убил своей простотой:
‑ Дак тогдашний хозяин покойный Аркадий Митрофанович за полгода до смерти в карты выиграл. В этом доме и играли. Аркадий Митрофанович поставил пятерых девок, а гость, не помню уж кто, заморский камень. Хозяин выиграл.
‑ Мда‑с! ‑ выдохнул Андрей Георгиевич на эту специфику данной эпохи.
Вошли в столовую. Помещичий дом все больше поражал своим варварским великолепием. А ведь простоит не долго – до 1917 года, когда восставший народ (по иному ‑ взбунтовавшаяся чернь) все это разгромит. Зачем? Почему?
Вот и столовая очень сильно поразила попаданца своей красотой и роскошью. Обшитая красным деревом, украшенная полудрагоценным камнем, она буквально цвела и переливалась даже под неярким позднезимним солнцем.
Правда, на этом великолепие пока и закончилось. Во всем доме было довольно холодно и столовая не была исключением. И хотя Авдотья поспешила заявить, что все три печки уже затопили, но пока положительного влияния это не приносило. Приходилось ждать. Печи действительно были затоплены, судя по дыму. Однако на этом все и заканчивалось.
