«Злой город» - Павлищева Наталья Павловна (книги серии онлайн .TXT) 📗
Татары, столько раз сами поджигавшие города и никого не жалевшие, теперь платили сполна. Они горели, а спасаться было просто некуда – вокруг стены, ворота одни, но именно там и начался пожар. Теперь вчерашние осаждавшие пытались взобраться на стены изнутри, но ни штурмовых лестниц, ни каких-то приспособлений не было. А входы на стены, которыми пользовались защитники Козельска, завалены все тем же горящим хламом.
Но страшнее всего то, что на татарах горела одежда! Привычка вытирать об нее грязные руки сделала свое дело, черная грязь размазалась по всему и теперь легко занималась от малейшей искры. Спасения не было и в воде, даже бросавшиеся с моста или от ворот в ров продолжали гореть, пылали и расплывавшиеся по воде маслянистые пятна. Над Козельском огромным погребальным костром татарам встал черный дым, видный издалека.
Этот дым увидели и в Серенске, возле которого располагалась ставка Бату-хана. В шатер к хану с сообщением пришел кебтеул:
– Горит Козелле-секе.
– Урусы сожгли?!
– Похоже на погребальный костер.
– Что?!
Погребальный костер складывали на третий день после взятия города, когда его уже окончательно разграбили. Не стоило сжигать то, что можно забрать. Кроме того, для такого костра следовало собрать всех (или почти всех) погибших монгольских воинов. Если в Козелле-секе горит погребальный костер, значит, воины Субедея взяли его три дня назад. Взяли и молчали?! И это когда все войско страдает от нехватки еды.
Одно из двух – или Субедей решил воспользоваться добычей в одиночку, или в городе ничего не нашлось – и столько времени потеряно зря. И то и другое очень похоже на настоящее предательство. Хан так и проскрипел сквозь зубы:
– Предатель!
Бату вышел из шатра и остановился, глядя на черный дым, поднимавшийся вдали. Большой костер сложил Субедей, значит, железные урусы взяли большую плату за свой город. Неужели багатур бросил на штурм своих кешиктенов? Но конница не штурмует города, значит, хитрый лис уложил какой-нибудь чужой тумен и теперь втихомолку радуется, что ему больше достанется добычи. Бату уже почти ненавидел наставника за все неудачи и потери, которые испытал в этом походе. Если бы он знал, что главное потрясение впереди…
По знаку хана приблизился один из охранников.
– Отправь узнать, что там происходит. Слишком черный дым, таких не бывает от погребальных костров.
Кебтеул склонился почти до земли и исчез. Хан даже не покосился взглядом в его сторону, прекрасно зная, что все будет немедленно исполнено.
Когда все загорелось основательно, Вятич скомандовал уходить. Конечно, это даже услышали не все, татары тоже не дети, они не сразу бросились грабить оставленные дома. Сначала основательно пометали стрелы на стены, несколько человек упали. Поэтому факелов вниз полетело меньше, чем рассчитывали, но и тех хватило, чтобы поджечь свой город. Жалко, конечно, но лучше пусть сгорит вместе с татарами, чем им же достанется.
Вятич с оставшимися отходил к тем самым воротам на Жиздру, через которые уходил Андрей со своей частью дружины, а когда-то раньше (как давно это было…) удирали в Рязань Настя с Лушкой. Там, у самой воды, стояли кони – Буран и еще три заводные лошади. Пусть мало, но это лучше, чем ничего. Ладно, главное – из крепости выбраться и через Жиздру перебраться, там новых коней можно приманить, вон их сколько мечется по берегам, испуганных, взбешенных…
Он выходил через эти ворота последним, держа в руках как особую ценность последний горшок с нефтью. Этот горшок полетел в ворота, и сами они, стена и земля вокруг загорелись. Молодцы все же византийцы, хорошую гадость придумали! «Хорошая гадость» – это звучало нелепо, но точно.
Вятича стрела догнала на излете, а потому только ударила, кольчугу не пробила, но попятнала ощутимо. «Ах ты ж!» – ругнулся сотник, однако, не оборачиваясь. Первым, кого увидели, выскочив на обгорелый правый берег, был Ворон. Вятич склонился над ним, осторожно закрыл голубые глаза, не мигая смотревшие в ясное небо. Тело волхва положили поперек седла и поспешили в лес.
По воле погибшего волхва обгорели только первые деревья, дальше огонь не распространился, потому спрятаться удалось легко. Собственно, их никто и не преследовал, все внимание было приковано к полыхающему Козельску, тут не до горстки урусов. Правда, с десяток татар все же переправились на правый берег, но куда-то делись, преследовать не стали.
Среди спасшихся оказался и Илларион. На вопрос Вятича, куда он теперь, недоуменно пожал плечами:
– С тобой. Не бойся, я меч в руках держать умею.
– Я помню. Только я искать наших.
– Я тоже.
– Вот по этой дороге можно прийти к Рязани. Бывшей Рязани.
– Нет, сказал же – с тобой.
Остальные тоже решили идти с Вятичем. Лошадей действительно поймали легко, правда, одному из дружинников, Егорше, пока досталась татарская, но тот не унывал:
– Ничего, изловлю и нашу.
Восемь дружинников уходили правым берегом Жиздры вверх по течению, чтобы обойти оставшихся татар и разыскать своих. Последние восемь из героически погибшего города Козельска, который догорал, сжигая вместе с собой почти тумен врагов.
Субедей был готов собственными руками разорвать придумавшего эту каверзу уруса! Он вырвал бы его сердце и скормил шакалам! Впервые полководец вынужден признать превосходство неведомого уруса. Так организовать прорыв… ах, если бы в монгольском войске набрался хоть пяток столь же умных царевичей. Скольких потерь удалось бы избежать и сколько городов взять.
Багатур не задавался вопросом о том, как удалось сжечь столько воинов в крепости, понятно, что без колдовства не обошлось, он злился, что этих воинов удалось туда заманить. Опытных воинов, прошедших с боями половину мира, как глупых жеребят пучком травы, посулом возможной добычи заманили за стены, чтобы уничтожить. Как же он сам-то поддался на такую приманку, как не догадался, что эти урусы придумают новую каверзу, иначе не оставили бы в городе так мало защитников. Им удалось все!
Полководец скрипел зубами, слушая доклад о том, что конная дружина урусов (которой просто не могло быть в этом маленьком городишке) одновременно пошла на прорыв из города и из леса. Но Субедей видел, что темник с опущенной головой чего-то недоговаривает, осторожно кося взглядом на стоящих охранников. Полководец махнул рукой, чтобы вышли.
– Говори.
– Субедей-багатур, эту дружину вел…
– Ну?! – Где-то глубоко внутри Субедей уже знал ответ и ужаснулся ему. Этого не могло быть, но это было, темник ответил именно то, чего боялся полководец:
– Эмир Урман…
В его голову полетела плеть, а Субедей просто зарычал. В приступе злости он сорвал повязку и прикрыл здоровый глаз. Темник, решившийся поднять глаза на полководца, едва не умер от ужаса – вместо второго глаза у Субедея была вставлена черная жемчужина, и теперь она поблескивала, отражая свет светильников, в то время как здоровый глаз был закрыт.
– Пусть никто не знает об эмире Урмане!
– Это невозможно, багатур. Многие люди видели его знамя и слышали крик.
– Пусть замолчат те, кто видел и слышал!
Повинуясь жесту полководца, темник выскочил вон, но мысли его были не о том, как теперь заткнуть рты свидетелям ожившего эмира Урмана, а о том, что Субедею не сносить головы. Это страшные мысли, о таком даже думать опасно, говорили, что багатур умеет их слышать, а любому понятно, что бывает с тем, кто неправильно подумал о Субедее… Но отделаться от такого ощущения темник все равно не смог.
Глава 9
У Бату-хана всюду свои соглядатаи, конечно, в его ставку тут же метнулся гонец с известием о страшной трагедии, унесшей жизни почти целого тумена в стенах Козелле-секе.
Это действительно была трагедия, как же втайне радовались те, кому не удалось попасть внутрь крепости и поучаствовать в ее разграблении. Никто не понял, почему вдруг гореть начало все, а спасшихся изнутри не нашлось, поэтому некому рассказать, как вдруг сверху полетели факелы и загорелась нефть из горшков со старого воза. Конечно, монголы посчитали это колдовством, никто не мог представить, что гореть способна вода во рву!
