Противостояние - Шхиян Сергей (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Моя недавняя спутница, а теперь «сожительница» Ордынцева, прожив несколько дней в атмосфере телевизионного прессинга, совсем скисла. Она плохо переносила «новое время» и почти все время, не отрываясь, смотрела сериалы и криминальные хроники. Если так злоупотреблять голубым экраном, то вполне может показаться, что ничего другого, кроме любовных разборок и убийств, в нашей стране не происходит. Разве что президент посетит с рабочим визитом очередного зарубежного друга, да политики пообещают электорату кто благоденствие, кто катастрофу. На разговоры о своих впечатлениях об изменившемся мире Даша не откликалась, смотрела на меня ничего не выражающим остановившимся взглядом и на все вопросы отвечала междометиями.
В город Ордынцева выходить отказывалась наотрез. Бесконечные криминальные программы так ее запугали, что она лишний раз боялась подойти к окну. Только один раз мне удалось вытащить ее на Новодевичье кладбище, где была похоронена ее мать. Увы, эта экскурсия оказалась неудачной. Не то, что за сто лет, а уже на моей памяти на кладбище так все изменилось, что можно было только диву даваться. Старых захоронений почти не осталось, и все престижные места захватили советские генералы и чиновники. Единственно, что мне понравилось во всей этой ритуальной ярмарке тщеславия, это надпись на могиле одной выдающейся женщины-психиатра. Ничтоже сумняшеся ее потомки решили потрясти посетителей кладбища ее заслугами перед отечеством. Надпись, в свое время, возможно, и обычная, теперь стала до неприличия двусмысленной: «Психиатр. Член КПСС. Она создавала нового человека».
Могилу матери Ордынцевой мы не нашли. Без толку побродили между покойными зампредами и пред-замами и, несолоно хлебавши, вернулись домой.
Как ни странно, но жизнь в XXI веке теперь казалась мне пресной, скучной и даже сонной. То, что происходило в стране, в политике, то, что показывали по ящику, оставляя нам право скакать по каналам, выбирая дозволенную информацию, на реальную жизнь как-то не походило.
Общение тоже не доставляло былого удовольствия. К тому же круг моих знакомых сам собой сократился. У меня начисто пропал интерес к бессмысленному времяпрепровождению. И вообще, я чувствовал, что нужно какое-то время, чтобы разобраться с впечатлениями и, пока не забылись детали, описать свои приключения.
То, что случилось со мной, было так фантастично, что требовало трезвого, логического толкования. Никаких собственных идей по поводу механики путешествия по времени у меня не было и в помине. Как говорится, рылом не вышел. Пришлось искать специалистов. В Интернете нашлось множество ссылок на время, но ничего подходящего не оказалось. С большим трудом удалось выйти на физика с демонстративно еврейскими именем и фамилией.
Звали его Аарон Моисеевич Гутмахер. Приятель, который его немного знал, характеризовал Гутмахера как непризнанного гения. Было ему за шестьдесят, и я представил старого ученого с вислым носом, скорбными семитскими глазами за толстыми стеклами очков, вежливого и нудно подробного.
Я ему позвонил. Объяснить Гутмахеру по телефону, что мне от него нужно, было непросто.
– Я слышал, – начал я говорить, невнятно представившись, – что вы занимаетесь, вернее сказать, интересуетесь временем…
Абонент совсем не по-стариковски заржал нахальным басом и ехидно поинтересовался:
– А вы временем не интересуетесь?
– Интересуюсь, поэтому вам и звоню.
– Тогда я могу открыть вам тайну, сейчас ровно полдень по Московскому времени.
Я не поддержал шутливый тон и, дав Гутмахеру отсмеяться собственной шутке, попросил:
– Мы не могли бы с вами встретиться?
Собеседник замялся, видимо, заподозрив, что у меня не все дома.
– Не знаю, у меня мало времени… Вы, собственно, что от меня хотите?
– Это не телефонный разговор, – осторожно сказал я. – Видите ли, мне довелось столкнуться с некоторыми временными аномалиями, может быть, вам это будет интересно…
– А вы, – начал спрашивать он и не договорил фразу.
– В смысле головы? – помог я. – С головой у меня относительно нормально.
– Ну, если относительно, то приходите.
Гутмахер назвал свой адрес и назначил время визита в конце недели,
– А нельзя ли нам встретиться сегодня? – спросил я.
– Это так для вас срочно? – вновь насмешливо спросил он. – Вечность торопит?
– Пожалуй, что так.
– Хорошо, приходите сегодня, – согласился он.
Я быстро собрался, заскочил в магазин за бутылкой и закуской, после чего спустя полтора часа уже звонил в его зашарпанную дверь, Открылась она почти тотчас, хозяин даже не спросил, кто пришел, что по нашему времени было необычно.
У Аарона Моисеевича оказалось тяжелое, бульдожье лицо и удалой, воинственный нос. Я назвался, и он пригласил пройти в единственную комнату его маленькой квартиры. Жил Гутмахер более чем скромно, ютясь, в прямом смысле, между книжными стеллажами.
– Ну и что такое срочное вам потребовалось узнать о времени? Надеюсь, не о конце света? – улыбнувшись, спросил он, давая мне время осмотреться, но не приглашая сесть.
– Я слышал, что вы разбираетесь в механике времени, – ответил я, не принимая шутливого тона. – Я недавно вернулся из прошлого, и меня уже тянет назад.
– Ну, вы в этом не оригинальны, меня тоже тянет в прошлое. Где мои семнадцать лет!
– Там же, где и мои. Однако, у меня немного другая проблема. Вы не против? – спросил я, вытаскивая из полиэтиленового пакета бутылку коньяка и закуску. – Если вам будет интересно меня слушать, то разговор у нас будет долгий.
– Вы уверены? – по-прежнему насмешливо спросил Гутмахер.
– Уверен. Несколько дней назад я вернулся из далекого прошлого.
– Даже так? Ну, тогда садитесь. Любопытно будет узнать, что там новенького.
Я без спроса сдвинул на письменном столе книги и бумаги на дальний край и выставил свои гостинцы.
– Мы можем посидеть на кухне, – недовольно, предложил хозяин, – здесь я занимаюсь другими делами.
– Извольте, – церемонно согласился я, опять собрал припасы и, не спрашивая разрешения, отправился на кухню.
Аарон Моисеевич, поняв, что имеет дело с обычным психом, обреченно последовал за мной. Кухни во всех домах этого типа были крохотные, в Гутмахеровской едва помещались холодильник и небольшой стол. Я без спроса взял с открытой проволочной сушки несколько тарелок. В полном дискомфорте с убогостью обстановки они были почти антикварные, прекрасного гарднеровского фарфора.
