Падение полумесяца (СИ) - Поляков Владимир "Цепеш" (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Так должно было случиться. Так всё и происходило. Корелья скорее угадывал, чем чётко видел, но и этого хватало. Скачущие в направлении от османского лагеря кони. Если и не все без исключения, но большая их часть. Переполох в самом лагере, в котором проснувшиеся от волчьего воя и конского ржания османы суетились, заполошно метались, но пока не предпринимали никаких разумных действий. Хотя нет, некоторые их действия имели смысл, но не для них, а для его собственных солдат. Вести ночной бой сложно, рискованно, но в таких вот условиях, да ещё когда немалая часть врага освещена пламенем костром и факелами, что зажигались в большом количестве… Удержаться было сложно, да и не нужно. Потому магистр Ордена Храма и отдал короткий приказ
— Арбалетчикам начать стрельбу. Аркебузирам ждать.
И совсем скоро стрелки стали часто-часто посылать болты из многозарядных арбалетов по подсвеченным целям. Никакого грохота, неизбежного при выстрелах из аркебуз и пистолетов. Никаких криков и даже случайных возгласов со стороны расстреливающих османов прямо в их собственном лагере. Только перекрываемый криками боли и страха свист распарывающих воздух болтов, немалая часть которых вонзалась в человеческую плоть. И османам, многие из которых только что проснулись, наверняка казалось, что стрелков очень много, куда больше. недели их было на самом деле. И всё потому, что скорость стрельбы не могла по их понятиям быть столь огромной. Не могла, но ведь была же!
Паника — порождение античного бога лесов Пана. Пусть про самого бога почти забыли, но его наследие осталось. Вот оно. Мигель Корелья смотрел в окуляр зрительной трубы и видел, как мечутся расстреливаемые со всех сторон османы по собственному лагерю; как они падают, превращаясь порой в утыканных стрелами «ежей». И лишь небольшая часть сбивалась в группы, прикрывалась щитами, уходила подальше от освещенных кострами и факелами мест. Постепенно эти группы сливались в нечто, мало-мальски похожее на построение. Попытка метнуться в сторону, где раньше находились лошади? Пусто! Удрать на лошадях уже не получалось, лишь на своих двоих, да ещё сумев миновать окруживших лагерь солдат сербской королевы… ну ладно, сейчас не её, а его, наместника, магистра Ордена Храма Мигеля Корельи.
— Аркебузиров под прикрытием щитоносцев и пикинеров — к прорывающимся. Быстро!
— Да, магистр, — ответил… Мигель даже не посмотрел, кто это был, а узнавать всех по голову, это уже было бы слишком сложным.
Немного подождать, и вот впервые за эту ночь слаженно загромыхали аркебузы. По слаженности и частоте стрельбы Корелья мог судить, что сложностей у аркебузиров и их прикрытия не возникло. Залпы не были слишком частыми, не случалось отдельных выстрелов и тем более стрельбы вразнобой. Разве что крики… Но понять, кто именно кричит на таком расстоянии уже сложно.
— Османы пытаются уходить малыми группами и поодиночке. Это пресекается.
А этот голос Мигель узнал. Да и как иначе, ведь Джакомо де Балдуччи ещё со времени войны с Францией постоянно мелькал то тут, то там, к моменту Крестового похода уже возвысившись до лейтенанта, а потом так и остался тут, в Сербии, сочтя перемену места удобной для себя. Ну да, и не очень удобной дл многочисленных кредиторов, особенно в многочисленных борделях, до посещения которых был большим охотником.
— Хорошо. Постарайтесь не забывать о пленниках.
— Любых?
— Если сдаются, то не рубить, — малость призадумавшись, решил Корелья. — Применение им мы найдём. Но командиров и мулл хоть нескольких, но взять живыми обязательно. Хочу с ними поговорить.
— Мы сделаем, магистр.
Тут у Мигеля сомнений не было. Те же муллы, несмотря на весь показываемый на людях фанатизм, очень не любят умирать, стремясь избегать подобного исхода всеми силами. Бежать, прикрываясь одурманенными словами и опием фанатиками? Обычное дело. Предать? Легко, особенно если не у всех на виду. То же относилось и к большинству османских командиров. Нет, ему наверняка будет с кем поговорить. Главное, чтобы эти самые разговорчивые знали что-то действительно интересное. А вот в этом у Мигеля были сильные сомнения. Однако… жизнь покажет. Осталось лишь немного подождать. Совсем немного, поскольку стрелки уже почти закончили, да и прорывающийся отряд османов, наткнувшись на прикрытых щитами и пиками аркебузиров, щедро хлебнул свинца раскрытыми пастями. Только и оставалось, что повести последнюю стадию боя, которую Чезаре любил называть зачисткой, то есть, смыкая кольцо, заставить бросить оружие один и добить других. Привычная уже работа, хотя и чересчур порой кровавая.
Османская империя, Стамбул, конец мая 1497 года
Всегда приятно наблюдать, как давний враг, погибели которого ты давным-давно ждёшь, балансирует на краю пропасти. В этот момент кажется, что достаточно поспешить, сделать последнее усилие, дабы он туда непременно обрушился. Однако… именно это может стать серьёзной ошибкой. А ну как он за тебя схватится, и вы оба улетите туда, откуда нет возврата? Или же и того хуже, он сумеет, тобой воспользовавшись, вытянуть себя, а вот тебя сбросит. Не-ет, тут следовало проявлять крайнюю осторожность, не показывать своего участия до самого последнего мгновения и толкать застывшего на краю пропасти лучше всего чужими руками.
Сейчас застыл на краю пропасти отнюдь не человек, а целая империя. Османская империя, оказавшаяся в тисках сразу двух угроз — духовной и светской, причём разрешение одной не было возможно без избавления от другой и наоборот. Печальное такое положение… для султана Баязида II, для немногих умеющих думать и понимать уровень угрозы людей, но вместе с тем такое долгожданное для его врагов, внешних и внутренних.
Два довольно значительных, пусть и тайных таких врага сейчас находились в Капалы-чарши, он же просто Большой базар. Оба истово ненавидели как султана Баязида II, так и саму Османскую империю. Оба вот уже не первый год делали всё для того, чтобы приблизить момент её падения. Оба верно служили одному и тому же человеку. Оба… встречались ранее всего дважды, да и то довольно давно, ещё до того, как надели на свои настоящие лица крепко приросшие маски.
Мирко Гнедич, привыкший отзываться на имя Керим Сардак и не отзываться на своё собственное, появился в Капалы-чарши отнюдь не неожиданным образом. Он часто бывал здесь, покупая то искусно вытканный ковёр, то украшения для своих женщин, то какие-то диковинки из числа тех, которые почему то не привозили на его собственных кораблях из далёких стран. Постоянно сопровождаемый немногочисленной, но умелой охраной, известный по всему Стамбулу и приближенный к самому великому визирю торговец и хозяин кораблей, ухитряющихся проскальзывать мимо завладевших Средиземным морем неверных… В общем, Керима Сардака были рады видеть почти все торговцы Капалы-чарши. Платил он весьма щедро, покупал много, да и интересы имел разнообразные.
Это то, что знали все. Того же, что посторонним знать не следовало — то тайной и оставалось. Но сегодня он направлялся к человеку, который сам появлялся в Стамбуле редко, хотя доверенные лица оного здесь присутствовали. Да и как не присутствовать на Большом базаре людям того, кто считался сейчас одним из серьёзных торговцев рабами. Исмаил Али Дустум, за последнюю пару-тройку лет сделавший не только состояние, но и обзаведясь влиятельными «покровителями» в Трабзоне, Синопе и паре других мест. Конечно же, так называемые покровители и предполагать не могли, что приносящий ценные дары торговец на самом деле не просто готов сварить их заживо в кипятке, а лучше всего насадить на большой необструганный кол, но и усердно действует, подкапывая изнутри опоры империи. Что всегда вежливый, готовый услужить Исмаил Али Дустум всего лишь маска, под которой до поры скрывается Раду Черлеску — последний из рода трансильванских бояр, чьи предки верно служили тому, кто и спустя долгие годы после смерти оставался ночным кошмаром для османов… Владу Цепешу, что в переводе означало Колосажатель. А Раду чтил как деяния предков, так и того, кому они давали клятву верности. Чтил и старался продолжать их дело, только уже не явно, а тайно. Не видимость, а результативность. Не открытый бой, а коварные удары даже не кинжалом, а незримым, порой даже неощутимым ядом, уничтожающим не столько тела. сколько души. Его устраивало все, лишь бы это пошло во вред главному врагу — Османской империи.
