Рандеву с «Варягом» - Михайловский Александр Борисович (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
Первой открыли гужевую переправу. Произошло это 12 января по григорианскому календарю, или 31 декабря по нашему счету. В первую очередь по льду пустили воинские части — уже тогда в воздухе пахло войной и нашим войскам в Маньчжурии нужны были подкрепления. Воинские части двигались по ледовой трассе обычно в пешем строю. Лишь в сильные холода или во время метели для перевозки солдат использовали сани. Шли солдатики налегке — снаряжение и вещи везли лошади на санях. Еще несколько саней сопровождали воинскую колонну. Они предназначались для уставших или заболевших. Лошадей должно было хватить на всё — управление железной дороги наняло больше трех тысяч голов.
Прибытие эшелонов было спланировано таким образом, чтобы войска пересекали озеро в светлое время суток, а к вечеру, выйдя на берег, садились в поезда Забайкальской железной дороги. Эшелоны войск делали в один день переход по льду в 44 версты. На каждые четыре человека наряжались одни сани для перевозки солдатских вещей. Обычно через Байкал в сутки по гужевому пути переправлялось не более четырех эшелонов.
С учетом холодов для организации переправы были приняты особые меры. Вдоль пути, через каждые шесть верст были построены теплые бараки. На половине пути устроили станцию с говорящим за себя названием «Середина», где были буфеты с горячей пищей — отдельно для пассажиров первого и второго классов и особо для третьего. На этой станции пассажиры, как едущие за Байкал, так и обратно, останавливались около часу — для отдыха лошадей.
В ночное время путь освещался фонарями, расположенными на верстовых столбах. На конечных станциях трассы на Байкале и Танхое было электрическое освещение. А на станции «Середина» горели керосиново-калильные фонари. На случай частых в здешних местах буранов около всех бараков были установлены колокола, чтобы своим звоном указывать направление тем, кто заблудится в снежной круговерти. Кроме того, вдоль всего пути на шестах была подвешена телефонная линия, и аппараты находились на всех станциях и во всех бараках, чтобы можно было сообщить по линии о происшествиях, трещинах или подвижках льда. Для наблюдения за состоянием дороги по озеру были организованы особые рабочие артели, которые расчищали путь и в тех местах, где появились трещины, немедленно наводили через них небольшие мостики, ставили фонари и сигналы, а если было нужно — и сторожевые посты.
Я понимал, что, несмотря на все предпринятые нами меры, обязательно будут обмороженные и простудившиеся. На средства дороги было закуплено большое количество тулупов и валенок — их в здешних местах называют катанками. Все это выдавалось пассажирам при начале их поездки по озеру. В конце пути они были обязаны вернуть взятые теплые вещи служителям дороги.
Русские люди всегда готовы помочь тем, кто попадает в трудное положение. В Иркутске был объявлен сбор полушубков, валенок и зимних шапок для нижних чинов российской армии. Для солдатиков иркутяне собрали 677 пар валенок, 716 шапок и 742 полушубка. Все это было отправлено на станцию Байкал.
Много было случаев доброты и милосердия, но немало было и нашего российского бардака. Особенно трудно было наладить работу ледовой железной дороги. Правда, здесь многое зависело от состояния льда на озере.
Наладив работу гужевого пути, я отправился в Маньчжурию, чтобы проверить работу КВЖД. По дороге я еще раз продумал план строительства железнодорожной переправы через Байкал. Я прикинул, что вагоны по льду можно будет перекатывать упряжкой из четырех коней. А если они будут не особенно загруженными, должно хватить и пары лошадей. Вот только что делать с паровозами? Скорее всего, лед их не выдержит. Все-таки 45 тонн — это много. Придется оставлять паровозы на конечных станциях ледовой железной дороги. Жаль, очень жаль…
Еще в Иркутске до меня дошли слухи о нашей блестящей победе над японским флотом на Дальнем Востоке. Правда, из сообщения газет было трудно что-либо понять. Ясно было лишь одно — при Чемульпо и Порт-Артуре наши моряки наголову разбили адмирала Того и частью истребили, частью пленили высадившиеся в Корее японские войска. Скажу прямо, не ожидал я такого от нашего флота! Но если все обстоит именно так, как написано в газетах, то честь и хвала нашим флотоводцам и морякам.
В Харбине местное воинское начальство сообщило мне новые подробности произошедшего морского сражения. По их рассказам выходило, что основную роль в нем сыграли не наши крейсера и броненосцы, базировавшиеся во Владивостоке и Порт-Артуре, а невесть откуда взявшаяся эскадра кораблей под андреевским флагом, которые играючи перетопили почти весь японский флот. Загадка-с! Газеты писали о скоростных крейсерах с дальнобойными пушками, которые налетели внезапно, как всадники Чингисхана, забросали японцев снарядами с большой дистанции, а сами ни разу не подставились под ответный огонь.
К тому же чья-то «гениальная» голова додумалась до того, что эти чудо-корабли были сделаны в САСШ, и мне пришлось отвечать на тысячу идиотских вопросов. Чаще всего меня спрашивали — видел ли я что-либо подобное в бытность моего пребывания в Соединенных Штатах и на каких американских верфях могли быть построены эти корабли! На мои слова о том, что я там в Америке не ездил по верфям, а лопатой бросал в топку уголек и ремонтировал паровозы, во внимание не принимались… Да и было это давненько.
Но в Харбине долго отдыхать мне не дали. 11 февраля по европейскому счету на мое имя с интервалом в несколько часов были получены две весьма странные телеграммы. Первая, пришедшая из столицы, была подписана самим государем императором. В ней он требовал оказать содействие в продвижении до Порт-Артура особого литерного поезда. О пассажирах, ехавших в этом поезде, в телеграмме не было ни слова. Особо указывалась необходимость незамедлительного обеспечения их переправы через Байкал.
По моему разумению, скорее всего, на войну отправился кто-то из великих князей, чтобы своим появлением взбодрить наши войска в Маньчжурии, и без того воодушевленные морскими победами. Ну и великие князья не упустят отщипнуть для себя по паре листочков от лаврового венка победителей. Дескать, и мы пахали!
А вот вторая телеграмма, отправленная из Порт-Артура и подписанная наместником Е.И.В. на Дальнем Востоке Алексеевым, меня, прямо скажем, озадачила. В ней тоже речь шла о литерном поезде, который следовал в Санкт-Петербург. Но, помимо неких «особо важных персон», которых в Порт-Артуре отродясь не водилось, за исключением самого Алексеева, в этой телеграмме говорилось и о каком-то «совершенно секретном грузе», который должен был быть в полной целости и сохранности доставлен в столицу. Ничего более об этом грузе в телеграмме не говорилось. Сообщалось только, что для него на станции Байкал необходимо приготовить двухосные и четырехосные грузовые платформы. Что можно везти на таких платформах — ума не приложу! И как этот груз собираются перевозить через Байкал, уж не на санях ли. В общем, загадка за загадкой…
Самое сложное в полученных мною заданиях было переправить людей, грузы и по возможности вагоны этих литерных составов через Байкал. Для того чтобы самолично проследить за работами по сооружению ледовой железнодорожной трассы через озеро, я сел в свой поезд и срочно выехал из Харбина на Байкал. И вот я уже почти у цели…
14 (1) ФЕВРАЛЯ 1904 ГОДА, 00:15.
ТРАВЕРЗ МОК-ПО.
КРЕЙСЕР «МОСКВА».
Подполковник Николай Ильин.
Вот, как говорят в народе, то ни рубля, а тут сразу алтын. После нашего перемещения в прошлое мне довелось заняться своим привычным делом — анализом всего того, что нам известно о русско-японской войне, и на основании тех изменений, которые мы внесли своим появлением, прогнозировать возможные варианты развития событий.
Естественно, что информацию о происходящем пришлось добывать не только открыто. Я поручил всем особистам при общении с предками выуживать у них интересующие нас сведения, задавая невинные вопросы. Ответы на них сами по себе имели ничтожную ценность, но, тщательно проанализированные и обобщенные, они достаточно полно раскрывали картину того, что происходило в штабе наместника. А подробный расклад сил, среди которых были и те, кто недружелюбно относился к нам, был очень интересен адмиралу Ларионову и полковнику Бережному.
