Адская война - Жиффар Пьер (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
Разоренные, ограбленные китайцами, лишившиеся своего главного богатства — скота и лошадей — беглецы видели себя в безвыходном положении. Иные плелись обратно, другие, после бурных просьб, требований, приставаний, как-то странно успокаивались и кончали самоубийством: резали своих детей, потом себя… Особенно памятна мне одна сцена, дикая, безумная и жестокая, возможная, я думаю, только среди азиатских народов. Однажды целое племя, в две тысячи душ мужчин, женщин и детей, явилось с намерением перейти Урал. Но местный казачий атаман заявил им (генерал Ламур, утомленный печальными сценами, отказался от всякого вмешательства в это дело и предоставил ведаться с беглецами русским), что не пустит их за реку. Целый день продолжались переговоры; наконец, к вечеру кочевники покорились судьбе. Они шли на свою стоянку, в полумиле от берега. Я не поверил, когда на мой вопрос, что же они намерены делать, атаман ответил, что, по предложению старика-вождя, они решили предпочесть смерть всем этим бедствиям. Однако, это была правда. Целую ночь из лагеря беглецов доносились стоны, вопли, дикие завывания, ружейные выстрелы. К рассвету эти зловещие звуки стали затихать, потом совсем смолкли. Офицеры, а с ними и я, отправились посмотреть, что там делается. В лужах крови, окрасивших снежную поляну в алый цвет, трупы детей, женщин, мужчин, дряхлых стариков и малых младенцев лежали грудами. Из двух тысяч трехсот человек не осталось в живых ни души — никого, кроме старика вождя. Он медленно обходил это поле смерти, как будто желая проверить, все ли его соплеменники исполнили принятое решение. Потом поднялся на груду трупов, обвел кругом глазами, увидел нас… Глаза его загорелись, седая борода затряслась, он грозил нам кулаком и что-то кричал на непонятном для нас языке, указывая на горы трупов… Казалось, он возлагал на нас ответственность за кровь своего народа… Потом взмахнул ножом, и повалился навзничь с перерезанным горлом.
Так смерть и опустошение предшествовали китайским полчищам задолго до их появления — и чувствовалось, что надвигается что-то действительно грозное, не сулящее добра цивилизованной Европе.
Наконец — это было 28 февраля — грянул гром. «Китайцы идут!» — на этот раз слухи не были преждевременными. Китайский авангард находился в пяти днях пути, то есть в полутораста километрах от Оренбурга. По сведениям из других армий они двигались с замечательной регулярностью по линии почти в 2000 километров длиной. В один и тот же день их заметили в Самаре, в Тобольске, в Омске, по всему течению Иртыша. Это была северная лавина; другая, южная, надвигалась на нас через Тургайскую степь.
Генерал решил отправить на рекогносцировку несколько аэрокаров. Мне разрешено было поместиться в гондоле «Монблана». Эти аэрокары были снабжены аппаратами для «видения на расстоянии». После долгих попыток, эта проблема, давно занимавшая техников, была, наконец, решена практически. Изображение ландшафта, проектируемое при помощи стеклянной чечевицы на селеновый диск, вставленный в гальваническую цепь, сопровождается быстро сменяющимися токами различной силы, соответственно яркости лучей, дающих изображение. Превращаясь в волны Герца, тоже соответственной амплитуды, они вызывают в батарее приемной станции такой же точно силы токи, действующие, при посредстве струнного гальванометра, на экран, заслоняющий от глаза наблюдателя какой-либо источник света, например, электрическую лампу. Благодаря этому приспособлению, в глаз наблюдателя проектируются последовательно от лампы такие же точно лучи света, какие падают от самого ландшафта на селеновый диск. Но так как смена токов происходит быстрее, чем глаз может зафиксировать впечатление от нее (несколько тысяч в секунду), то он разом, сливая их в одно впечатление, воспринимает лучи от всех точек ландшафта — то есть, видит этот ландшафт как если бы смотрел на него непосредственно.
Таким образом, наш генерал, оставаясь на главной квартире, мог видеть местность, которую мы обозревали с аэрокара.
Эту премудрость объяснил мне Пижон, хорошо знакомый со всеми этими вещами — прибавив, что идея аппарата дана французом Секленом еще лет тридцать или больше тому назад. Но много времени прошло, пока ее удалось осуществить практически и связать с беспроволочным телеграфом.
Я плохо уразумел его объяснение: может быть, читатель поймет лучше?
Итак, мы полетели навстречу надвигающемуся Китаю.
Да, он действительно надвигался. Пришлось убедиться, что это не сон, не бред, что этот кошмар реален…
Сначала мы заметили на горизонте сплошную черную линию. Мы понеслись к ней навстречу, поднявшись из предосторожности на шестьсот, потом на тысячу, на две тысячи метров в высоту.
Вскоре перед нами предстало поразительное зрелище. Так далеко, как только мог охватить глаз в зрительную трубку, сплошные плотные массы одевали зловещим черным плащом безотрадную белую равнину. Куда ни взгляни, всюду это широкое, черное, расплывающееся, сливаясь с далеким горизонтом, пятно, — пятно живое, копошащееся, медленно и невозмутимо подвигавшееся нам навстречу.
Мы были еще далеко от него — километров за сорок — на высоте двух тысяч метров. На таком расстоянии нельзя было рассмотреть отдельные фигуры, нельзя было различить отдельных звуков. Но гул этого человеческого моря уже достигал до нашего слуха: глухое неумолчное жужжание, непрерывный ропот, смутный и угрожающий… Тихо и упорно катилось это живое море, развертывая свои грозные валы — и невольно сомнение закрадывалось в душу, чувство ужаса, тревоги, смущения сгоняло краску с лица. Я оглянулся на своих спутников и увидел бледные, хмурые лица…
Что поделают против этой лавины наши усовершенствованные орудия, митральезы, пулеметы? За первым валом последует второй, за вторым третий, сотни и сотни тысяч будут вырастать на месте убитых. Да если даже у нас хватит военных запасов, если даже быстрота истребления будет равна быстроте наступления этих полчищ, то одно изнеможение от непрерывного боя заставит нашу двухсоттысячную армию бессильно опустить руки. Эта «белая стена», на которую я возлагал такие надежды, казалась мне теперь игрушечной плотиной, легкомысленной, ребяческой затеей… А я так гордился, что придуманное мною название вошло в общее употребление!
Там и сям в степи взвивались языки пламени, поднимались черные клубы дыма. Это передовая линия разведчиков, набранных большей частью среди кочевых племен, жгла редкие деревни и местечки, разбросанные в этой малолюдной степи. К северо-востоку от нас виднелся точно громадный костер: пылал город Иргиз. Когда «Монблан» приблизился к полчищам, нам пришлось сделаться свидетелями отвратительных сцен. Население, неуспевшее убежать, истреблялось беспощадно. Дикие всадники набрасывались на него с копьями и саблями, убивали мужчин, вспарывали животы женщинам и детям, отрубали головы в качестве трофеев, разбрасывали окровавленные, дымящиеся члены по снегу, в добычу степным хищникам. Стаи коршунов и ворон вились над ордою, осмелевшие волки рыскали среди бела дня, не пугаясь и не трогая живых людей, но кидаясь на трупы, точно собаки на подачку.
Промежуток в несколько километров отделял эту передовую орду от плотных масс регулярных войск. Солдаты шли пешком; офицеры были верхом; множество орудий везли на лошадях, верблюдах, волах; бесконечные обозы с провиантом и боевыми запасами тянулись между колоннами войск.
Что случилось с нашим другим аэрокаром «Дононом», находившимся за несколько километров от нас? Мы никогда не могли узнать причины его гибели. Но когда дикий вой и рев, взрыв торжествующих криков заставил нас оглянуться, мы с ужасом увидели «Донон» низко над землей: он опускался, падал!..
«Монблан» понесся к нему на помощь. На помощь… но какую помощь могли мы ему оказать? Когда мы подлетели к месту катастрофы, аэрокар был на земле. Большинство его экипажа достигло земли уже мертвыми: они приняли яд, чтоб не достаться живыми в руки неприятеля. Известно было, что китайцы замучивают пленных самыми свирепыми пытками. Ввиду этого всем солдатам и офицерам были розданы флакончики с ядом и рекомендовалось покончить с собой так или иначе, выстрелом или ядом, в критическую минуту.
