Балаустион - Конарев Сергей (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
– И куда мы сейчас?
– Из подземелья есть один тайный выход в храм Артемиды Аристобулы. Думаю, людям архонта он неизвестен, хотя кто может знать? В любом случае, нам нужно поторопиться – спрятать тебя и Гилота, – Эвполид повел подбородком в сторону раненого.
– Но ведь эти… они сказали, что оброют весь город…
– Кишка у них тонка, – зло усмехнулся сын Терамена. – В Афинах живет двести тысяч человек. Пока они всех переберут, Гилот, клянусь морским Владыкой, уже выздоровеет и будет выступать на Олимпиаде.
– А как же…
– Ш-ш, тихо! – Эвполид увидел знак коренастого и приложил палец к губам Леонтиска. – Мы у входа в храм. Нужно выйти тихо, как мышки, чтобы никто из жрецов или прислужников нас не заметил. Тогда через полчаса будем в безопасности. Идем!
Маленький отряд начал восхождение по узкой лестнице, оканчивающейся темной деревянной дверью.
Все прошло благополучно. Проскользнув боковыми коридорами храма Артемиды, некогда широко почитаемого, а ныне подрастерявшего как популярности, так свежести краски на стенах, отряд, ведомый Эвполидом, углубился в окружавшую святилище вековую рощу. Леонтиск, от усталости и физических страданий двигавшийся как в тумане, мало что запомнил из этого пути. В конце концов они зашли в некий доходный дом, стоявший в лабиринте ему подобных. Спутники Эвполида, попрощавшись короткими кивками, скрылись в глубине здания, уводя с собой раненого Гилота. Леонтиск вспомнил, что даже не сказал «спасибо» за помощь, когда их уже и след простыл. Эвполид, коротко переговорив с вышедшей к ним пожилой добросердечного облика женщиной, повернулся к Леонтиску:
– Все, дружище Леонтиск, пришли. Сейчас добрая Ларида проводит тебя в комнату, где ты можешь отдохнуть. Если хочешь есть или выкупаться, обращайся к ней. Кроме того, она пригласит лекаря, чтобы он тебя осмотрел. Я ухожу к отцу. Отдыхай, он встретится с тобой так скоро, как сможет.
Леонтиск сделал шаг вперед, положил руку на плечо Эвполида, взглянул ему в глаза.
– Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал. Сожалею, что раньше плохо знал тебя. Мне… не хватает слов, чтобы высказать свою благодарность…
– Полно, Леонтиск! – попытался с кислым лицом отмахнуться Эвполид, но сын стратега продолжал:
– Ты – один из самых достойных людей, с кем мне посчастливилось встретиться в жизни, Эвполид. Впрочем, не удивительно, что такой отец, как Терамен, вырастил столь замечательного сына. Удачи тебе!
– Тебе она потребуется больше, дружок, клянусь морским Владыкой, – усмехнулся Эвполид, поворачиваясь к выходу, и добавил на прощанье:
– Постарайся хорошо выспаться, приключения еще не закончились.
С этим доблестный сын Терамена вышел.
– Идем со мной, юноша, – тихо произнесла Ларида и двинулась по коридору. Леонтиск заковылял следом. Свинцовая усталость притупила даже радость по поводу освобождения из темницы, и молодой воин мечтал лишь об одном – поскорее добраться до любого ложа, рухнуть на него и на несколько часов отдаться сладким объятиям Морфея.
Вскоре его желаниям было суждено осуществиться. Милая женщина привела его в небольшую угловую комнатку, выходящую окном в совершенно одичавший сад. Промычав отказ на вопросы о трапезе и горячей воде, Леонтиск, жадно глядя на застланное покрывалами ложе, начал судорожно стягивать с себя одежду, почти черную от грязи, пота и крови. Когда Ларида, сочувствующе покачав головой и что-то бормоча, затворила за собой двери, наш герой расстался с последней деталью гардероба и грудью бросился на постель. Он заснул едва ли не прежде, чем упал на покрывала, и вспышка боли в возмущенном такой бесцеремонностью больном ребре не смогла даже на миг разлепить его спаянных усталостью век.
– Ну что, мерзавец, попался? – губы Клеомеда извивались, как две гусеницы. Хилиарх медленно приближался, сжимая в руке серебристый астрон. Леонтиск не мог пошевелить даже пальцем, словно был спеленут как египетская мумия.
– А ведь тебя предупреждали, головастик, – Клеомед подошел еще ближе. Леонтиск мог разглядеть мельчавшие капельки пота на землистом лбу хилиарха. – Ты не внял голосу вождей живых, так будь рабом владыки мертвых!
Угловатым, резким движением Клеомед вонзил меч в живот Леонтиску. Ужасная боль рассекла внутренности, ледяной сосулькой вгрызаясь все глубже в тело, наполняя мозг обессиливающим ужасом.
Леонтиск закричал, дернулся и проснулся. Над ним склонилось освещенное глубокими сочувствующими глазами лицо женщины средних лет.
– Тихо, тихо! – мягко сказала она, продолжая чуткими жесткими пальцами исследовать его покрытые синяками бока. – Успокойся, ты в безопасности. И не дергайся, мне нужно разобраться, что творится с твоими ребрами.
Несколько мгновений Леонтиск, все еще находясь во власти кошмара, непонимающе смотрел на нее. Затем ощущение реальности вытеснило из сознания навеянный сном ужас, а сердце, бешено колотившееся в груди, начало успокаиваться.
– Ребро сломано только одно, – разлепил спекшиеся губы молодой воин.
– Какое же? – голос женщины был глубоким и полным сострадания.
– Вот это, – юный воин осторожно, не дотрагиваясь, потянулся к сизо-бордовой опухоли, и тут замер, наконец заметив некую весьма выдающуюся деталь. Он лежал абсолютно обнаженный, и его мужской орган, налившись кровью и обретя деревянную твердость, выпрямился во весь гордый рост в неприличной близости от ладони женщины. Молниеносным движением Леонтиск схватил край покрывала и прикрыл восставшую мужскую «гордость». От стыда он закрыл глаза и почувствовал, что заливается краской.
– Я… извиняюсь… – зачем-то выдавил он.
– Ах, полноте, голубок, – в голосе женщины не было ни тени насмешки. – Не нужно меня стесняться, я целительница, и перевидела в жизни больше голых мужчин, чем иная портовая девка.
– Целительница? – все еще смущенно повторил он за ней, приоткрывая один глаз.
– Именно. Младшая жрица из храма Асклепия. Я здесь для того, чтобы осмотреть твои ссадины, юноша, и помочь, насколько это возможно. Но ты, как видно, и сам знаешь толк в медицине – не каждый сможет определить, какое из травмированных ребер у него сломано.
– Боюсь, мои познания в медицине неглубоки, и касаются лишь ран и переломов, – спасибо армейским лекарям-костоправам, что соблаговолили научить. – Леонтиск с ненавистью поглядел на свой изуродованный бок. – Что касается остального… Заурядная желудочная хворь, например, может изолировать меня от людей дня на три.
– О, клянусь Панакеей, с желудком нужно обращаться бережно, тщательно выбирать то, что употребляешь в пищу. Неразборчиво брошенное в котел мясо одного-единственного больного животного может вызвать эпидемию в целом городе или армейском лагере.
– Ха, слышали бы это наши спартанские фрурархи-интенданты! Они постоянно повторяют, что солдат должен есть все, включая песок и камни!
– Н-да. Не удивительно, что солдат чаще выкашивают утробные хвори, чем неприятель. А ну, перевернись на спину.
– Больно. Лучше я поднимусь.
Сын стратега встал у кровати, прижимая к паху свернутое в бесформенный ком покрывало. Жрица, притворившись, что не замечает этого, продолжала изучать покрывавшие его тело синяки, ссадины и раны. Следующую половину часа она смазывала поврежденные места остро пахнущей травами едкой мазью и накладывала повязки. Леонтиск молча, как подобает выпускнику агелы, терпел боль и жжение. Честно говоря, сон не принес ему большого утешения. Напротив, молодой воин чувствовал себя совершенно разбитым, боль и слабость воспользовались этим отдыхом, чтобы полностью захватить его измученное тело.
За окном стоял сумрачный афинский вечер. Небо, впрочем, было безоблачным, и умирающий алый костер заката окрасил стену над постелью полосато-багровым. В раскрытое окно струился зимней сыростью тяжелый густой воздух. Мистическое очарование этой картины нарушал только раздающийся откуда-то сбоку громкий, перемежающийся звонкими взрывами смеха щебет двух девиц. Все органы чувств Леонтиска, угнетенные на протяжении десяти дней удушливой обстановкой подземелья, неистово всасывали краски, звуки и запахи свободы. Это было сродни опьянению от вина.
