Полудержавный властелин (СИ) - Соболев Николай Алексеевич (книги без сокращений .txt, .fb2) 📗
— Порадовал, сыне, — наконец обратил он свой взгляд на сияющего первопечатника. — Что дальше тиснешь?
— Благослови на Требник, авва, — склонился Голтяй.
Планы, на самом деле, наполеоновские — нужно снабдить все приходы богослужебными книгами, это не на один год работы, так что если я хочу и светские книги получить, надо будет голтяеву монополию разрушать и ставить еще типографии.
Угомонились, построились в соборе и началось.
— Яко премудрый царь Соломон…
Как не старался я убедить Феофана, что надо бы покороче, наш космиторас (то есть ректор) задвинул проповедь на полчаса.
Ну да ничего, потерпим. Все равно еще ребят разверстывать на службу — кого в новые разряды, кого наместникам в помощь, пусть пока опыта наберутся.
А уж потом и страну им передадим.
Глава 19. Узорочие и воспитание рязанское
Никак не удавалось заснуть, все ворочался, потел, пытался найти удобное положение, но хрен, в этих перинах только задохнуться можно. Волосяные матрацы да легкие одеяла «как у великого князя» пока только на Москве водятся, да по вотчинам ближников, в прочих местах вот этот пуховой кошмар.
И побольше, побольше.
Особенно у великих князей, а гостил я нынче у Иван Федорыча Рязанского, и меня устроили со всей возможной честью, то есть навалили перин, как той принцессе.
Собственно, первыми сюда приехали Голтяй с Палецким, да не одни, а с войском, а я догонял с пушками. История эта началась еще осенью и мы, наконец, подошли к ее развязке.
Зима от сотворения мира 6952-я выдалась суровей обычного (хотя казалось бы, куда уж дальше), суровей, что еще больше ослабило натиск кочевников на наши украины. Последние пять годков, когда на восточном фланге встали Казань и Касимов, давление вообще заметно снизилось — Кичи-Мухаммед с низовьев Волги не рисковал делать большие набеги, ибо на отходе могло неслабо прилететь в бочину, а Сеид-Ахмед подписался на войну с поляками, у коих полона и хабара водилось заметно больше, чем у нас.
Оставались только мелкие налетчики, беш-баши, то есть «пять голов» — по средней численности такой забубенной банды. Наскочить, похватать полдюжины детишек и раствориться в степных просторах. С ними в основном ратились рязанцы да наши береговые разряды, постепенно вырабатывая тактику оповещения и преследования.
Осенью степь пожгло пожарами, а потом из-за погодных вывертов поверх выгоревшей травы навалило снега, и даже неприхотливые татарские лошадки корм себе добывали с большим трудом. Их хозяева, здраво рассудив, что на юге снега поменьше, туда и откочевали.
Только мы вздохнули, понадеявшись на спокойную зиму, как в Рязанскую землю принесло немалый чамбул.
— Бердей царевич на Рязань со множеством татар ратью прииде, и власти и села рязанские повоевал и много зла Рязани учинил и отыде с полоном многим, — доложил на думе Владимир Серпуховской.
— Кто такой Бердей? — повернулся я к Патрикееву.
Тот только развел руками — ни в Казани, ни в Крыму, ни у обоих претендентов на ханство в Большой Орде такого не водилось.
— Татар, что городе зимуют, расспросить. К Касыму, в Городец-Мещерский, тоже послать.
Этим моя реакция тогда и ограничилась, рязанский князь блюдет самостоятельность, коли попросит помощи — пошлем, а самим лезть незачем. Да и отыде Бердей, ищи теперь ветра в поле.
Но я сильно ошибался. Пока там купцы да толмачи расспросили и выяснили, что Бердей пришел аж из орды Абулхайра, кочевавшей далеко за Волгой, как бы не в Сибири, поспела и вторая весточка из Рязани:
— Встал на поле и послал в Рязань, продать им полон.
Вот сколько здесь ни живу, временами фигею от простоты нравов: это Бердей, значит, рязанцев побил, полон взял, а потом рязанцам же его и продать решил! Хотя если он сюда приперся из заволжских степей, то логично: проще уходить обратно не с полоном, а с деньгами, они хоть есть не требуют.
— А что князь Иван? — но мне больше любопытна ответная реакция рязанцев.
— Выкупил.
И это тоже логично: серебро нажить можно, а людей быстро взять неоткуда. Да и привычка жить бок о бок с кочевниками воспитывает своего рода пофигизм — если побороть проблему сил не хватает, то приходится свыкаться с к ее существованием. Так ведь у всех пограничных княжеств и происходит: что в Рязани, что у Корибутовича, что в верховских землях. Ну пришли, ну пограбили, стихия. Как ураган или сильные морозы.
Зря про морозы вспомнил, из-за них в теремах натоплено без меры, все шелковое мое исподнее пропотело насквозь. Перины я давно откинул, но даже одной оставшейся достаточно, чтобы упариться. Так бы шепнул Волку притащить кошму или войлок легкий, но хозяину бесчестье выйдет, а Иван Федорович меня принимал со всем положенным радушием и даже сверх того, практически как сюзерена, «в отца место», хотя он старше меня чуть не вдвое.
Причем нельзя сказать, что такое отношение одобряли все хозяева. Некоторые поглядывали косо, некоторые старательно прятались в задних рядах встречающих, но князю своему не перечили.
Иван Федорыч московскую кодлу накормил, напоил, помянул про наши прошлые встречи, начиная с приснопамятного Луцкого съезда, когда Васенькин дедушка Витовт пол-Европы коронованных особ собрал. Правильно напомнил, психологически верно — совместные дела сближают. А так… тех, кто в Луцке фигурял, уже почти никого на этом свете нет: Ягайлу Шемяка унасекомил, а Эрик Датский, сам Витовт, Сигизмунд-император, тогдашние магистры ливонский да тевтонский померли. Меньше всех старуха с косой затронула русских: все три великих князя, кто участвовал, живы и здоровы. А вот Эрика жаль, Данию да Швецию Ганза щемит, отличный союзник мог получиться. Нынешний король тоже Ганзу недолюбливает, да у меня руки коротки дотянуться — морем не выйдет, море под той самой Ганзой, они любую посольскую миссию завернут, если не утопят. Разве что сушей, через корелу, емь и сумь? Вышата Ахмылов тамошние места знает, через финнов пройдет, да только он вояка, а не дипломат.
Взбил подушку, перевернул ее относительно прохладной стороной, еще раз попытался заснуть — хрен. Все лезли в голову обстоятельства моего появления на берегах Оки…
— Бердей паки в Рязань с миром прийде, хочет зимовать в Рязани…
— Однако! — третье сообщение оказалось совсем неожиданным.
Это уже вообще за гранью — пришел, ограбил, награбленное продал ограбленным, да еще к ним пожить попросился! Тетенька, дай воды напиться, а то жрать так хочется, что переночевать негде!
— Поле ему супротивно, — пустился в объяснения Патрикеев, — а степь пожаром выгорела, а зима лютая и снегу много и ветры сильные. От нужды зимовать просится, у коней татарских падеж, а сено вельми дорого.
Думские бояре радостно зашевелились — противник слаб, бери голыми руками. И как я не напоминал им про едва не ставший катастрофой Белев, как не давил что Рязань сама разберется, учуяли возможную славу и добычу и порешили Бердея воевать.
С тем и послали к Ивану Федоровичу и всем в округе — касимовским, мордовским князцам, подняли коломенский городовой полк, часть казаков и сторожей, даже выученных на шемякин манер московских пикинеров.
Ничего так войско наскребли, только пушек две штуки всего — остальные либо на стенах и снимать их целое дело, либо Диме отосланы на запад. Збынек с Кассиодором вызвались за неделю отлить еще несколько, если им дадут олова.
Можно подумать, что я фокусник и олово из цилиндра вместо зайцев достаю. Хоть и надо его на легкую пушку всего полпуда или около того, по весу в два раза меньше, чем на колокол… Почесал я тогда в затылке да велел свезти на Яузский городок всю оловянную утварь, что в моих усадьбах-теремах водилась — тарелки, кувшины, столовые приборы, чаши — на переплавку.
Маша на меня зверем смотрела, даже не из-за того, что вещи изымал, а из-за колоссального кавардака. Найти, учесть, отмыть, сдать — при том, что никто других хозяйственных задач не отменял.
В разгар оловянной нервотрепки ко мне в крестовую палату, где я читал очередные письма, прокрался Юрка, волоча тяжеленький кожаный сундучок.
