Вождь чернокожих (СИ) - Птица Алексей (книга жизни txt) 📗
Больше потерь мы не понесли и благополучно вышли из джунглей. Здесь нас встретила саванна, но уже наша, родная. Здесь каждый камешек мне знаком и каждый колосо…, волосок на шкуре диких павианов, что нагло резвились неподалёку, усеяв огромный баобаб. Громко визжа, они вступали между собой в драки, а также совокупления нисколько не стесняясь невольных зрителей. Я, только сплюнул проходя мимо них, остальные, и вовсе не обратили на это никакого внимания.
— Вот блин, мы и дома, — подумал я смотря на этих животных. Но это ещё ничего, животные, что с них взять, а вот когда этим, или чем-то похожим занимаются люди, то это уже… чересчур.
К сожалению, здесь это приходилось наблюдать сплошь и рядом, и никто не стеснялся. Я опять погрустнел. Все эти бесконечные похищения из племени в племя несовершеннолетних девочек, удаление у них же нёбного язычка и молочных зубов.
Все эти дикие обычаи и варварство, очень угнетали меня, я привык использовать женщин по их прямому предназначению, но при этом не угнетая их и даже почти не издеваясь. Подумаешь, расстались не сойдясь характерами (моя версия), и этот козёл поимел меня и бросил (её версия). Но ведь по любви же, а не по принуждению.
Пришлось покричать на своих воинов, что маленько расслабились и устали таскать добычу, которую я перегрузил и на них, боясь, что пленники не выдержат последнего перехода по саванне. Затосковав, я вспомнил Нбенге, которая любила меня, но которую не любил я. Вместе с ней меня ждала дочь, которую я любил, но так, слегонца, не чувствуя прямого родства, а только косвенное.
Но их я не брошу, потому что я хороший, точнее, потому что не хотел быть сволочью, да мне и нетрудно было их защищать и обеспечивать всем необходимым, в том числе и своим статусом. Я мог бы завести сейчас и гарем, но зачем… зачем мне все эти проблемы, забота о фактически чужих мне тётках, слушать их сплетни и тупой вздор, и бесконечные нелогичные разборки друг с другом.
А взамен то что от них? Чёрная любовь и чёрное тело, то тощее, то наоборот толстое. Причём толстое не там, где надо, а там, где мне не надо, а худое, то же не там, и не там. Короче ничего мне не надо, а пыл любви и страсти именуемым напряжением, я сбрасывал в походах с кем считал нужным.
Моя кожа чуть посветлела, и стала не тёмно-коричневой, а как будто бы сильно загорелая, черты лица, по неведомой для меня причине тоже несколько европеизировались и стали более приятными и не такими грубыми, особенно изменились губы, перестав быть похожими на два больших пельменя, а белки глаз стали чисто белыми, без этих кровяных прожилок на жёлтом фоне.
Теперь ночью, я даже пугал ими своих часовых, неожиданно выныривая из травы, особенно когда видел, что они спят на посту. И громко завывая, хватал их за грудки и дико вращая глазами тряс часового, скаля крупные белые зубы.
Но после того, как один из них обоссался от страха, я перестал этим заниматься, а просто ревел медведем. Услышав полувой, полурык, любой любитель поспать на посту, мгновенно просыпался и больше не мог заснуть до утра напряжённо всматриваясь в темноту и ища белые белки глаз. Им везде мерещился я, отчего я за глаза был прозван ночным змеем. Прозвище, впоследствии трансформировалось в чёрного мамбу или просто Мамба.
Ну а днём, я был всегда Великий Вождь Ван, короче ВВВ.
Саванну мы прошли за семь суток и вот впереди показались четырёхугольники полей, а за ними длинная стена живой изгороди с одинокими четырьмя вышками по углам. Всё население моего города вышло встречать меня, радостно крича и разбирая трофеи, что мы притащили с собой. Пленников никто не трогал, зная моё отношение к ним.
Затем, вся толпа стала вокруг запела, и заплясала, тряся задницами и выделывая ногами немыслимые па.
— Да, — думал я, — что вы хорошо умеете, так это танцевать, потом петь, а потом просто ни хрена не делать и подыхать от этого с голоду, но всё равно не делать ровным счётом ничего.
Наконец праздник закончился, всех пленных увели и распределили по хижинам, трофеи прибрали и разошлись отдыхать. Посмотрев на обветшавшие вышки, покосившиеся участки стены, грязь и мусор на улицах, я подумал про себя.
— Ну держись, Наобум, специально никого трахать до завтра не буду, чтобы все досталось только тебе одному… грёбанный ты разгильдяй.
Утро началось бодро для меня и печально, для остававшегося за старшего Наобума. Мои матюки были слышны по всему городу. Я, не сдерживал себя, и орал во всю мощь своей грудной клетки и здоровых лёгких, заодно отрабатывая свой командирский голос.
Надо сказать, что отработал на отлично, по-крайней мере Наобуму хватило с лихвой. Через полчаса, я с удовлетворением наблюдал, как сотни людей бросились убирать мусор и подметать улицы, ремонтировать вышки и заделывать дырки в стене, которые проделали они же сами, чтобы не обходить стену, а ходить где им было удобно, сокращая себе путь, то до реки, то до полей, то до саванны, куда они уходили на охоту или в патрули.
Но всё, я вернулся и пока не наведу порядок и не расширю свой город с громко говорящим названием Баграм, больше не пойду никуда в поход. Я вам сделаю, негодяи, как ни хрена ни делать и балдеть, в отсутствии своего горячо любимого вождя, или наоборот горячо не любимого вождя. Почувствуйте мою любовь, мои неблагодарные поданные. И работа закипела…
Наведя порядок в городе, занялся размещением новых поданных, которых перевёл из разряда пленников в моих полноценных поданных, предоставив им место под хижины и следя за тем, как они их строят. Все ремесленники передали мне свои пожелания и что они хотят увидеть в качестве кузниц и так далее.
Две недели, я занимался этим. А потом снова обратил внимание на свою армию, закалённую в боях местного значения. Всего на полигоне выстроилось пятьсот двадцать воинов и сотня ландмилиции вызванная из Бирао и Бырра, которая состояла из новобранцев.
В строю обычных воинов, которые ходили со мною в походы стояла и новая полусотня, собранная для восполнения потерь, полученных в Дарфурском походе. Выкрикивая свой лозунг: — Потому что мы БАНДА! — я завёл толпу, и они станцевали боевой танец, думая, что это они типа маршируют.
Высоко подкидывая ноги и распевая боевые песни, они подняли пыль на плацу полигона и долго ещё не могли успокоиться, демонстрируя свой боевой пыл, смешанный, с поднятой их ногами пылью красной африканской земли. Особенно усердствовали в этом ландмилиция и молодое пополнение.
Ну да это и понятно, когда ничего не умеешь и ни в чём серьёзном не участвовал, только и остаётся демонстрировать свой грозный вид и решимость воевать. Мне нужно было как-то пропагандировать свою захватническую деятельность, и я решил называть свои операции по захвату территории громкими названиями: — «Сила воды»; «Чёрный брат»; «Едкий яд»; «В плен, только баб», "Пошли вы на…", ну и так далее.
А пока…, пока моё негритянское войско отплясывало боевые танцы, но стараясь держать хоть какое-то подобие шеренг.
После развлекательной программы — для меня, и высоко ответственной и торжественной — для них, я толкнул перед ними речь, рассказывая какие могучие воины здесь собрались и как мы пойдём завоёвывать звёзды, но нет, к сожалению, не звёзды, а обычный, дикий и непредсказуемый мир, причём исключительно Африканский.
Весь остаток этого дня они отдыхали, потребляя жареное мясо и распевая боевые песни у костров. Наутро я погнал всех на сельхозработы. Ты сынок в армии, а армия, это не только война, но и тяжёлая изнуряющая работа на собственный прокорм. А кормить свою армию мне надо было. Поля большие, работать некому, всем бы только повоевать, да с трофеями прийти домой, хвастаясь перед другими своими успехами и удачей.
Поработав с неделю по уборке батата и прочего проса, высадив саженцы фруктовых деревьев, притащенных из Ньялы, мои войска были отправлены на водные процедуры в реку, и заодно половить рыбу, и крокодилов с бегемотами, если из них кто-то ещё выжил.
Распугав такой толпой всю живность крупнее малька на пару километров в обе стороны течения, они вернулись обратно. Ну, а потом, потом начались, так любимые всеми неграми учения.
