Князь Трубецкой - Золотько Александр Карлович (бесплатные серии книг .TXT) 📗
И Дед был прав. Но и Трубецкой не собирался лезть напролом, без изыска.
— Вот смотри: то, что это произойдет, мы знаем. Знаем, куда потом его повезут, — так?
— Так.
— И то, что сам Наполеон будет с ним разговаривать, кричать и угрожать расстрелом, мы тоже знаем. То, что его не расстреляют в конце концов, в тот момент не будет знать никто, даже Наполеон. То есть если я все проверну достаточно быстро, то получится, что я его спасу от смерти, да еще утру нос самому французскому императору.
— А если тебя зацепят? — закурив, как бы между прочим поинтересовался Дед. — Свяжут белы рученьки, поставят к стеночке…
— Значит, не судьба, — развел руками Трубецкой. — Если к тому моменту я и вправду приобрету себе имя, то меня, пожалуй, расстреляют прямо там, на месте. И генерала ко мне присовокупят.
— Ну… он и так проживет не особо долго, отдаст богу душу 10 июня тысяча восемьсот восемнадцатого… в сорок восемь лет, от ран и болезней. Ну не примет он участия в сражении при Калише, при Лютцене, не возьмет штурмом Суассона — все это сделает кто-то другой. Не катастрофа. Если тебя убьют — плохо, но… — Дед в задумчивости постучал пальцами по столу. — Но если получится его спасти, то… Красиво может получиться. Полагаешь, ты к тому времени группу уже сколотишь?
Группу к началу октября Трубецкой уже сколотил. Неплохая получилась группа. Не из суперменов, но ребята были толковые. И не брезгливые.
Крестьян к тому моменту Трубецкой уже распустил по домам. После посещения Москвы и в результате регулярных нападений на обозы мужики, в общем, разбогатели. Да и вопрос теперь стоял не столько о нападении на французские войска, сколько о защите своих сел и деревень от мародеров. Трубецкой своим все так и объяснил. Не забыл напомнить, что убивать теперь нужно французов аккуратно, так, чтобы потом в избах ничего такого нельзя было найти. Убили и закопали. Или утопили в болоте.
Еще можно было брать в плен и отводить к армейским, там еще и денежку на этом можно было заработать, начинали приплачивать мужичкам за пленных, чтобы хоть кого-то пейзане приводили в русский лагерь живым.
— И никому не рассказывайте, что были в моем отряде. Вы вообще ничего не слышали о князе Трубецком. Не слышали ведь?
Мужики и не слышали. А чего там слышать? Они привыкли Сергею Петровичу верить, сколько вон с ними прошел и ни разу слова не нарушил. И если обещал после войны приехать и выкупить, то и приедет, и выкупит. А не сможет — сами решат. Денежки есть. И на всякий случай оружие будет в лесу спрятано.
А ту службу, что князь попросил исполнить к декабрю, мужики обещали сделать. Для Сергея Петровича можно будет и еще раз повоевать, чего уж там. И сами придут, и приведут кого-нибудь еще… Вот передохнут по домам малость, и…
Так что к началу октября у Трубецкого осталось всего три десятка человек. Пятеро гусар Чуева, десяток солдат из разных полков, которые согласно рапортам ротмистра входили в его особую команду, Томаш Бочанек, Кашка с Антипом — отказались сорванцы уходить по домам, да Трубецкой их особо не гнал — и интернациональный взвод, как про себя называл Трубецкой иностранцев, тем или иным способом прибившихся к нему.
Четыре испанца, два вестфальца, баварец, три итальянца, один саксонец и два корсиканца, которые напрочь отказывались называть себя французами и отчего-то не любили Наполеона больше, чем все остальные интернационалисты… ну разве что кроме испанцев. Еще восемь иностранцев погибли в стычках с французами. Всего отряд Трубецкого с июня по октябрь потерял убитыми двадцать три человека. Совсем немного, если сравнивать с тем, какие потери они нанесли Великой Армии и сколько беспокойства причинили.
Наверное, такая арифметика должна была Трубецкого успокаивать.
За каждого погибшего — русского или иностранца — Чуев ставил свечку, заказывал молебен, Трубецкой не возражал. Если погибшие были семейными, то отправлял вдовам и сиротам деньги, заработанные кормильцем. Иностранцам… Семьям иностранцев тоже обещал при первой возможности переправить немного денег.
Отечественная война близилась к завершению, с подвигом нужно было решать… То есть решать-то как раз было и нечего, нужно было его совершить.
Закончив свои дела возле Засижья, что в Смоленской губернии, Трубецкой с отрядом вернулся по Старой Смоленской дороге к Можайску. Кашку с Антипом оставил у Засижья, указав фронт земляных работ. Странно, но доверять — полностью доверять — он мог только этим двоим мальчишкам. Кто-то из отряда мог сломаться на жадности, кто-то стал бы рассуждать на темы допустимости-недопустимости каких-либо действий, а ребята просто делали то, о чем их просил Сергей Петрович.
Самому князю вместе с остатками отряда неделю пришлось провести в деревеньке со смешным названием Козлики неподалеку от Вереи, потом наступил назначенный день.
— Я тебя в последний раз прошу: откажись от этой безумной мысли, — отведя Трубецкого в сторону, попросил ротмистр Чуев. — Откуда ты можешь знать, что именно сегодня генерала привезут в Верею? И мало что в Верею, а сюда, в чисто поле, да еще что он будет встречаться с самим Наполеоном…
— У меня предчувствие такое, — засмеялся Трубецкой. — Вот кажется мне. И сон приснился, будто выходит генерал из дома, а там его я жду… Ты же сам видел записку от отца Иоанна — прибыл отряд Мортье.
— Тьфу ты! — Ротмистр покачал головой. — Если тут будет Наполеон, то народу всякого нагрянет, и старая гвардия, и молодая, какая там еще? Средняя? Все будут тут. Вон глянь на дорогу: сплошным потоком идут, тысячи и тысячи — конные, пешие…
— Так если народу много, так и затеряться можно, правда? Ты вот, Алексей Платонович, в Москву ездил? И как я тебя ни уговаривал — все равно поехал, да еще ни в чем не повинных гусар своих с собой потащил… Нет? — Трубецкой, поддерживая беседу, не сводил взгляда с дороги от Вереи. Уже почти полчаса как несколько всадников топчут поле, заросшее травой, подтянулось несколько повозок, и даже вроде как разожгли костер.
Очередной посыльный от верейского протоиерея, по совместительству командовавшего отрядом вооруженных крестьян, сообщил, что у дома, в котором остановился Наполеон, — суета. Съезжаются военачальники и вроде как собираются выезжать. Искали проводника, им умудрились подсунуть мужика из отряда отца Иоанна, и куда-то в эту сторону ехать собирались.
Если судить по суете на поле, тут точно ожидают Императора, правильно рассчитал Трубецкой. Как там писали в воспоминаниях? В полулье от Вереи встреча с отрядом Мортье.
— Так в Москве были мои родственники… — виноватым голосом оправдывался в который раз Чуев. — Племянница моего кузена… Дальние родственники. А тут… Что, один этот генерал в плену у супостата? Тучкова вон когда полонили… — Чуев оглянулся на своих солдат, расположившихся недалеко от опушки в глубине леса, и понизил голос. — Я давно хотел с тобой поговорить…
— Так поговори, — так же тихо ответил Трубецкой. — О чем? Об Александре? Так ее я уже отправил в безопасное место…
— И слава богу! — Ротмистр перекрестился. — Я на ваши эти игры уже смотреть не мог. Как же так можно друг друга мучить?
— Ты же знаешь, я пытался…
— Пытался он… Ну да ладно, пристроил в монастырь, так пристроил. Спасибо тому же отцу Иоанну, великий человек. К Новому году, ты сам говорил, что все закончится, вот и ее сможешь забрать, если захочешь. Сама-то она там не останется, монастырь православный, она католичка… все равно что-то нужно будет придумать.
— Придумаем. Это все, что ты хотел мне сказать, Алексей Платонович?
— Нет, не все. — Лицо Чуева стало серьезным. — Я вот смотрю на тебя… Вот вроде живой человек, чувства имеешь, состраданием к своим ближним наделен. За Родину воюешь… как можешь, но воюешь же…
— Благодарю за комплимент, — улыбнулся Трубецкой.
— Воюешь, только вот взгляд у тебя… как в театре. Будто сидишь ты на балконе, смотришь пьеску, которую заезжие актеры представляют. В программке все прочитал, кто жив останется, кто помрет к последнему действию… И скучно тебе, скучно неимоверно. Будто и аплодируешь вместе со всеми, за билет заплатил, опять же цветы на сцену бросил, когда актеры на поклон вышли, а все одно — скучно, вроде как ты номер отбываешь. Даже не по служебной надобности, а так, чтобы время убить… — Ротмистр достал из кармана снаряженную трубку, зажег ее, щелкнув несколько раз кресалом, затянулся. — Даже горящая Москва тебя не поразила, не вызвала никаких чувств…
