Комсомолец (СИ) - Федин Андрей (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt, .fb2) 📗
Но уже за «похищение человека» и «незаконное лишение свободы» Каннибалу светил реальный срок. Так что у него долго не будет возможности закапывать под своими окнами новые кости. Если он вообще когда-нибудь вновь окажется на свободе: я всё же надеялся, что милиция не позволит трупам из огорода Жидкова стать «висяками». Я размахивал свёрнутой в трубку газетой, шагал по тротуару в тени деревьев. В очередной раз размышлял, стоило ли мне вообще ввязываться в связанные с преступлениями «делишки».
«Может, стоило ограничиться только спасением от маньяка Светы Пимочкиной?» — в очередной раз промелькнула в моей голове мыслишка. Я снова отмахнулся от неё, как от постыдной. Вспомнил лицо сидевшей в подвале Зареченского каннибала женщины — той самой Даши со шрамом на верхней губе. Представил, что ей пришлось пережить, и что могли испытать другие жертвы Каннибала. Вновь пообещал себя, что не буду играть в сыщика или мстителя, а всего лишь подправлю кое-какие моменты будущего.
Я зажмурился, шагнув на ярко освещённый участок тротуара. Опустил взгляд на неровный асфальт, на свои поношенные туфли и потёртые штанины. Отметил, что теперь смогу немного приодеться. Не факт, что взятых в доме Жидкова тридцати рублей хватит на полное обновление гардероба (о нынешних ценах на одежду я пока имел очень приблизительное представление). Но уж на новые брюки их должно было хватить (а может и на обувку). «Тридцать рублей, — подумал я. — Скромно нынче платят за разоблачение маньяков».
До автобусной остановки мне оставалось идти меньше сотни шагов, когда я услышал звонкий оклик.
— Гражданин!
Автобуса я на горизонте не наблюдал. Спешить к остановке не видел смысла. Поэтому позволил себе проявить любопытство: оглянулся в поисках «гражданина». Но вместо подозрительного человека в мешковатом костюме и серой шляпе (именно с таким образом ассоциировалось строгое слово «гражданин») увидел, что меня догоняли молодые мужчины (лет по двадцать пять) в модной по нынешним временам одежде и с красными повязками дружинников на рукавах.
— Гражданин! — крикнул один из дружинников, обладатель рыжей шевелюры и таких же рыжих усов. — Да, да! Мы к вам обращаемся! Стойте!
Рыжий дружинник указал на меня пальцем, точно взял мою фигуру на мушку пистолета. Так и бежал — с вытянутой рукой. Вторую руку он прижимал к карману, в котором позвякивали монеты. Его черноволосый напарник чуть отстал, шумно дышал, будто гнался за мной десятки кварталов — от самого проспекта Ленина. То и дело смахивал со лба капли пота. Звуки шагов дружинников эхом отражались от стен домов. На груди у мужчин, точно капли крови, блестели комсомольские значки.
— Стою, — откликнулся я.
Поставил чемодан на землю. Подавил желание картинно поднять руки. Похлопал себя по бедру свёрнутой газетой. Почувствовал диссонанс: утро — дружинники. Эти два понятия в моём представлении не сочетались. Потому что со слов Могильного и Аверина я представлял: дружинники дежурили по вечерам, кружили по городу по редко освещённым фонарями улицам, распугивали преступников. Увидеть парочку мужчин с красными повязками утром я никак не ожидал. И точно не представлял, чем привлёк их внимание.
— Народная дружина, — выдохнул рыжий.
Мужчина показал повязку на рукаве, вынул из кармана с переставшей позвякивать мелочью корочки — продемонстрировал их мне (в закрытом виде). Его напарник не потрудился ничего предъявлять — лишь пытался успокоить дыхание. В этом времени я пока отыгрывал роль наивного юноши. Потому не заглянул в документ, не проверил подлинность печати и не сверил фотографии с образцами реальных физиономий дружинников. Только кивнул и вопросительно приподнял брови.
— Чем могу помочь? — спросил я.
— Что в чемодане? — выдохнул черноволосый.
Он, наконец, сумел выпрямиться; чуть отдышался.
— Это ваш чемодан, гражданин? — спросил рыжий.
Мне вдруг почудилось, что я вновь очутился в Зареченске девяностых годов и встретил милицейский патруль. Вот только тогда грозный вид и тон охранников правопорядка подтверждали автоматы Калашникова. Сейчас же… Я посмотрел на дружинников. Из атакующего арсенала те имели лишь свистки на тонких верёвках; а вместо милицейской формы и бронежилетов — красные ленточки на рукавах и значки с изображением серпа и молота, с надписью «Дружинник».
— Конечно, мой, — сказал я. — А чей же ещё?
Дружинники переглянулись.
— Раннее утро и ты тут… с чемоданом, — сказал черноволосый. — На вокзал что ли собрался? Или спёр его где-то? Что-то мы раньше тебя в нашем районе не видели!
Я вдруг словно увидел себя со стороны: щуплый парень в поношенной одежде (аля беспризорник), несущий откуда-то рано утром чемодан — подозрительная личность.
— И… откуда ты его несёшь? — спросил рыжий.
Мужчина шагнул в сторону — отрезал мне путь к ближайшему переулку.
«Твоё-то какое дело?!» — хотел возмущённо гаркнуть я: правильно реагировать на подобные наезды в прошлой жизни научился. Но прикусил язык. Вспомнил, что «наивный юноша» обязан был ответить грозным дружинникам совсем иначе.
— От знакомых иду, — проблеял я. — Вещи у них оставлял. Перед тем, как мы в колхоз на картошку поехали. Вот, теперь забрал — отвезу в общагу.
Мужчины оглядели меня с ног до головы — будто прикидывали, походил ли я на студента.
— И где живут твои знакомые? — спросил черноволосый.
— На Александра Ульянова, — сказал я.
— Да неужели? — встрепенулся рыжий. — И какая у них фамилия?
На его лице появилась торжествующая улыбка.
Я насупился — как и поступил бы на моём месте настоящий первокурсник.
— Вам-то что? — сказал я. — Зачем вам их фамилия? Можно подумать, вы всех жителей в этом городе пофамильно знаете.
Улыбка рыжего дружинника превратилась в ухмылку.
— В городе-то, может, и не знаем, — сказал мужчина. — Но улице Ульянова — всех. Я там родился, вырос и живу, чтоб ты знал. Так от кого ты тащишь вещички?
— От Пимочкиных, — «нехотя» пробормотал я.
— Это которые двадцать пятом доме живут?
— В тридцать втором, — сказал я.
— Точно, — сказал рыжий. — В тридцать втором.
Кивнул своему напарнику.
— И что лежит у тебя в чемодане? — спросил черноволосый.
— Всё, что лежит — всё моё, — с вызовом сказал я.
При ответе даже умудрился пустить петуха — сорвался на писк: ну точно, как случалось с моим старшим сыном в его семнадцать лет.
— И всё-таки, что там? — спросил рыжий.
Он был на полголовы выше меня — явно наслаждался своим превосходством в росте: даже бока руками подпёр в знак своей неимоверной важности.
— Одежда. Моя. Кеды. И книга про Павку.
— Про кого?
Рыжий нахмурился.
— Про Павку Корчагина, — сказал я.
— Покажи, — потребовал черноволосый.
«А жирно тебе не будет? — подумал я. — Вы право-то имеете досматривать личные вещи граждан? Что-то я сильно сомневаюсь в ваших полномочиях, господа-товарищи». Но вместо того, чтобы «послать» дружинников «далеко и надолго», я изобразил «наивного» юношу. Бросил на асфальт газету (та развернулась, явив взорам дружинников изображение футболиста в полосатой футболке). Щелкнул замками, приподнял потёртую крышку. И только теперь вдруг вспомнил о лежавшем в чемодане обрезе из винтовки системы Мосина.
— Вот, — сказал я.
Протянул дружинникам лежавшую поверх свёртка с обрезом книгу.
— Что это? — спросил рыжий.
— Книга про Павку, — сказал я.
Взгляды дружинником метнулись к обложке книги. Но не задержались на ней — тут же опустились ниже. Потому что увидели нечто более интересное, нежели книга Николая Островского.
— Твоя? — спросил рыжий, провёл рукой по усам.
Оба дружинника приблизились ко мне, будто притянутые магнитом. Но не поднимали на меня глаза.
Я заглянул в чемодан — посмотрел на выглядывавший из-под края пледа огрызок винтовочного приклада.