Цвет сакуры красный (СИ) - Орлов Борис Львович (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
[29] Подполковник Сюта Татибана (1865–1904) — героизированный японский офицер, погибший в сражении при Ляояне во время Русско-Японской войны 1904-5 гг. В реальности Татибана проигнорировал распоряжение вышестоящего командира залечь в окопы, бросился под шквальный огонь и был сейчас же убит. Однако японцы восприняли его гибель как высшую степень самоотверженности и храбрости, поставили ему несколько памятников, переименовали в его честь один из морских заливов рядом с деревней, включили его жизнеописание в школьные учебники и объявили «божественным героем», а также посвятили ему песню.
[30] Ии Торамаса намного образованнее рядовых бойцов, да и общается с русскими уже давно, а потому русские фамилии и имена выговаривает правильно.
[31] Национальный музыкальный японский инструмент с тремя струнами. НЕ БАЛАЛАЙКА! (прим. автора)
Часть третья
За горами, за лесами, за широкими морями
«… Ленин перешел к электрификации и был поражен, узнав успехи в этой отрасли в Японии и повсеместное распространение электричества с утилизацией горных рек. Затем он перескочил на народное образование
— Счастливая страна! — воскликнул Ильич на ответ Фусе, что в Японии безграмотных почти нет».
Из беседы В.И. Ленина и японского журналиста Фусэ Кацудзи.
Глава 1.
…лучшая дорога
В края, где дела много,
На близкий и любимый
На Дальний Восток.
Братья Порасс, Е. Долматовский
песня из к/ф «Девушка с характером»
Первое мая 1931 года в Тутаеве выдалось солнечным. С самого утра светило шпарило совершенно по-летнему.
«Демонстрация, — грустно подумал Всеволод Николаевич Волков. — Черт, и угораздило же!» Он с ненавистью посмотрел на свою правую, туго забинтованную ногу. Вчера, спускаясь с перегонного куба, он неудачно поскользнулся на металлическом трапе, на ступенях которого какая-то добрая душа разлила не то веретенку, не то индустриалку[1], и в результате последний пролет инженер съехал словно с ледяной горки, на собственном заду. Многострадальный зад, однако, уцелел, но ногу Всеволод-старший вывихнул качественно. И вот теперь он лежит на диване возле радиоприемника…
Груша, все еще не пришла в себя после «ужасного» зрелища — водворения пострадавшего домой. Его привезли на легковом автомобиле самого директора и четверо рабочих аккуратно, хотя и матерясь через каждый шаг, занесли Волкова в комнату. Что вообразила себе девушка, увидев его с забинтованной ногой, известно одному только богу, и то, если он есть. Вероятно, Груша решила, что остальные части тела бинтовать уже и смысла нет, и сперва тихонечко заскулила, а потом завыла в голос, как и по сей день в русских деревнях бабы воют по покойнику. Все попытки Всеволода-старшего объяснить девушке, что он вполне здоров и через два, много — через три дня встанет на ноги, пропали втуне. Груша то причитала, то завывала подземным духом, а то собиралась мчаться на почту и телеграммой требовать Волкова-младшего из армии, дабы тот успел проститься с отцом.
В конце концов Всеволод-старший плюнул на внешний раздражитель и, устроившись поудобнее, взялся за журнал «Большевик», в котором была напечатана большая статья Уборевича о положении дел с партийной работой в армии. Не то, чтобы партийная работа очень уж его интересовала, но Уборевич чесал примерами, да такими, что иностранным разведкам и делать особенно ничего не требуется: переводи статью и отправляй отчет в центр! Читая особенно интересные пассажи, типа «В 18-й стрелковой дивизии, расквартированной вблизи Житомира, возникло недопонимание бойцами политической ситуации в связи с введением в штат дивизии роты танок[2]. Сложность в облуживании пятнадцати машин, вызвала у красноармейцев…», ну и так далее. «Может, Регеру отписать? — подумал Всеволод Николаевич. — Причем настучать не на Уборевича — его и так расстреляют, а на того, кто журнал курирует. Сука, думать-то надо! Хоть иногда!»
Тут Волков отвлекся и посмотрел на карманные часы: сколько там осталось до радиотрансляции парада демонстрации из Москвы? Подумалось: «А не зря ли продали наручные часы?» Тут же мысли перескочили на финансовое положение семьи. С одной стороны, его заработок был вполне достаточным: с учетом системы партмаксимума, он все равно получал целых восемнадцать червонцев… хотя, если бы был беспартийным — оклад был бы все сорок! «Да ладно, — рассудил Волков. — Стыдно получать больше Сталина![3] Но все-таки правильно часы продали: тысяча триста рубликов лишними не стали. Да и внимание могли ненужное привлечь…»
В этот момент приемник, словно сам собой мигнул зеленым глазком индикатора и расписанный фантастическими цветами динамик отчетливо произнес:
— Внимание!.. — и после минутной задержки с хрипотцой выплюнул — Красная площадь…
Всеволод Николаевич вздрогнул и снова посмотрел на часы.
— Вся Москва в радостном волнении, — сообщил диктор. — Все глаза обращены к Спасской башне. — Тут снова вмешались помехи и дальше Волков услышал только — Чере… …уту начнется …рад!
Потом ударили куранты. Но в их привычную с детства мелодию вплетался какой-то посторонний звук — глубокий и всеобъемлющий.
— Бьют куранты, — пояснил диктор. — Вы слышите, товарищи, как в храме Ленина звонят в гонг.
Всеволод Николаевич чуть не подавился папиросой. «Где?!! Куда?!!»
— С первым ударом курантов и гонга на трибуну Мавзолея поднимаются руководители Партии и Правительства, — выдал комментатор радостно. — Впереди всех — Великий Учитель Товарищ Сталин! Ура! Банзай!
Волков почувствовал, что сходит с ума. Храм Ленина?!! Банзай Сталину?!! Интересно, какие еще сюрпризы готовят ему парад и демонстрация? «Эх, жаль сына рядом нет! — Он огорченно прицокнул языком — Он бы не так поражался: он-то не помнит тех парадов…» Отрешенно прослушал речь Ворошилова, отметив про себя, что подобные речи он слышал в детстве и юности. «Красная Армия, Воздушный и Военно-морской флоты зорко и грозно стоят на рубежах советской земли, готовые каждый миг к действию…» Заинтересовало его только упоминание Японских вооруженных сил, что «плечом к плечу со своими братьями из СССР сражаются за великое дело Ленина».
Потом командовавший парадом Буденный отдал всем известную команду: «Побатальонно! На одного линейного дистанция! Первый батальон прямо, остальные — напра-ВО! Шагом… МАРШ!» и из динамика раздался слитный, подобный шуму морского прибоя, грохот сапог. Диктор сообщал, какая часть проходит сейчас мимо Мавзолея, и Всеволод Николаевич снова удивился, услышав: «Мимо Мавзолея проходит сводный батальон первого пехотного полка Красной Японской Армии. Возглавляет батальон командир орденоносец товарищ Масахару Хомма[4]! Командуя полком, товарищ Хомма отличился во время обороны Мукдена, показав врагам, что такое пролетарская защита! Что такое красный удар!» Знавший, что Масахару Хомма разделал янки на Филиппинах похлеще, чем бог — черепаху, Волков не сомневался, что этот товарищ показал китайцам места зимовья раков, а также познакомил их с методами Сидора по воспитанию коз.
Гудели двигатели автомобилей, диктор старательно перечислял, что в настоящий момент везут по брусчатке Красной площади. Пушки, гаубицы, зенитные орудия… Звенела мостовая под ударами копыт — скакала конница, рычали двигателями танки…
— Слышите? — поинтересовался динамик. — Это истребитель. За ним еще один, и еще…
Опять вмешались помехи, а потому, когда снова появился голос, считавший: «сорок три… сорок четыре… сорок пять…», Всеволод Николаевич не сумел понять: считает ли диктор самолеты, пролетающие на Кремлем или танки, ползущие по площади?
После частей Красной армии на площадь вышли колонны демонстрантов, а над ними со звуком рвущейся парусины неспешно плыли тяжелые бомбардировщики. Судя по восторженным воплям диктора это были какие-то новые самолеты. «Странно, — подумал Волков. — ТБ-1 уже не в первый раз должны пролетать, а для ТБ-3 вроде как рановато…» И тут снова загремели гонги.
