Эпоха Воюющих провинций - Вязовский Алексей (книги онлайн бесплатно .txt) 📗

Опа! Кремень-человек отвернулся. Не такой уж Хандзо и страшный.

— Во-вторых, рано или поздно среди дайме победит сильнейший. Кто-то типа Оды Набунаги…

Хандзо ухмыляется.

— Уэсуги Кэнсина…

Синоби качает головой.

— Такэды Сингэна…

Ниндзя кивает.

— А скорее всего — Ходзе Уджиятсу.

Сказал и сам задумался. Да, клан Ходзе имеет больше всего шансов победить в новой, альтернативной реальности, созданной моим появлением. Нет, я не питал иллюзий относительно Сатоми. Бедные провинции, малочисленная армия. По докладам мацукэ, один Дракон Идзу мог выставить до пятидесяти тысяч самураев. А если скооперируется с другими регентами, а они обязательно выступят одним фронтом (против моих союзников, Сатакэ — уже выступили Уэсуги!), то все может закончиться весьма печально.

— Так вот, кто-то из дайме победит. Скорее всего, регенты сначала разделят страну между собой, после чего передерутся, и выживет сильнейший. И вы, ниндзя, приложите к этому свою руку. А что будет, когда появится новый сёгун?

— Что?

— Он вас уничтожит. Как угрозу своей власти.

— Уже пробовали: руки коротки.

— Пробовали в ситуации феодальной раздробленности. А будет монархия. Абсолютная. У истории, знаешь ли, есть свои законы. Станет Уджиятсу — сёгуном, даст заказ Кога-рю на убийство Ига-рю и наоборот. Вот и все, вы начнете увлеченно и талантливо резать, травить, душить друг друга. Ибо рынка заказов-то не будет, независимым дайме отрубят головы — как кормиться?.. А кончится все тем, что наиболее лояльные перейдут в охрану сёгуна, независимых вырежут, оставшиеся — растворятся в крестьянских и самурайских сословиях. Лет через сто актеры в черных одеждах будут зимой разделять цепочкой играющих в снежки наложниц сёгуна. Вот каким будет конец нин-дзюцу.

А у Хандзо-то есть выдержка! Второй раз не стал хватать меня за горло. Боль от ударов синоби немножко отпустила, и я сел на корточки. Чтобы отвлечься самому и отвлечь Хандзо, начал собирать ветки, принесенные оползнем. Задумчивый японец помог мне разжечь костер — время обеда, попробуем вскипятить чай, благо медный котелок был привязан к корзине. Ниндзя достал трут и огниво, запалил костер, набрал в ближайшей луже воды.

Перекусили, выпили чаю.

— Что теперь будет со мной? — поинтересовался я.

— Заказа я отменить не могу. — Хандзо старательно смотрел мимо меня. — За тебя заплачено десять тысяч коку. Это самая крупная и удачная сделка за последние годы. Наша деревня сможет несколько лет просуществовать на эти деньги, мы купим у окрестных крестьян сотню детей, обучим их искусству нин-дзюцу…

— Меня заказали Ходзе?

— Да. Это все, что я пока могу тебе сообщить. — Хандзо наконец взглянул на меня. — И давай без сюрпризов. Здесь мои земли. Эти горы, реки — принадлежат нам. Сбежать не получится. Следуй своей карме. Я же буду следовать своей. Если нам суждено исчезнуть, значит, пусть так и будет.

На этом наш разговор закончился. Мы стали спускаться с горы и к вечеру расположились в небольшой долине, окруженной отвесными кручами. Я впал в какую-то прострацию. Не исключено, что Хандзо подмешал мне что-то в чай или рис, но скорее всего, я просто устал. Морально. Может, действительно в Японии лучше быть фаталистом. Я пытался плыть против течения реки — и вот река меня выбросила из своих берегов. Все, на кого я мог опереться, довериться, — далеко позади. Впереди ждет неизвестность и, возможно, мучительная смерть.

В этом депрессивном состоянии самокопания я не заметил, что уже стемнело, синоби вытащил из своей корзины промасленный сверток. В нем оказалась пороховая петарда, которая с громким хлопком взорвалась над долиной. Желтый салют в небе наконец отвлек меня от мрачных мыслей, и я поинтересовался у Хандзо, зачем он устроил этот фейерверк. Ответ оказался банален — таким образом ниндзя собирал свой отряд. Спустя час в нашу ложбинку пожаловал один из моих похитителей, который выжил при оползне. Его скинуло в реку, протащило несколько тысяч сяку вниз по руслу. Но мужчина смог выбраться, весь день карабкался по кручам, чтобы успеть к точке рандеву. Судьба четвертого члена отряда так и осталась неизвестной.

Весь следующий день мы продолжали заниматься альпинизмом. Влезали по вбитым поручням на скалы, петляли по горным лесам, огибали овраги. Несколько раз переходили вброд ручьи и горные речки. Я все больше выматывался от взятого Хандзо темпа, а синоби — хоть бы что. Шагают как заведенные. Под вечер вышли к крутому обрыву. В лучах заходящего солнца передо мной открылась еще одна миниатюрная долина. В ней я увидел с десяток домов, пару заливных полей вокруг и пасущихся на склонах лошадей. Судя по стелющимся дымам — деревня была населена. А как же мы будем спускаться в эту долину? Дорог и тропинок вниз не наблюдалось. Спускались очень обыденно. Хандзо нашел штырь, вбитый в скалу. Достал из короба длинную веревку, протянул через ушко до половины длины и скинул оба конца вниз. Богу помолясь (в окопах не бывает атеистов!), начал спускаться. Высота была приличная, с полсотни метров, но если не смотреть под ноги, а только вверх, — терпимо. Боязно немного, но за последние дни чувство страха у меня здорово притупилось. А внизу нас уже ждали.

Глава 10

ДЕРЕВНЯ НИНДЗЯ

«Сижу за решеткой в темнице сырой», — вот, теперь вспоминается отнюдь не Высоцкий, а Александр Сергеевич, который «наше все», Пушкин. А что! Атмосфера располагает. Решетка есть, даже пять штук, из бамбука: четыре врыты вокруг меня домиком — одна сверху. Сырость? Тоже не извольте беспокоиться. Сижу в воде. Вернее, стою, ибо пенал из решеток так узок, что ни лечь, ни даже сползти вниз по стеночке не получится. Хорошо, что между ног есть жердочка. Вот на ней, как петух в курятнике, и вишу. Садизм? Это еще мягко сказано. Так с пленниками-американцами не обращались даже доблестные вьетнамцы. Рядом в пруду вкопаны еще несколько решетчатых пеналов, в одном из которых торчит бритая голова пожилого японца. Похоже, он спит, или без сознания, и даже мои протесты в процессе погружения меня тремя синоби в это узилище не смогли разбудить товарища.

Пообщаться не с кем — Хандзо сразу, как только сдал меня своим гэнинам, тут же куда-то убежал, вот теперь третий день сижу и вспоминаю стихи Пушкина. А еще страдаю когнитивным диссонансом. Это такой психологический эффект, открытый американским ученым Леоном Фестингером, который заключается в том, что нормальный человек хочет думать о себе в положительном ключе. На этом базируется его самооценка (ясен пень, желательно высокая). Если возникает какая-то ситуация, которая угрожает нашей самооценке, то психологический дискомфорт заставит индивида трактовать эту ситуацию таким образом, чтобы сохранить самооценку. Классический пример — курильщики (на которых, собственно, и был открыт когнитивный диссонанс). Фестингер, занимавшийся попутно преподавательской работой в университете, собрал в аудитории курящих студентов и предложил им оценить отчет главного врача США, в котором рассказывались об ужасах курения (никотин вызывает больше сотни заболеваний — от слепоты, рака до импотенции и выпадения зубов). Для чистоты эксперимента в контрольной группе находились не злоупотребляющие смолением студиозы. И тоже писали эссэ о главвраче. Так вот, как оказалось, курящие студенты в разы больше поносили медика («да он ни в чем не разбирается», «да мой дедушка дымил до ста лет…»), чем некурящие. Оно и понятно — лучше принизить профессионализм главного врача, чем признаться самому себе, что ты вредишь собственному здоровью, а значит, не так хорош и правилен, как привык думать о своей персоне.

Вот и меня корежило не по-детски — я такой умный, весь из себя прогрессор, и так облажался! Нет, поймите правильно. В основе моей мотивации спасти Хандзо был вполне меркантильный интерес. Даже два.