Драконовы кончары (Smocze koncerze) (KG) - Савицкий Анджей (читаемые книги читать TXT) 📗
- Это чудо, что Аллах вознаградил меня подобным образом, - тихо произнес командир янычар. – Он отдал в мои руки изменника, нанесшего мне смертельную рану. И что я должен теперь сделать, Талаз? Лично я желаю воткнуть тебе нож в кишки и распороть, чтобы ты страдал, как и я. Вот я тебе тоже нанес удар, но по тебе не видно, чтобы ты был ранен. Ты не только сражался совместно с одержимыми, ты один из них. Так что я не убью тебя, хотя у меня хватило бы сил, чтобы выдрать у тебя сердце голыми руками. Я обязан пожертвовать этот чудесный дар визиря ради добра родины. Я отдам тебя на пытки, чтобы ты нам самым наилучшим образом пропел. Или желаешь начать говорить сразу, чтобы не слишком утруждать хирургов и палачей?
Я качнул головой, соглашаясь. А что мне было терять? Я решил рассказать им всю правду. Все равно они не поверят в мои добрые намерения и подвергнут меня пыткам, но, по крайней мере, какое-то время потяну. Быть может, удастся освободить руки и сбежать? На мои плечи легли лапищи двух громадных евнухов, обездвиживая меня в стальном зажиме.
Я даже пошевелиться не мог. Оставалось только говорить.
Стамбул
20 джумада 1088 года хиджры
20 августа 1677 года от Рождества Христова
Дорота не могла сомкнуть глаз. Она лежала в шатре на разложенном непосредственно на земле одеяле и прислушивалась. Йитка дышала тихо и спокойно – девушка спала как убитая, и ей не мешали доходящие отовсюду возбужденные голоса поляков, шаги, бряцание снаряжения, ржание лошадей, трески и шумы. Ножевая рана оказалась не слишком глубокой, клинок не повредил никакой из органов, он только прошел сквозь кожу и мышцы. Рана не воспалилась и быстро затянулась, так что девушке повезло. Силы через несколько дней восстановятся.
Сквозь ткань палатки пробивались белые вспышки и сполохи. Источником их было чудовищное черное дерево, громадная гадость, высящаяся над городом. За день он сделалась выше в два раза, к тому же светилась ночью, равно как и весь форт чужаков, выросший у подножия. Так что Стамбул сиял в темноте, на безлюдных улицах было светло, будто днем. Точно так же, как и на площадках дворца, на которых было полно народу. Практически никто не спал, все ожидали штурма армии выродков и следили за изменениями чудовищной мерзости. Дорота, после того, как отдалась под опеку поляков, все так же пользовалась их гостеприимством, наконец-то решила поспать. Ей просто необходимо было отдохнуть, женщина чувствовала, что способна сойти с ума от страха и переполняющей ее печали после потери всего нажитого. Чужими не следует морочить себе голову. Ведь если бы изменившиеся захотели подавить защитников дворца, они уже сделали бы это. Ей не казалось, будто бы те опасаются отрядов визиря. Более вероятным было то, что они сконцентрировались на своих делах, людей оставляя на потом. То, чего они пока что желали достичь – уже достигли, разбили штурмующие их территории отряды, вытолкав янычар и вооруженную чернь на окраины города. Кажется, время от времени их летающие машины атаковали наиболее крупные сборища беженцев, чтобы хватать пленников. Похоже, пока что им этого хватало.
Вот только спать никак не удавалось, потому что атмосфера в лагере была чрезвычайно нервной. Янычары пытались заставить поляков, чтобы те сдали им все оружие, на что подбритые головы ни за что на свете не желали соглашаться. Чудом не случилось кровавой стычки, потому что по ходу переговоров Гнинского с драгоманом посольская свита сформировала из нескольких сотен собранных на внутреннем дворе повозок укрепленный лагерь, который охраняли поляки, вооруженные огнестрельным оружием. И так вот внутри осажденной крепости появилась еще одна осажденная твердыня, а осаждаемые осаждали своих же гостей. Ситуация была странной и не обещающей ничего хорошего.
Неожиданно ткань у входа в шатер зашелестела. Аль-хакима уселась на постели и сунула руку под свернутый плед, служащий ей в качестве подушки. Под ним она держала пистолет, подаренный ей Семеном Блонским в награду за сдачу ценного пленника. Кто-то пытался попасть вовнутрь, только Дорота предусмотрительно весьма тщательно зашнуровала полы. Сейчас она присела у постели Йитки и потрясла девушку за плечо. Та сразу же уселась с широко раскрытыми от испуга глазами, после чего зашипела от боли. Выходит, она вовсе не спала так спокойно, как могло показаться: дернулась слишком резко, и рана тут же дала о себе знать.
Аль-хакима оттянула курок пистолета.
- Это я, Якуб Кенсицкий, - громко сообщил прибывший. – Меня прислал сам канцлер Гнинский. Вас, мил'сударыня, вызывают, чтобы оказать врачебную помощь. Дело важное.
Дорота одним рывком расшнуровала вход. Молодой гусар тут же прошел вовнутрь и поклонился присутствующим в пояс. В царящей полутьме, освещаемой, правда, вспышками белых молний, ползающих по черному дереву, он пытался увидеть Йитку. Нескладно доложил что-то о срочной необходимости спасения раненого, а еще о том, что необходимо собирать вещи, потому что любой момент может прозвучать приказ выезжать.
- Turci nas uvolní z paláce? (Турки нас отпускают из дворца? – чеш.) – спросила Йитка.
- В определенном смысле. Собственно говоря, некоторые нас освободят и отпустят, от других мы убежим, - не слишком точно пояснил рыцарь, после чего бросился к ногам сидящей девушки. – Не слишком ли мил'с'дарыня страдает? Как мог бы я облегчить ее в беде? Позволь вынести тебя из всего этого балагана на руках, чтобы не пришлось тебе страдать от неудобств путешествия.
Ранее, когда гусары обнаружили обеих женщин в развалинах, и юноша увидел окровавленную Йитку, он чуть не зарубил саблей Талаза, приняв того за виновника ран у девушки. Потом он довез невольницу до лагеря, держа ее перед собою в седле. Дороте пришлось плестись за гусарами. Теперь же она лишь покачала головой, видя любовное безумие в глазах рыцаря. Не обращая внимания на молодежь, она схватила свою врачебную сумку – единственное имущество, оставшееся от накапливаемого годами богатства. Проверила, на своих ли местах ланцеты, равно как бутылочки и баночки с мазями. Все хирургические лезвия и щипцы были выполнены на заказ из самой лучшей стали, к тому же рукоятки скальпелей и ножей были украшены накладками из слоновой кости. Настоящие игрушечки, стоящие, что и дюжина девственниц или же шесть опытных кухарок. И подумать только, что за пару дней она потеряла все, что копила целую жизнь. Столько лет трудов, ограничений, беспардонной войны за выживание в мире, в котором главенствовали мужчины и… фью! Все исчезло, развеялось словно дым.
Якубу пришлось покинуть Йитку. Он поцеловал ее пальцы и настаивал, чтобы та отдыхала, обещая при этом, что станет за нее молиться. Красотка затрепетала ресницами, а когда поляк выходил, послала ему вослед томный взгляд. Словно профессиональная продажная девка, рассеянно подумала Дорота. Похоже, бывшая монашка насмотрелась на примеры искусства соблазнения во время подготовки невольниц, а может все это у нее в крови, и пацана околдовывает интуитивно.
Затем аль-хакима прошла через весь лагерь за гусаром. Здесь было тесно словно на стамбульском базаре в самую торговую пору. Укрепленный лагерь пришлось сильно ужать, чтобы в нем поместилось все посольство вместе с лошадями и слугами. Какая-то часть поляков отдыхала в шатрах, но большая их часть возбужденно крутилась между повозками и палатками. Не прекращались споры и рассуждения, опять же, каждый был хоть чем-нибудь вооружен, даже у поваров и поварят в руках были ножи и тесаки. Лишь в одном месте Дорота заметила стоявших на коленях и погруженных в молитву людей. Мессу проводил один из сопровождавших посольство исповедников, молодой ксендз, заменивший пропавшего Лисецкого.
Наконец гусар завел Дороту в шатер самого канцлера. Внутри горели масляные светильники, посреди стоял раскладной столик с разложенным планом. Здесь собралось несколько сановников, воеводы и стольники в жупанах, здесь же стояло четыре янычара, но внимание привлекали не они, а красивый, хотя и чудовищно окровавленный и избитый турок, лежащий на носилках. Янычары, наверное, были всего лишь носильщиками, которые принесли мужчину, потому что они тактично отступили под стену. Дорота еле заметно присела в поклоне перед Гнинским, а тот с обеспокоенной миной указал ей на лежащего полуголого мужчину.
