Der Architekt. Проект Германия - Мартьянов Андрей Леонидович (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗

— О чем она рассказывает? — тихо спросила меня фрау Шпеер.

— Про детей, — объяснил я. — Один у нее свой, второй — сирота.

Едва заслышав немецкую речь, учительница закоченела.

— Кого это вы, товарищ лейтенант, ко мне в дом привели? Я думала, она наша. Сына нашла… Порадовалась за нее… А это, оказывается, курва германская.

— Товарищ учительница арифметики, — строго сказал я, — не проявляйте несознательность. Вы же грамотный советский человек. Для вас текущий момент должен быть отчетливо понятен.

— Для меня-то как раз отчетливо понятно, что они тут вытворяли, пока им хозяйничать дозволялось, — холодно проговорила женщина. — Мальца кто осиротил? — Она схватила мальчика, как раз нащупавшего в моем кармане остатки сахара, и дернула к себе.

— Мамка! — взвыл ребенок.

— Кто осиротил его, спросите ее, свою фрау!

— Мамка-а-а-а! — тянул мальчик. Белая головенка его моталась.

— Ну хватит. — Я взял учительницу за руку.

Она отпустила ребенка, вырвалась от меня.

— Ишь какой. Сразу видать, начальник, — съязвила учительница.

— А вам начальники не нравятся? — спросил я.

Я еще раньше приметил у нее под кроватью небольшой продуктовый склад — мешок и десяток консервов. Наверняка от щедрот Шумилова.

— Что мне нравится или не нравится — не ваше дело. Мне детей надо вырастить, — сказала учительница. — И не вам судить меня. Я — мать.

— Ясно, — сказал я. — А я лейтенант Морозов. Вас, простите, как по имени-отчеству?

Тем временем мальчик снова полез ко мне в карман. Мне это порядком надоело, и я показал ему кулак. Он отскочил и начал корчить мне рожи.

— Меня зовут Капитолина Сергеевна, — холодно проговорила учительница.

Я вдруг представил себе, как она входит в класс, обводит учеников орлиным взором и произносит эти самые слова. А дети вразнобой повторяют: «Здрасьте, Капитолина Сергеевна».

— Хотите водки? — просто спросил я.

— Хочу.

— Идемте в штаб.

Она вышла вслед за мной.

Я обернулся к фрау Шпеер:

— Постарайтесь отдохнуть. Вечером генерал-лейтенант приедет, я вас разбужу.

— Хорошо, — послушно сказала Луиза.

Капитолина Сергеевна уже сидела за столом, сложив руки, как ученица.

— Налюбезничались с фрау? — осведомилась она.

— А вы от немцев тоже продукты брали? — спросил я.

— Что я от немцев для моих детей брала, — сказала Капитолина Сергеевна, — это между мной и командиром партизанского отряда «Заря коммунизма». Если так любопытно, найдите товарища Коваленкова Петра Григорьевича. У меня от него секретов не было.

— Это муж ваш? — спросил я и сразу почувствовал себя глупо.

— Муж? — Она зло смотрела прямо мне в глаза. — Коваленков — командир партизанского отряда. А вот про мужа я бы у вашего начальства спросила: где он, где отец Петьки? На тех хоть похоронки пришли, а про него — ни слуху ни духу, и писем нет.

— Послушайте, Капитолина Сергеевна, сейчас под Сталинградом боевые действия закончены. Готовится частичный обмен пленными. Вы глубоко осознаете данный факт или, может быть, виноват — не одобряете его?

— А что вы делаете с теми, кто не одобряет? — с вызовом осведомилась она. — Расстреливаете?

Я молчал.

— Или просто арестовываете? — продолжала она напирать. — А арестовав — куда отправляете, лес валить?

— Вам как отвечать — как полной дуре или как сознательной гражданке? — не выдержал я.

— Мамка-а-а! — звал ребенок из-за занавески.

Не поворачиваясь, она надсадно закричала:

— Петро, глухой, что ли, — не слышишь — Василь чего-то хочет? Дай ему попить или чего там!..

— Вижу, вы сознательная труженица среднего образования, — с напором продолжал я. — В советской стране человек вправе иметь какое он хочет мнение по любому вопросу. Но идет война, положение сложное.

— Ну-ну.

— А вот меня учительница сильно бранила, если я с «ну» начинал, — заметил я. — Говорила: «Не нукай, не запрягал».

— Отыграться захотели? За то, что вам в детстве двойки ставили? — Она сощурила глаза до щелочек.

— Вы от разговора не уходите, Капитолина Сергеевна. Положим, вы у меня болтать начинаете много. Разные глупости. Что немец сильнее, что всем нам конец, сдаваться надо, пока не поздно. И прочее. Представили?

— Да запросто, — сказала она мрачно. — И представлять не надо, так всё и было.

— Хорошо. Что я, по-вашему, должен делать?

— Не знаю. Расстреляете меня.

— Всех, кто глупости болтает, расстреливать — воевать некому будет.

— Так что вы сделаете?

— Посмотрю, как в бою себя проявите. Если плохо — к директору школы вызову и в угол поставлю. А если хорошо — так и медаль вам на грудь.

— Ну да, рассказывайте!

— Не верите?

— Не верю.

— Дело ваше.

— Вы водки обещали.

Я протянул ей флягу.

Она встала, принесла пыльные стопочки, одну побольше, другую поменьше.

— Свадебные, моих родителей, — пояснила она.

Я выпил с ней водки. Она слегка разрумянилась.

Тут из-за занавески к нам вышла фрау Шпеер.

Капитолина Сергеевна сразу уставилась на нее злющими глазами:

— Сына, говорите, нашла? Фрица поганого. Не добили, значит. И очень жаль.

Она встала и удалилась.

Луиза вздохнула, села на скамью рядом со спящим Чесноковым.

— Я бы хотела связаться с Москвой, — сказала она. — С тамошним представительством Красного Креста. Шведского.

— Зачем?

— Как вы думаете, — Луиза взяла оставленную учительницей стопку, понюхала, повертела между ладонями, — мне разрешат взять в Германию Эрнста прямо сейчас?

К ночи действительно вернулся командующий. Луиза насела на него со своими вопросами, причем суровый командующий был с фрау Шпеер вежлив, как на банкете.

Я выбрался подышать воздухом.

Гортензий с Геллером устроились в соседней избе. Геллер стоял там под окном, курил, глазел по сторонам, хотя смотреть было особо не на что. Завидев меня, приветливо махнул.

— Звонили в госпиталь? — спросил он.

— Нет еще. К ночи связь обещали.

В избе хозяйничала однорукая калмычка по фамилии Иванова. Ей безразлично было, что Геллер — немец. Калмыки, они такие — ненавидят всего минуту, потом забывают.

Руку она потеряла, когда работала в эвакогоспитале в Сталинграде, летом прошлого года. Под обстрел попала.

Она охотно про это рассказала: «Подозренье на чуму вышло. Выехали мы с главным патологоанатомом армии товарищем Грибановым. Задание у нас было — вскрыть умершего и поглядеть, от чего помер, от чумы или от чего иного. Мне, говорит товарищ Грибанов, самая храбрая медсестра нужна. Я и вызвалась. Тут немец летит, батюшки мои! Снизился, сволочь, так и строчит! Я побежала, а он прямо надо мной летит и строчит, и строчит! В руку мне попал. Меня товарищ Грибанов на себе до госпиталя донес, а руку отнять пришлось — нагноение случилось. Я без памяти была».

Женщина эта мне понравилась. Лицо у нее круглое, как тарелка, смуглое, глаза раскосые, черные, когда улыбается, сразу много морщин, а когда серьезная — кожа натянута на скулах и кажется гладкой. Брови выщипывает по моде. Носит платок, низко опущенный на лоб и сзади завязанный узлом.

— Входи, молоденький, входи, угощайся, тут и лишняя кровать отыщется, — приветствовала она меня.

— Это ваш дом, товарищ Иванова? — спросил я.

Она засмеялась. Зубы у нее черноватые.

— Кто ж его знает, чей это дом? Стоял пустой. Я пришла и стала жить. Тут крыша целая и стены держатся. Ставни мне солдаты помогли навесить.

Капитан Геллер спросил:

— О чем она рассказывает?

Я ответил:

— Как руку потеряла. Она медсестрой была, а немецкий летчик на бреющем по безоружным людям стрелял. В нее вот попал.

Геллер отвел глаза. Посмурнел.

Он очень долго молчал. Потом сказал:

— Я не стрелял.

Из дома вышел Гортензий, обтирая на ходу губы.

— Картошка поспела, товарищ лейтенант, — сообщил он, кося глазами на Иванову.