Римская рулетка - Ярвет Петр (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
– Тот, чье имя я не смею произнести, – приглушенно, с изящным пришепетыванием проговорил Плющ, – передал мне милостивое поручение задать пару вопросов тому из вас, на кого возложена известная задача, дабы проконтролировать успешность выполнения ее.
– Ни фига не понял, – честно признался Хромини крикнул в пустоту проема мраморной лестницы: – Андрей! Тут от тебя чего-то хотят!
Повисла неопределенная тишина. Айшат пыталась дружелюбно улыбнуться Плющу, но в ответ получила только цепкий, какой-то раздевающий взгляд, скользящий по груди, талии, ногам… Впечатление казалось странным, пока девушка не сообразила, что визитер просто-напросто мысленно снимает с нее мерку, а то и выкройку.
Андрей шел вниз по лестнице с перилами в форме совокупляющихся леопардов, шагами, широкими настолько, насколько позволяла малиновая приталенная тога. При этом он рубил воздух ребром ладони, втолковывая:
– Шарики должны быть тяжелее! Видал, как они скачут на пол? Попробуй из яшмы, из кремня выточить, только не отливай из свинца, потому что я тебя знаю, ты сам не свой плотность вычислять. Стулья нужны, нормальные деревянные стулья. Эти ваши тумбы хоть чем обивай, ножки-то мраморные. Вот ты прикинь, как она, – Теменев указал на расплывшуюся в улыбке в ожидании оценки ее внешнего вида Айшат, – в этой блузке и на шпильках по завершении рабочего дня будет эти каменные скамейки тягать и на столы переворачивать?
– Можно купить пару специальных рабов…
– Вот! – назидательно заметил Андрей, тщетно вглядываясь в Плюща и убеждаясь, что такую неприятную морду он бы запомнил, увидев до этого хоть разок. – Вот от такого отношения у вас все рабы на Везувий поудирают. Рабы – это тоже люди, понимаешь? Дикие – да, недалекие – да, убогие – да, черт возьми! Но люди! Вам чего, товарищ?
Еще более чем обычно позеленевший Плющ с достоинством откинул голову, произнося с тщательно отработанным пришепетыванием:
– Тот, чье имя я не смею произнести…
– Товарищ! – проникновенно перебил его Андрей, – мы люди деловые, у нас очень мало времени (клепсидру в угол ставь, Фагорий). Говорите по существу.
– Милостиво повелел…
– Короче…
– Известное поручение…
– Еще короче…
– Диктатор Рима, – вдруг заревел, хотя рев этот сильно смахивал на визг, любимый раб Луллы, – хочет знать, когда вы откроете казино, строительство которого он оплачивает?!
– Завтра, – с лаконичностью, порадовавшей бы самого царя Лаконии, пожал плечами Андрей. – Нет Фагорий, ты ее так разверни, чтобы Слава из кассы часы видел, а приходящие – нет. Вот, правильно.
– Есть еще вопросы? – обернулся он к Плющу.
– А если нет, тогда слушай. Ты не знаешь, что такое фейс-контроль, поэтому объясняю доходчиво. С завтрашнего дня по этой лестнице будут подниматься только те, кто умеет себя вести, мало того – те из них, кто мне нравится, мало того – нравится вот ему и вот ей. А диктатору Рима можешь передать, что гонец по особым поручениям у него – гомосек.
– Зачем ты так? – удивилась Айшат, когда, сжав губы и поклонившись особенно любезно всем присутствующим, Плющ выскользнул из портика рядом с триклинием, унося в раскосых зеленых глазах бешенство напополам с выкройкой ее делового костюма. – Человек же не виноват в своей сексуальной ориентации.
– Я эту породу знаю, – покачал головой лейтенант Теменев. – Секретари, заместители по общим вопросам и ефрейторы второго года службы. И дело тут не в ориентации, а в том, что совсем рядом с силой: с деньгами ли, с диктатором Рима или просто с увесистым кулаком. Тот, который наверху, может вдарить, но и результаты расхлебывать будет сам. А вот тот, кто под ним… Шакал Табаки, понимаешь ли… Лопатой по морде, и никаких разговоров! Ладно, шут с ним. Хорошо выглядишь.
Айшат подняла руки над головой и прошла по мраморному полу несколько туров народного тавларского танца, сильно смахивающего на цитату из «Лебединого озера».
– Потанцуй, потанцуй, – благосклонно закивал Святослав Хромин. – Завтра уже не потанцуешь. Целый день за столом: «Делайте игру, господа!», «Девятнадцать, красная, четная»…
– Целый день? – Айшат остановилась на полушаге, обдумывая внезапно открывшиеся ей новые обязанности. – Но, Андрей, ведь бывают моменты, когда девушке…
– Вот именно! – согласно кивнул Теменев, выходя из глубоких размышлений, придавших его лицу неуловимое, но характерное выражение представителя племени старших менеджеров среднего бизнеса. Выражение, напоминающее фразу «Что-то где-то мы забыли, что-то где-то не учли». – Правильно… Фагорий! Сантехника на втором этаже готова?
Давно живущие в Риме хорошо знают, как меняется вид улиц и динамика передвижения народонаселения по улицам в зависимости от того, ярко ли светит солнце, или накрапывает дождь, дует холодный ветер с холма Тускулла, или срывает с прохожих войлочные шляпы суховей из-за Латиевой горы. Согласно движению воздушных масс, то одна, то другая из геометрически правильно расположенных улиц становится предпочтительной для перемещения народных масс, течение коих по мощеным тротуарам подчиняется в известном приближении тем же законам турбуленции и ламинарной гидродинамики, что и струи воды в фонтанах великого Города.
То тут, то там, словно на поверхности ванной, из которой вытащили пробку, образуются водовороты, к краям прибивает пену, и только какая-нибудь намыленная губка все так же величественно покачивается на поверхности воды, возомнив себя в непомерной гордыне кораблем, ведомым гордым Улиссом за Геркулесовы столбы.
Стоит заметить: как вне зависимости от цвета мыльной пены в ванне и того, льется в нее кипяток из крана или ледяная водица из душа, местоположение самой сточной воронки меняется несильно, так и завихрения в людском потоке на улице порой стабильнее направления течения самого потока. Пытливый взгляд сразу установит причину такого феномена: тут изо дня в день оборванная гадалка цепляет горожанок за полы паллиев, обещая нагадать богатого, молодого и с безупречной потенцией, там выбоина в мостовой вынуждает нести носилки кругом, вдоль ворот, где ворчит, напоминая об осторожности, злая собака. А вот там, где один людской ручей втекает в тяжеленные свинцовые дверцы, а другой вытекает с выражением глуповатой радости только что облапошенных продавцов собственной души, конечно же, располагается лавка менялы, этот безмолвный свидетель успешного межнационального товарооборота, того, что лучше любых призывов к братству и дружбе народов цементирует мир, сводя великую ненависть к здоровой конкуренции, а театры военных действий – к борьбе за рынки сбыта.
Носилки на плечах опытных в уличном движении кимвров плыли по людскому морю ровно и по наиболее рациональному пути, где надо – срезая углы, где надо – бесцеремонно расталкивая пешеходов, а где необходимо – тормозя, чтобы пропустить процессию конной стражи. Из компактного шелкового шатерчика наверху торчали только короткие толстые ноги в сандалиях, – казалось, пассажир в кабине мечтает лишь о том, как бы порулить да повыжимать сцепление, но вот беда, Даймлер и Бенц еще не родились.
Порядком обросший скинхед Саня шагал в ногу с носильщиками, радуясь, что его сюзерен не пользуется конным транспортом, ибо идти рядом со стременем – в этом есть что-то лакейское, в лучшем случае оруженосное, а от прозвища Санчо-Панчо Саня озверел еще в начальной школе. Так же получалось не холуйство, а что-то вроде беседы. Ну и ладно, что старшего собеседника несут, а младший наслаждается пешей прогулкой. Это полезно для здоровья, это вежливо, в конце концов – старикам везде у нас почет.
– Потом мы собирались в спортзале, – наморщив лоб, рассказывал Саня, – и это здорово было, сначала тренировка, часа два, и беседа. О том, зачем мы живем. Что такое судьба, что такое нация, что такое настоящий героизм. Тренировки настоящие, как в армии…
– Ага, – с традиционным участливым пониманием отозвался из шатра Феодор. – А говорилось там, что судьба народа в его самоопределении?
