Тыловики (СИ) - Геманов Олег Алексеевич (читать книги TXT) 📗

Федя опускается на колено и протягивает ладонь к пулемёту. По его щеке медленно катится крупная слеза.

— Ну, как же так можно! — причитает Фёдор, одновременно шаря руками в коляске. — Что за варварство! Всё же пылью, наверняка, забилось. Вот же чехольчик для транспортировки. Что вы же его не надели, ироды?

С умилением смотрю на Дихтяренко. Он крутится возле «МГ» словно заботливая мать над младенцем. Гладит бакелитовый приклад, осторожно проводит пальцами по рифленому стволу. Потом вытирает глаза рукавом, аккуратно снимает пулемет с креплений и поворачивается ко мне.

— Серёга! Честное слово думал, что ты в лучшем случае топор принесешь из станицы! А ты и топор привез и пулемет.

Хочу спросить, о каком топоре идет речь, но не успеваю. Федя привычно водружает «МГ» себе на плечо, подхватывает ящик с патронами за тканевую ручку для переноски, и с невероятной скоростью бежит на холм. Я никогда в жизни не видел, чтобы Фёдор так быстро бегал. А он, между прочим, кроме пулемёта еще и ящик на полторы тысячи патронов в руке несет. Я успел прочитать надпись на трафарете, что вес ящика тридцать шесть килограмм. Вроде и немного, да попробуй побегать с такой ношей вверх по склону.

Вспоминаю, что так и не взял ветошь для чистки оружия, разворачиваюсь и быстро иду к грузовику. К пассажирской двери устало привалился Новиков. Лицо у него приобрело естественный цвет, веко перестало дёргаться и вообще, герр лейтенант стал более или менее похож на нормального человека. Сейчас он вполне обычным голосом что-то объясняет стоящим перед ним навытяжку Мельникову и Одинцову. Увидев меня, Николай обрадовался и немедленно приказал объяснить ребятам, как открывается капот «Опель-Блица». Я честно ответил, что не имею об этом, ни малейшего понятия и деликатно предложил Одинцову выяснить этот вопрос экспериментальным путём. К моему неподдельному удивлению, командир одобрительно кивнул и, увлекая меня за собой, быстро зашагал к заднему борту. Решив, что более удобного момента для разговора в ближайшее время может и не представиться, я крепко хватаю Новикова за ремень автомата и тихо спрашиваю:

— Коля, ну чем у вас там дело закончилось? Образумились ребята?

На лице Новикова немедленно появляется гримаса отвращения. Он зло плюёт себе под ноги и резко выдергивает ремень из моей руки.

— Умеешь людям настроение портить, — сердито шипит сквозь зубы командир, печально вздыхает и как-то обреченно трет подбородок рукой. — Только собрался пыль с лица смыть, так сразу ты и нарисовался с вопросами. Давай канистру тащи!

Пол в будке помыт весьма неплохо. Только пара небольших пятен краснеет перед генераторами. Сильно пахнет бензином. Наверное Венк с его помощью оттирал с пола спекшуюся кровь. Молодец, надо не забыть его публично похвалить. Вынимаю из ящика последнюю канистру с водой и медленно вылезаю из будки. Новиков нетерпеливо суёт мне в руки мосфильмовский пистолет-пулемёт и бережно отдает китель и форменную рубашку. Открываю дверь, хочу бросить всё это добро на верстак. Николай беззлобно ругается и грозит мне кулаком: «Маслом мундир испачкаешь! В кабину отнеси!»

Мельников с Одинцовым открыли капот, стоят на широких, изогнутых крыльях грузовика и с интересом рассматривают мотор. Забрасываю командирское барахло в салон и тут замечаю закрепленный на правом крыле топор. Две мощные, явно заводские защелки надежно прижимают его к металлу. Так вот о каком топоре Федя говорил! А я-то голову себе ломал!

Весьма довольный, что выяснил этот вопрос, быстро возвращаюсь назад. Николай широко расставляет ноги, низко наклоняется, я щедро плескаю ему на спину воду из канистры. Командир ожесточенно трет шею, умывает лицо и довольно фыркает. Новиков с явной неохотой заканчивает водные процедуры, несколько раз проводит ладонями по мокрым волосам и облегченно вздыхает.

— Уф, хорошо! Словно заново родился. Уф…

Не в силах больше сдерживать любопытство, я ставлю полупустую канистру на пол будки и нетерпеливо спрашиваю:

— Так чем разговор окончился? Что решили? Договорились?

Новиков прикрывает глаза, задумчиво теребит висящий на шее жетон и через силу отвечает:

— Договорились, — Николай замечает в моих глазах вспыхнувшую радость и спешит её погасить. — Расклад такой. Они вышли из клуба и теперь действуют отдельно от взвода.

— Не понял. Это как?

— Очень просто. У них теперь командир Ковалев, мои приказы они выполнять отказались. Считай, что их для нас больше не существует.

Я огорошено чешу в затылке, переминаюсь с ноги на ногу. Потом непонимающе развожу руки в стороны.

— А что они дальше делать собираются?

— К прабабке Ковалева в станицу пойдут. Решили там войну пересидеть, — голос у Новикова ровный, даже спокойный, но чувствуется, что душу командира рвет на мелкие части лютое бешенство. — Борис говорит, что бабка ему рассказывала, мол, в сорок втором году несколько красноармейцев к вдовушкам прибились. Никто их не выдал. Так и сидели под женскими юбками пока немцы не удрали.

Потерянно качаю головой, и робко предлагаю.

— Может рожи им набить? Так сказать для просветления рассудка.

— Федя уже набил. Не помогло.

— А если оружием боевым припугнуть? — снимаю с плеча автомат и размахиваю им перед Николаем. — Думаю, это поможет.

— Пугали, — кривится Николай. — Тоже не помогло. И уговаривали и на совесть давили. Всё без толку.

— А где они сейчас? Что делают?

— Ребята минут десять назад, докладывали, что сидят голубчики в наших окопах и за обе щеки уминают привезенную тобой еду, — Новиков печально улыбается и отводит взгляд в сторону. — Лопают так, что за ушами трещит.

— А что уже обед начался? — энергично потираю руки и с неподдельным энтузиазмом произношу. — Что-то я сильно проголодался. Причем давно.

— Нет, команду на обед я еще не отдавал, — тихо произносит командир и отворачивается.

— Не понял. А они, почему едят?

— Потому что пришли и просто забрали то, что захотели.

Хочу произнести пару ругательств, но у меня ничего не получается. От гнева даже рот раскрыть не могу. Новиков с пониманием смотрит на меня и тихо говорит:

— Как командир взвода, я обязан всех троих расстрелять перед строем. Но отдать такой приказ не могу.

Меня наполняет жгучая, ослепительная в своём безумии ярость. Срываю автомат с плеча, щелкаю предохранителем и кричу в лицо Николаю.

— Не можешь? Ничего! Я смогу!

После этого бегу вверх по холму. Я не знаю, где сидят трое упырей, но я их обязательно найду. Причем очень быстро. Новиков что-то кричит мне в след. Но я его не слышу.

Не в силах больше сдерживать любопытство, я ставлю полупустую канистру на пол будки и нетерпеливо спрашиваю:

— Так чем разговор окончился? Что решили? Договорились?

Новиков прикрывает глаза, задумчиво теребит висящий на шее жетон и через силу отвечает:

— Договорились, — Николай замечает в моих глазах вспыхнувшую радость и спешит её погасить. — Расклад такой. Они вышли из клуба и теперь действуют отдельно от взвода.

— Не понял. Это как?

— Очень просто. У них теперь командир Ковалев, мои приказы они выполнять отказались. Считай, что их для нас больше не существует.

Я огорошено чешу в затылке, переминаюсь с ноги на ногу. Потом непонимающе развожу руки в стороны.

— А что они дальше делать собираются?

— К прабабке Ковалева в станицу пойдут. Решили там войну пересидеть, — голос у Новикова ровный, даже спокойный, но чувствуется, что душу командира рвет на мелкие части лютое бешенство. — Борис говорит, что бабка ему рассказывала, мол, в сорок втором году несколько красноармейцев к вдовушкам прибились. Никто их не выдал. Так и сидели под женскими юбками пока немцы не удрали.

Потерянно качаю головой, и робко предлагаю.

— Может рожи им набить? Так сказать для просветления рассудка.

— Федя уже набил. Не помогло.

— А если оружием боевым припугнуть? — снимаю с плеча автомат и размахиваю им перед Николаем. — Думаю, это поможет.