Ди-джей (СИ) - Васильев Иван Сергеевич (читать книги TXT) 📗
— Я же говорю, десять двадцать, — спокойно повторила Наталья.
— Почему такая цена? — Ангелина продолжала кипеть как перегретое масло на сковородке.
— Новая модель. Свежее поступление. Говорят импортная дорогостоящая ткань. Хорошо стирается. Привезли два. Вот, остался один.
— Хорошо стирается? — язвительно сморщилась "Недоверчивая Федора". Она переплела пальцы, сжала так, что суставы побелели, и вдруг сказала твердо и непреклонно…
— Вот это? С жидкими полозками? Импортное? Ты в своём уме?
— Да за такие деньги! — её лицо покраснело. Глаза налились кровью. — Он! Должен не просто хорошо стираться! А ещё сам гладиться и завязываться узлом!!!
Опытный продавец, предчувствуя бурю негодований, решила воспользоваться преимуществом всех продавцов перед покупателями: В ход пошла яркая, насыщенная, а главное "правдивая" реклама.
— Да! — она воодушевленно продолжила описывать свойства товара. — И он, кстати, очень похож на тот, в котором Ален Делон играет во французском фильме безжалостного любовника полицейского!
— Уууу, — Любка захлопала руками, поддерживая подругу.
— Неужели, как у Алена Делона? — её глаза загорелись огнём.
— Я так люблю этого киноактера! — щебетала Любка. — Наташка, ты не представляешь! Я пересмотрела с ним все фильмы. Его фото вырезала из журнала. Повесила над столом. Он такой красавчик! Такой молодчага! Такой… Такой…
— Ален Делон? — с удивлением повторила Ангелина. (Огромный "Титаник" на предельной скорости шёл прямо на айсберг.)
— Ну, да, — утвердительно кивнули с обратной стороны прилавка. — Ален Делон. Так все говорят.
"Как у Алена Делона!", — растроганная посетительница магазина ещё раз, но теперь уже с восхищением, повторила имя актера, и сразу запнулась. (Ледяная вода потоком хлестала в пробоину трансатлантического лайнера. Скрипя и визжа, он нехотя заваливался на нос.)
… "Пожалуй, Наталья права", — любящая жена уже по-другому смотрела на узкую полоску ткани.
Галстук внезапно переродился, похорошел и привлёк взор. Он заиграл переливами. Ткань стала мягкой и приятной на ощупь. И цвет у него стал такой… необычный. Интересный! Какой-то… мужской!
… "Но, десять рублей? За простой, обычный галстук? Десять!!!", — последняя одинокая мысля, всё ещё пыталась толкаться и оказывать сопротивление зарождающейся бури эмоций. (Кто-то из последних сил желал спасти, образумить капитана Эдварда Смита. В шлюпки сажали в первую очередь женщин и детей.)
… "Всего лишь десять рублей!", — воздыхательница импортных мелодрам томно прикусила нижнюю губу, глаза заволокло слабой поволокой.
"И привезли два! Остался один! ОДИН!!!". (Холодная пучина Атлантики вновь погубила полторы тысячи человек. Обломки "Титаника" покоятся на глубине 3750 м.)
Воспоминание о красавце французе примерило строгую покупательницу с потерей "бешенных" денег. Женщина достала из сумочки четыре зелёные трёшки, пересчитала, хотя сразу видела, что достала только четыре, и подала Наталье.
Получив сдачу, счастливая покупательница не пересчитывая небрежно сунула её в карман. И гордо, не оглядываясь, вышла из магазина. Знала, уже сегодня известие о её покупке разнесется по округе, и это приятно щекотало ей душу.
Продавщица глазами проводила Ангелину, задумчиво улыбаясь ей вслед.
— Вы выбрали что-нибудь? — она обратилась к Григорию.
— Нет. Знаете, пожалуй, я пойду.
В большом цехе Н-ской фабрики, не останавливаясь, ухало, громыхало и стрекотало четыре сотни ткацких станков, приводимых в движение ремнями от трансмиссионных валов, беспрерывно вертевшихся у самого потолка.
Ткачихи в косынках, напудренные шлихтовальной пылью, отчего они были похожи на мельников, не останавливаясь, подобно обслуживаемым машинам, быстро переходили от станка к станку, двигались по строго намеченному маршруту. Работницы меняли челноки, на ходу запускали станки или, навалившись грудью на батан, проворными, рассчитанными на доли секунды движениями послушных пальцев заводили оборвавшиеся на основе нитки.
Раздалась сирена, извещавшая о завершении рабочей смены. Электрики остановили групповые моторы, натянутые ремни замедлили ход, медленно заурчали, захлопали и безжизненно повисли над станками. Шум прекратился и воцарилась непривычная тишина.
Группа девушек подбежала к бригадиру. И громко заверещала…
— Татьяна! Таня! Танечка! Танюша!
— Что случилось? — произнесла полная, с одутловатым лицом женщина лет тридцати. По старой привычке ткачих она туго повязывала голову платком. Окончив работу, ответственная машинально дописывала карандашом какие-то цифры в блокнот.
— Брось ты, этот чертов отчет! Тут, такое! Такое! А она отчеты пишет!
— Девчата, что случилось? Рабочий день закончился! Смену провели нормально! Норму выполнили. Что-то не так?
— Таня, срочно нужна твоя помощь.
— Что произошло? — старшая быстро оглядела затихший цех. Посмотрела на растрепанных девчат. — Вроде всё нормально?
— Нормально? — девчушки заголосили в разнобой…
.. — Там, на стадионе, наших девчат, забижают!
… — А ты, как парторг, молчишь?
… — И ничего не делаешь?!..
… — И это, по-твоему, нормально?
— Так, все успокоились! Кто вас обижает?!
— Кто — кто? — вперед всех выдвинулась Катерина Пашкова. Ударница коммунистического труда была, пожалуй, самой напористой в ткацком цехе. Язык у неё, как конвейер, не знал покоя. — Все обижают! Второй цех и третий и ещё… наладчики, мастера с кладовщиками. И заготовщики. И даже сторожиха баба Вера — и та за них!
— Катя, подожди, не спеши! Ничего не ясно! Как обижают? Кто обижает?
— Танечка, они… нам, нашей бригаде подарки не дают выиграть!
— Кто не даёт? Как не дают? Да объясни же ты толком. Ничего не понятно.
— Вот так, не дают и всё: Поэт Святослав Лукашкин задерживается. Носит его где-то нелегкая. Все его ждут-ждут, а его всё нет и нет!
— Про поэта поняла, ещё не приехал — все ждут и что?
— И, то… Пока отсутствует Лукашкин, профком объявил конкурс на лучшее исполнение популярных песен под фонограмму. Все присутствующие разбились на две группы. Мы с девчатами объединились. Сразу решили — наша группа — только наш цех. Чужих мы к себе — не берём! Ты же знаешь — мы всегда друг за дружку горой! Нам чужих, не надо! Тем более — меньше народу — больше достанется подарков.
— Так, про подарки тоже всё ясно, — бригадир внимательно слушала, продолжала разбираться. — Все подарки должны быть в нашей передовой бригаде. Так было — так есть — и так будет! Рассказывай дальше.
— И вот! Нас мало — мы поём куплет очередной песни, слова вспоминаем! А они, мухлюют. Собрали всех, кто есть на стадионе и все поют против нас. Против нашего цеха! Таня, ты представляешь — всей толпой — против нас! Их там человек двести! А сейчас к ним присоединилось и мед. училище. И ещё подошли какие-то спортсмены! Люди с поселка стали подтягиваться. Мы поём — они перепивают! Мы поем — изо всех сил, слова вспоминаем — они перепивают. Все им подсказывают, подпевают — вон, их сколько! А Лукашкина, всё нет — а Котов, всё видит, старый хрыч и молчит! Не даёт нам возможности выиграть. И это не справедливо!
— Подожди, Катя! Вот теперь, я ничего не понимаю! Какое медучилище? Какие спортсмены? Почему все поют против нас? Против нашего цеха?
— А чего тут понимать! Мы бригада или нет? Мы должны победить или нет? Собирай всех девчат! Идём на стадион. По дороге все объясню.
Главная трибуна футбольного стадиона трансформировалась в гигантские подмостки театра. Зрители на огромной сцене стали исполнителями! Все пели. Всем было интересно. Все желали получать призы! (Правда, что это за призы — никто не знал. Руководитель профсоюза Н-ской ткацкой фабрики в лице Котова Евгения Павловича всю информацию о призах держал в строжайшем секрете!).
