Желудь (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич (читать книги без TXT, FB2) 📗
Так переругиваясь, они и трудились.
Снять шкуры сразу с шести волков, да начать их выделку, пока не засохли — трудно. Тем более на дворе был вечер. И пришлось заканчивать уже при лучинах, то есть, почти на ощупь.
Неждан же при этом клял все. И мороз, усилившийся к ночи, и усталость, и этих чертовых волков, которые сорвали ему возможность помыться и отдохнуть.
Вернидуб же, напротив, прямо светился. Парень уже много раз замечал, что на седого удивительно сильно действуют любые ситуации, в которых он видит прямое участие богов…
* * *
Борята медленно прошел по кругу, глядя на поверженного супротивника. Перун показал свою волю.
Все это видели.
И никто бы теперь не сказал поперек, ибо рана, полученная Гостятой, оказалось нелепой, болезненной и смертельной одновременно. Не успел втянуть живот. Вот самый его край и выворотило. Впрочем, нужно отдать должное старейшине, он не орал от боли, хотя и хотелось. Просто придерживал собственный ливер, лежа не снегу…
— Что теперь скажешь? — спросил Борята, завершив медленное шествие по уже третьему кругу.
— Думаешь, защитил его? — криво усмехнулся Гостята. — Арака очень разозлило поведение этого щенка. Он не простит.
— Он дал слово!
— Он его уже приговорил.
— Лжешь!
— Зачем? — кивнул он на свой живот. — Арак знает Вернидуба и поверил его словам о том, что Неждан сильный ведун. И испугался его проклятия, которое щенок уже произнес. Но если бы во время разговора тот не заинтересовал его сладким песком — ближайшей ночью зарезал бы.
— До осени далеко.
— Осенью Арак вернется и убьет Неждана. А если тот не соврал про сладкий песок — заберет в рабство. Он не спустит такого обращения с собой.
— Арак сам по краю жизни и смерти прошел в тот день.
— Проклятье грозило ему иным.
— У Неждана были наготове малые копья для метания — дротики и камни для пращи. Как для себя, так и Вернидуба. И они с ними добро обращаются. Да и два копья имелось. А с копьем Неждан ловчее меня. Выжил бы он или нет — неясно, но крови там пролил бы много. И Арака, мыслю, прибрал бы.
— Арак — опытный воин!
— Неждан лося свалил и матерого кабана. Один на один. Многие ли славные воины выходили супротив кабана?
Гостята скривился, но промолчал. Впрочем, он сейчас постоянно кривился из-за боли.
— Неужто и правда Велес с Перуном его коснулись? — спросил кто-то из толпы.
— Железо он делает. — произнес Красный лист громко. — Топор себе сладил, когда мы навещали Вернидуба. И кое-что иное для дела. И не только с железом. С ним говоришь и, кажется, словно порой самого Велеса слышишь.
— А порой Перуна, — завершил Борята, наблюдая за тем, как по люду, собравшемуся к кругу, пошел ропот. Они перешептывались, поминая то топор, то железо.
— Что с бабами Гостяты делать будем? — выкрикнул кто-то женским голосом из толпы.
— А что с ним делать? — спросил Борята.
— Они все Араку расскажут. Он же их знает. А ежели их в прорубь, то скажем — хворь приключилась. Да и не жить им без кормильца. Вымрут с голода. Или что же? Он жировал, скармливая наших родичей роксоланам в рабство, а нам его баб кормить? Разве это справедливо?
— И то верно, — хмуро произнес Борята, скосившись на мертвенно-бледное лицо Гостяты. То ли от ужаса, то ли от кровопотери.
Тот молчал и вяло уже смотрел каким-то отрешенным, потерянным взглядом, и никак ничего не комментировал.
В толпе же начался пересуд.
И толкотня.
Это жену с дочерью поверженного старейшины вытолкали в круг. Вон — стояли, взявшись за руки, с ужасом на лице.
— Под лед их! — выкрикнула снова та женщина.
— Под лед! — стали ее поддерживать другие.
Глава «клуба» Перуна поморщился.
Поганая смерть и, особенно, погребение, сильно затрудняющее и ухудшающее перерождение.
Крики толпы усиливались, припоминая всех погибших и угнанных в рабство. Отчего ужас на лицах эти обреченных проступал все сильнее и сильнее.
Дочка его ладная да немного пересидевшая, еще немного — и старой девой окажется по местным меркам. Гостята все присматривал ей мужа поинтереснее. С детьми ему не везло. Мерли. Вон — только дочь выжила. Остальные год-два и шли на новый цикл. Оттого-то Гостята и вертел носом, понимая, что наследника выбирает.
— Что скажешь? — спросил Борята у поверженного старейшины.
— Отдай Златку Неждану. — с трудом произнес Гостята. Было видно — тяжко ему говорить. Все же на снегу лежать частично выпотрошенным здоровья не добавляет. Как только держался…
— Чего⁈ — выкрикнула дочь, мигом вспыхнув.
От предложения этого, впрочем, обалдел и Борята, и вся толпа. Но эта особа прямо как молния полыхнула мигом переменившись. Ибо, несмотря на ладный и пригожий вид, нравом отличалась дурным, да и вообще считалась избалованной. Насколько это вообще возможно для здешних мест.
— Дура! — прохрипел отец.
— Нет!
— Прокляну!
Она осеклась и испуганно потупилась.
— Неждан нам зла не чинил. Почто нам ему так вредить? — поинтересовался Борята, кивнул на Златку. — Она же сущее наказание.
— Арак… кхе-кхе… он Златку знает. И мужа ее обижать не станет. Да. Все, чем я владел, ему передай. В приданое.
— Сам же сказывал, будто Арак не отступится и не простит. — серьезно произнесла Мила, жена его. — Зачем тогда это? Ведь смерть верна нам, что сейчас смерть, что осенью. Только еще и с позором, ежели Златка за этого… — скривилась она, — пойдет.
— Вот баба-дура… — прохрипел Гостята. — Дайте ему подарок ладный. Ежели уважите — отступится.
— Ну что, люди. Как поступим? — спросил Борята.
— Златка — язва! — выкрикнула та склочная баба. — Такая жена — что проклятье! Зачем нашему железному ведуну такая? Лучше сами его укроем. Чай девиц ладных и без Златки сыщем.
— Брось! — отмахнулся от нее Красный лист.
— А чего брось⁈
— Да все знают, что ты за Гостятой бегала, а он другую выбрал. Вот и ненавидишь. И его, и семью всю его!
— Что ты брешешь⁈ Что брешешь⁈
— Уймись! — рявкнул Борята, а потом, обращаясь к толпе, добавил: — Ежели так мы жизнь нашему железному ведуну продлим, то, мыслю, дело доброе. А то, что девка-язва, не беда. Взять хворостинку, да подлечить. Велика сложность, что ли? Али еще как. Да может, просто дурит от того, что застоялась в стойле.
Златка от этих скривилась и хотела уже высказать свое фи, но замерла, уставившись на отца. Тот из последних сил погрозил ей окровавленным кулаком, да так и умер…
Часть 3
Глава 5
167, января, 27–28
— Маруся от счастья слезы льет… — напевал себе под нос Неждан фрагменты песни. Он оценил привычку седого, который любил так делать во время монотонной работы. И теперь сам, махая молотком, мурлыкал всякое: — … кап-кап-кап из ясных глаз… Вот дерьмо! — воскликнул он, резко повысив голос.
— Что? — спросил Вернидуб, который возился рядом — работая на мехах. Они работали сразу с несколькими изделиями, чтобы уголь попусту не сгорал и простоя меньше. Пока одну ковали, остальные разогревались.
— Да поковка лопнула.
— Сильно?
— Да. Такую не заварить[1]. Вон гляди, — показал он Вернидубу, подняв ее клещами. — Думаю, лучше порубить на куски и в тигле расплавить заново.
— Отчего же лопается? — нахмурился седой. — Которая уже? Вроде же ты тянешь не сильно и по холодному почти не работаешь.
— Железо плохое из-за примесей. — тяжело вздохнув, ответил он. — Фосфора, наверное, много или серы.
— Неужто теперь выкидывать?
— Зачем? — удивился он. — Из такого вполне можно кромки лезвий делать. На те же топоры. Он же твердый, но хрупкий. Самое то. А чего ты про фосфор-то ничего не спросил и про серу?
