На боевом курсе (СИ) - Малыгин Владимир (лучшие книги .TXT) 📗
Но всё равно я от своего кресла ни на шаг не отхожу — все упражнения с ним рядышком выполнил. Особенно здорово было увидеть во время этой разминки огромные глаза нашего штурмана — как он испугался оставленного без присмотра штурвала. Ну, да, самолёт-то летит, моторы работают и за рогами никого…
В небе пусто, даже птиц не видно. И это нам на руку. Вот-вот солнце за спиной взойдёт, вообще отлично будет. Прямо по его лучу и пойдём вдоль канала. Надеюсь, утреннее солнечное сияние прямо в глаза сильно затруднит немцам наше обнаружение. Теперь лишь бы с кораблями в канале повезло…
Что самое интересное, в эфире стоит мёртвая тишина. Все молчат, никто не работает. Ну и ладно.
Довернули вправо, пошли над Кильским каналом. С высоты он кажется тонкой ниткой, тянется, изгибается, сверкает причудливо водной гладью на выкатившемся из-за нашей спины солнышке. А нужных нам целей не видно. Плывём в утреннем неподвижном небе на запад, всматриваемся изо всех сил вперёд. Неужели столько времени потеряли впустую? Нет, вон далеко впереди что-то чернеет, словно дым от пароходной топки расплывается по небу.
Машина летит ровненько, воздух ещё не прогрелся — болтанки нет. Внизу проплывают окраины города, лента канала плавно изгибается, расширяется, уходит вперёд. Ещё через минуту проходим над тем местом, где явно должны расходиться встречные корабли — правильный круг и уходящий влево просторный затон. После него канал начинает изгибаться вправо, сужается, и вот тут нам везёт…
Одновременный толчок в плечо справа и слева заставляет меня болезненно поморщиться, а самолёт вздрогнуть. Больно уж сильно ударили. Даже тёплая одежда слабо помогла. Зато после встряски больше никаких ударов не последовало. А восторг пассажиров понятен — далеко внизу ползут несколько кораблей. Пока наблюдаю только двоих, да и то второй в предутренней дымке почти не виден, но зато чуть дальше прекрасно вижу поднимающиеся вертикально в небо чёрные дымы. Уходят суда вдаль по каналу.
— Внимание! Вижу цель! Снижаемся! — медлить нельзя, второго захода может и не получиться. И выбирать особо не нужно, все приблизительно одного размера.
Убираем обороты моторов и снижаемся прямо на корму замыкающего караван корабля. И мажем, мажем, слишком поздно начали снижение. Не успеваем! А увеличивать вертикальную скорость нельзя, конструкция самолёта может не выдержать таких нагрузок. Штурман приник к прицелу, мечется взглядом то на приближающиеся корабли, то вновь возвращается к прицелу.
Уходит под брюхо самолёта серая туша военного корабля, и снова внизу серая в бетонных берегах гладь воды. Показалось, что даже направленные прямо мне в лицо орудийные стволы увидел. С такой-то высоты… Точно, показалось. Но до чего же реально.
И никакого шевеления на палубе. Спят немцы, не проснулись ещё. Или не очухались от нашего внезапного появления, не ожидали такого эффектного захода.
— Фёдор Дмитриевич, работаем по второму! — кричу штурману.
Штурвал подрагивает в руках, слишком сильно разогнались, тянет вниз, приходится уменьшать скорость снижения. Но, успеваем занять нужную для нас высоту. И не низко, средненько — чтобы и бомбы успели разогнаться, и под свои же взрывы самими же не попасть, но и не высоко, чтобы не промазать. Опыта-то бомбометания у нас на «Муромцах» мало. Да вообще мало! Самое же главное, нас пока никто так и не обнаружил! Слишком уж неожиданно для всех наше появление здесь, на этих берегах. Не ждали!
Всё, пора переводить самолёт в горизонтальный полёт! Падает, падает скорость и сразу же затихает дрожь на рулях, добавляем обороты, тяну штурвал на себя, плавно и мягко. Убираю малюсенький крен, выравниваю самолёт по прибору и горизонту. Ветра и сноса практически нет. Иду на четырёхстах метрах, прямо по курсу вырастает очередная чёрно-белая громадина — дымит закопчёнными трубами. Только сейчас в сознании откладывается, что это гражданский корабль. Мельком отмечаю, что судно сильно загружено — сидит уж очень глубоко в воде. Это радует. И раз замыкающим явно какой-то военный корабль, то это караван. Ещё успевает промелькнуть догадка — явно сырьё из Швеции. И возникает соблазн пройти вдоль него, выбрать самую лакомую цель, но давлю, давлю это желание в зародыше. Нет у меня ни времени на это, ни возможности. И топлива мало, и немцы вот-вот нас обнаружат и сыграют тревогу. Да уже наверняка обнаружили и сыграли! Так что придётся работать бомбами по вот этому кораблю, вырастающему внизу впереди.
— Открыть люки!
В кабину врывается утренний холодный воздух. Но после мороза высоты лично мне он кажется тёплым. Чётко слышу, как становятся на фиксаторы створки бомбового люка. И не только слышу, но и чувствую срабатывание механических замков пятой точкой.
— Приготовиться!
Оглядываюсь назад, в кабину. Успеваю ухватить взглядом замершую возле рычага сброса бомб фигуру механика, его горящие лихорадочным блеском широко распахнутые глаза на белом лице и медленно-медленно что-то шепчущие губы. Замечаю и намертво запоминаю эту картинку, и тут же переношу взгляд на наплывающую серо-стальную громаду корабля. И в самый последний момент срабатывает озарение, и я отворачиваю в сторону от оси корабля градусов на пятнадцать — чтобы увеличить площадь накрытия. Жёстко фиксирую самолёт на новом курсе и… Да пора же! Почему лейтенант медлит?
— Давай! — орёт во весь голос штурман, и я точно так же кричу, надрывая изо всех сил горло, как будто от этого крика всё сейчас зависит — и точность попадания, и удача:
— Сброс!
И, кажется, даже слышу, как срабатывают держатели бомб, как клюют носом и уходят вниз крашеные чёрной краской четыре восьмидесятикилограммовые фаршированные взрывчаткой тушки.
Самолёт освобождённо подпрыгивает вверх, придавливаю его несильно и сразу же даю команду увеличить обороты моторам до максимальных.
— Люки закрыть! — кричу назад. За спиной резко обрывается гул ветра. И ревут двигатели, тащат нас вперёд, а я про себя считаю медленно тянущиеся секунды. Одна…
Уходим вверх и влево, крутим плавный разворот. Если вправо — то немцы сразу догадаются, где нас можно искать. А так, есть маленькая вероятность, что потеряют на какой-то малый миг. А нам больше и не нужно. Две… Уйдём вглубь суши, потом — в море, там снизимся и развернёмся на нужный курс, сядем где и рассчитывали. Бензин? Должно хватить. Под обрез, но должно. В крайнем случае сядем, где придётся. Ну и главная опасность — немецкие истребители. Сами-то они нам не страшны, но вот если на них успели установить пулемёты… Три… Ладно, мы тоже не беззубые, и не зря я своих стрелков заставлял тренироваться. Вот и посмотрим, чьё кун-фу круче…
Бросаю взгляд на боковое окно, а там ничего не видно. Великий князь весь обзор своим тулупом перекрыл. А второе штурман занял. Да ещё и Второв между ними затесался. Четыре… И ничего ведь не сделаешь. Ни первому, ни второму. И если первому просто так ничего не сделаешь, то у второго это работа. Ему по уставу положено так делать. Правда, истины ради стоит сказать, что и устава того пока ещё нет, но он точно будет. Ладно, пусть посмотрит, полюбуется на результаты своего труда…
Взрыв сначала услышал, а потом и почувствовал. Когда смог с трудом удержать самолёт. И тряхнуло, и поболтало от души — даже в какой-то миг показалось, что крылья отвалятся. Всё эти порывы даже парировать не пробовал, так, старался чтобы совсем уж сильно не болтало, и всё. А если бы начал сопротивляться и рулями работать, то точно бы что-то в конструкции не выдержало — развалилось бы. Поэтому пришлось потрястись да поматериться, и даже вслух, так как очень уж страшно было. И стесняться нечего, да и некого. Потому как кто сидел, тот так и продолжал сидеть, крепко в своё сиденье вцепившись, а вот те, кто в этот момент на ногах к своему несчастью находился, тому не повезло. Пришлось по полу покататься. Это я купца с князем имею ввиду. В основном, купца, потому как Александр Михайлович на его мягкую тушку приземлился и почти сразу же к окну вернулся. А вот Второв замешкался, предпочёл всю болтанку на полу проваляться.
