Мы ничего им не должны! (СИ) - Иванов Петр Иванович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .txt) 📗
Время неумолимо шло, оставались позади километры и вскоре сквозь деревья замелькали дома у околицы, а потом показались деревенские кровли, теснившиеся вокруг высокой конической колокольни, – на солнце сверкали жестяные полосы, скрепляющие по углам ее черепичную крышу. В таких крышах есть что-то самобытное, они свидетельствуют о том, что близка граница Савойи, где их встречаешь на каждом шагу. Долина здесь расширяется. Уютные домики, разбросанные по небольшой равнине и вдоль реки, придают много прелести хорошо возделанной местности, – со всех сторон ее обступили невысокие, но заметные холмики, и кажется, будто выбраться отсюда невозможно. Немного не доехав до селения, расположенного по южному склону холма, Фигнер осадил лошадь в вязовой аллее перед целой оравой мальчишек и спросил, где находится дом их односельчанина по фамилии Бенаси. Анна-Мария бывала в деревне очень редко – мать ее одну не отпускала и толком местной географии не знала, поэтому на нее полагаться не стали. Дети начали переглядываться и бесцеремонно рассматривать незнакомцев – так изучают они все, что впервые попадается им на глаза: сколько любопытства в каждом лице, сколько разнообразных мыслей! Самойловича местные как-то сразу приняли за "своего", а вот Сашка им не приглянулся, сочли его "пруссаком", немцев традиционно на юге не любят. Немного погодя самый шустрый босоногий мальчишка, с живыми и черными как смоль, озорными глазами, повторил за Фигнером по привычке, свойственной детям:
– Дом мельника Бенаси, сударь? – и паренек поспешно добавил: – Сейчас я вас проведу. Он зашагал впереди лошади, то ли желая похвастаться, что указывает дорогу приезжему, то ли из детской услужливости, а быть может, просто повинуясь той настоятельной потребности в движении, которая в этом возрасте управляет и душой и телом. Путешественники ехали по главной улице селения – улице каменистой, но извилистой, окаймленной домами, – видно было, что ставили эти постройки как кому заблагорассудится без всякого архитектурного плана, сразу повеяло далекой но такой родной Россией. Это вам не Германия, где даже сточные канавы и дорожные кюветы выровнены по линеечке, для полноты картины не хватало только зловонных куч навоза перед домами, но загадка природы – их то как раз и не было в помине… Тут пристройка с печью вылезла прямо на середину дороги, там островерхий домишко выступил боком и чуть не загородил часть ее, а подальше малый ручеек изрыл ее канавками. Они увидели кровли, крытые потемневшей дранкой, еще больше крыш соломенных, несколько черепичных и семь-восемь крытых железом – разумеется, над домами местной сельской "элиты": кюре, мирового судьи и местных богачей. Это была настоящая провинциальная глушь, деревня как будто стояла на краю света, ни с чем не связанная, всему чуждая, точно жители ее составляли одну семью, оказавшуюся вне общего исторического движения, с которым их соединяли лишь самые неприметные нити да сборщик податей.
Недолго они кружили по селению, мельник – фигура в сельской местности известная, как фельдфебель в роте. Вскоре справа показалась белая стена, за которой виднелись деревья и большой дом, сложенный из дикого камня, а прямо впереди находилась высокая ветряная мельница из красного кирпича. Девочек сдали с рук на руки толстой, из-за множества нижних юбок и природной стати мельничихе, самого Бенаси дома не застали, он с раннего утра отправился в город – разбираться с налогами, оставив распоряжаться по хозяйству жену.
Наступил трогательный момент прощания, Анна-Мария так расцеловала Сашку, что у него даже мыслишка проскочила, что надо было по дороге остановится на часик и попросить ее о небольшом одолжении, теперь девушка вряд ли стала вспоминать о своем "обете". Фигнеру внимания и поцелуев уделили меньше, разве, что младшая сестра охотно его всего обслюнявила – еще бы он так о ней заботился дорогой, прямо на руках носил даже "куда и царь пешком ходит". Но и ему перепало, бойкая и словоохотливая баба, жена владельца мельницы и тестя Фушона сообщила массу интересных и безусловно полезных сведений для путешественников.
Между тем, уже покидая селение Александр не мог не заметить некоторой нервозности и возбуждения как у местных жителей, так и у приехавших по разным делам хуторян. Люди толпились у стен административного здания, где были расклеены знаменитые бюллетени Наполеона. Крестьяне из окрестностей, в блузах, куртках, треуголках и колпаках приезжали на своих высокобортных фурах-телегах, якобы для продажи ржи, овса и ячменя, но на самом деле просто для того, чтобы узнать новости. Слышалось дребезжанье колес и хлопанье веревочных бичей. Женщины не отставали от мужчин. Они быстро шли по всем ведущим к селению дорогам, подоткнув длинные юбки и с корзинами на головах.
– Бандиты или шуаны? Может появилась в округе большая шайка и угрожает городу? – Александр попытался получить информацию у Фигнера, но тот опасений спутника не разделял.
– Набора в ряды Великой Армии в народе ждут. В немецких землях восстание против французского владычества и Австрия опять зашевелилась. – и он прибавил, что еще, по устойчивых слухам, французов знатно вздрючили в Испании, там капитулировал целый корпус с приданными отдельными частям.
– Да похоже, что империи Бони приходится несладко?
– Да и хрен с ней! Помрет, рыдать не буду! – жестко и коротко отрезал Фигнер, проблемы Наполеона его абсолютно не интересовали. Он поспешил сменить тему разговора, на более приятную, – А девочка никак тебя приметила? Так уж смотрела нам вслед, так смотрела, все глазки проглядела, я грешным делом думал, сорвется и побежит догонять.
Александр промолчал, ничего не ответив, и в самом деле, что-то такое неуловимое он ощутил, какая-то струнка немного шевельнулось в его душе. Но сейчас нельзя, у него есть ЦЕЛЬ, ради которой они и прутся неведомо куда. Судьба распорядилась так, что теперь Анне-Марии суждено остаться в прошлом, но ее в отличие от многих своих женщин промелькнувших незаметно, он ее запомнил навсегда.
– Поди-ка остался бы у этого папаши Фушона примаком, коли предложили? – продолжал осторожно прощупывать собеседника хитрый Фигнер, – Не каждый день такая хорошенькая девушка попадается, особливо здесь на чужбине.
– Брось Самойлович, я и не думал никогда по-настоящему! – возразил Сашка, отводя от себя тонко замаскированное обвинение, – Года три-четыре назад такое случись, обязательно бы попробовал, но не сейчас…
– Да я тебя не виню братец, просто немало наших пленных и раненых солдат с последней войны здесь обосновалось навсегда. – в примирительном тоне продолжил собеседник, – Можно людей понять, всем жить охота, нашел себе служивый бабу, пошли детишки и все – про царя с присягой можно и запамятовать. Такое и в наших палестинах случается.
Сашка только пожал плечами, идея "свалить за бугор" неоднократно посещала его все эти годы, проведенные в начале 19-го века. Удерживала унтер-офицера отнюдь не присяга, а патриотизм в узком его понимании, если такое понятие распространяется вообще на столь малые объекты как полк например, или даже на отдельную небольшую группу друзей-сослуживцев. Кроме того всегда, как будто была возможность вернутся домой в век 21, а когда стало понятно, что назад дороги нет в его жизни появилась ОНА – Глаша и затмила все остальное.
– Да к слову, не все наши нижние чины на землю осели и в города прибились, – снова поднял тему Фигнер, – Кое-кто и в войско к Бони завербовался или в жандармы на службу поступил! Смотри братец, коли увидишь рожи рассейские средь голубых али желтых мундиров – скорей беги подальше, они для нас страшнее самого Фуше выходят. По дурости могут начальству донесть, что земляка встретили. И еще твой дружок Булгарин где-то по Франции болтается с другими такими же полячками-изменничками.
Сашка только кивнул, все верно: российские поляки-ренегаты опаснее всего, это он еще со времен Фридланда на собственной шкуре усвоил, едва не став жертвой банды мародеров из их числа. А вот насчет Фаддея Булгарина, официально поступившего волонтером в Великую Армию, Самойлович погорячился, судя по всему, этот – не из тех, кто так просто "сдает" своих, что бы там Пушкин про него не писал. Александр Сергеевич, судя по всему, еще тот перец, непонятно зачем умудрился обгадить многих вполне приличных людей, начиная от Пугачева и кончая тем же Фаддеем. По крайней мере тогда в Тильзите поляк сразу честно перед началом разговора предупредил Сашку, что собирается уйти из российской императорской армии, где его дальше поручика не пропустят. Все остальные мало-мальски знакомые "паны" обычно при таком раскладе старались выпячивать свой дутый "великопольский патриотизм", и конечно же ругали почем свет стоит "москалей". Хотя если по совести, то поляков в империи Александра Первого преследовали ничуть не более, чем скажем тех же русских староверов…
