Приказано - спасти... (СИ) - Мохов Игорь (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗
Дальнейшие пара часов пролетели как одна минута. Обиходить раненых, залатать фургон, осмотреть тягач (черт, как же быстро топливо расходуется), набрать воды про запас… И вот уже мотор машины тихо гудит на малых оборотах. Андрей Шилин, видный в открытый рубочный люк, опустил голову и внимательно вслушивается в рокот двигателя. Возле "Комсомольца" стоят бойцы, которые займут места на боковых скамьях.
Чекунов быстрым шагом обошел место их недолгой стоянки, проверяя, не забыто ли что-то из снаряжения, хорошо ли убраны следы пребывания маленького отряда. Сам себя Семен не пытался обманывать: если немцы пойдут по их следу, то уж точно не собьются. Гусеничная колея приведет их как по ниточке. Вся надежда, что пока соберут достаточные силы, пройдет время достаточное, чтобы уйти подальше. Но более вероятным было другое: немцы заранее выставят заслоны на пути предполагаемого следования отряда… И эта вероятность давила на сознание Семена. Чекунов помотал головой, отгоняя тяжелые мысли, и, махнул рукой, приказывая бойцам занять места на скамьях тягача.
Санитарка Анастасия Ивановна Данилова
Снова в полутьме фургона видны только грязно-белые пятна бинтов, да отблески световых лучиков в глазах раненых, лежащих на нарах. Но, однако света стало больше, чем это было вчера. Теперь, серость осеннего дня проникает внутрь прицепа через многочисленные пулевые пробоины в брезенте. Анастасия Ивановна прикрывает глаза, чтобы не видеть этого назойливого мельтешения, откидывает голову назад, опираясь затылком на шершавую доску борта. Что-то острое колет ее в шею, мешая дремать. Санитарка пытается не обращать внимания на уколы, но вдруг резко распахивает глаза и отшатывается от борта. Осторожно, пальцами руки проводит по сколотому краю доски…
Никто не хотел садиться на это место. Наверное, здесь должен бы сидеть один из трех бойцов, что сейчас покачивались возле заднего борта в обнимку со своими винтовками. Но, после того, как им пришлось отмывать доски холодной водой от потеков крови… Инстинктивно, все постарались отодвинуться как можно дальше от несчастливого места, где шальная пуля нанесла смертельное ранение Сивакову. И где он умирал, зажимая кровоточащий живот. Никто не хотел занять его место…
И, поэтому, сейчас возле переднего борта прицепа, возле прорезанного в брезенте окошечка, сидела Анастасия Ивановна.
После гибели военфельдшера, она осталась единственным кадровым медиком в отряде. И, решила, что как старшая — обязана принять на себя обязанности Сивакова.
Санитарка выглядывает в узкий квадрат окошка: зеленая коробка тягача раскачивается на ухабах, рвется вперед, разбрызгивая грязь узкими гусеницами и окутываясь клубами сизого дыма. На скамьях машины в такт покачиваются шестеро краснормейцев. В шинелях и бушлатах, в пилотках, касках и с непокрытыми головами, они кажутся неотъемлемой частью этого забрызганного грязью металлического ящика, что надрываясь и лязгая сцепным устройством волочет за собой прицеп.
Анастасия Ивановна пытается разглядеть Семена, который должен сидеть первым на правой скамье, но ей удается увидеть только характерный набалдашник на стволе Чекуновского "автомата", который покачивается перед лицом расположившегося рядом бойца. Само же лицо заслонено широким козырьком каски-"халхинголки", что надета на голове соседа.
Отвернувшись от окошечка, санитарка натыкается на взгляд красноармейца, что лежит на ближайших нарах. Прежний хозяин этого лежака тоже погиб, а нового постояльца с артиллерийскими эмблемами на петлицах, даже не стали и спрашивать, желает ли он занять это место.
А Анастасия Ивановна видит на его месте другое лицо. Бледное лицо в капельках пота… Сергей и тогда пытался успокаивать ее и раненых, что-то хрипел, когда пули рвали брезент, а сама санитарка сжалась на полу в комочек, стараясь стать как можно меньше и незаметнее. А потом перестал. И на шею Анастасии Ивановны капнуло что-то обжигающе-горячее.
Сквозь дух свежесрубленной хвои, что устилала пол прицепа, не мог пробиться аромат засыхающей крови. Да и доски прицепа были вымыты водой, набранной в ручье и, насколько возможно, отдраены мокрым песком.
Однако, хоть и привычен был для Анастасии Ивановны этот дух, что всегда сопровождает работу военного медика — сейчас, плотный комок в горле спирал дыхание санитарки при одном только намеке на тяжелый запах…
Что-то, прочитав в глазах женщины, артиллерист постарался побыстрее отвернуться к борту.
А за стенкой попрежнему лязгали гусеницы, и надрывался мотор "Комсомольца".
Красноармеец Чекунов
Семен изо всех сил боролся со сном, но даже лязг сцепки и рев мотора движущегося тягача казались усталому красноармейцу убаюкивающей колыбельной. А спать было нельзя. Никак нельзя. Дорога петляла по лесу, резкими изгибами огибая небольшие болотца и, временами, выскакивая на берег реки. И каждый раз, когда машина оказывалась на открытом месте, Чекунов задирал голову вверх до хруста в шейных позвонках. Одновременно он пихал локтем своего соседа, дабы тот тоже не зевал. Среди сидящих на скамейках тягача бойцов прокатывалось краткое оживление. Глаза упирались в серость осеннего неба, пытаясь различить на фоне низких облаков возможную черточку немецкого самолета. Затем машина снова ныряла под кроны деревьев и бойцы слегка расслаблялись. Но не Чекунов.
Движение днем, после того что случилось при пересечении дороги, было очень рискованным действием. Казалось бы, лучшим выходом было остановиться в глубине леса и дождаться, пока утихнет тревога, поднявшаяся в результате ночного боя. Простой выход. Но — неверный.
В голове Семена тикали часы, отсчитывающие время до того момента, когда немцы сообразят что к чему и перекроют возможные пути движения их маленькой группы. А еще он помнил самое важное: тонкая линия фронта, что сейчас неустойчиво колышется в десятке километров на восток от их отряда, вскоре начнет отодвигаться все дальше и дальше…
Сейчас, он казался сам себе пловцом, что нырнул слишком глубоко, а линия фронта была той чертой, что разделяет поверхность воды и воздух. Уже стучит в висках ныряльщика от недостатка воздуха и красные круги плывут перед глазами, но чтобы вдохнуть живительный воздух необходимо прорвать, продавить эту тонкую пленку, вырваться наверх…
Наверное, еще продолжаются последние попытки прорваться навстречу окруженным частям, что пытаются выйти из немецкого кольца. Вот только, с каждым днем, эти удары будут все слабее и слабее. И немцы, что пока удерживают только крупные населенные пункты, плотно перекроют все дороги. Тогда исчезнут последние шансы на выход.
Тягач шел настолько быстро, насколько позволяла узкая дорога. Но, все же, Чекунов приподнялся на раскачивающейся подножке и прокричал в открытый рубочный люк:
— Давай, Андрюха, жми, как можешь! Только, траки не порви.
Раскачивающаяся в квадрате люка голова в танкошлеме никак не отреагировала на крик, но Семен понял, что его услышали. Двигатель заревел еще громче, и резче захлопал развевающийся на бортах прицепа брезент…
Чекунов плюхнулся обратно на узкое сиденье, и потащил из-за спины планшет с картой. Он хорошо представлял себе, что сейчас ощущают раненые, с трудом удерживающиеся на своих лежаках в фургоне. Но другого выбора у него не было.
Линии карты были плохо различимы под прикрывающим её желтоватым целлулоидом. Семен поднес лист ближе к лицу, придерживая другой рукой винтовку. Черточка грунтовки извивалась по зеленому пятну лесного массива, затем вырывалась на светлое пятно поля и упиралась в несколько маленьких квадратиков с неразборчивой надписью рядом. Чекунову не было необходимости вчитываться в мелкие буквы. Название деревеньки он запомнил еще, когда изучал карту в первый раз: Лисино. И голубую струйку реки возле нее: Сойра. Еще восточнее, жирной чертой тянулась железная дорога. Там должны были быть свои. Так было в тот, первый раз, и Семен надеялся что и теперь — ничего не изменилось.
