Зеркало грядущего - Савин Владислав (мир книг .TXT) 📗
Ефремов мог наблюдать за процессом со стороны. В руках у Бахадыра были обточенные деревяшки, две или три, он брал попеременно то одну, то другую, приставлял к точке на теле пациента один конец, а по другому ударял деревянным же молотком. Затем он делал что-то похожее на массаж, то сильно, то осторожно — не механически, а следя за результатом, вот ему что-то не понравилось, он вернулся к месту, уже обработанному, повторил. Или даже не мял, а просто сидел, наложив руки на пациента, в полной неподвижности и молчании. И завершил так же, пением молитвы. Все заняло, как засек по часам Иван Антонович, пятнадцать минут.
И столько же у него ушло на третьего пациента.
А после они сидели все вместе, и пили чай — и Наташа рядом с Бахадыром, и кот где-то под ногами.
— В пятницу бы приехали, плов был — сказал Бахадыр — настоящий узбекский плов. Есть правильно, это тоже важно. Вы же не будете в вашу дорогую машину, и керосин заливать? Человек, он крепче сделан, но и его повредить легко, если делать что-то неправильно.
Ефремов спросил — можно ли такому научиться? Бахадыр усмехнулся в ответ.
— Нет, тут Дар нужен. Мне вот дед передал, незадолго до смерти — так и должно быть, через поколение. Я раньше был как все — жил, работал. А теперь вот — Аллах мне путь указал. Делать, чтобы люди не помирали прежде, чем им отпущено. Чтобы ты жил долго, чтобы он жил долго, чтоб весь народ наш жил долго. И буду так, сколько мне Аллах дозволит.
Попили еще чай, простились. Сели в "зим", парень в ватнике открыл ворота.
— Вот так — сказал Смоленцев — истинно божий человек. Ибо по его мнению, Бог и Аллах, это лишь имена одного и того же на разных языках у разных народов. Потому — любому человеку надлежит помочь, без разницы, мусульманин он, или вообще безбожник. Грешникам лишь нельзя, поскольку они людей убивают — но можно, солдатам, кто от этих грешников защищают. Такая вот диалектика. И кстати, молитва в конце, тоже часть лечения — было однажды, что он мне ее не прочел, так такое ощущение внутри, что тебя взболтали и не отстоялось.
— Что это за метод? — спросил Ефремов — слышал я о многом, и в тех краях, но о таком, никогда.
— А бог знает — ответил Смоленцев — но работает, проверено. Когда у человека астма, и врачи ничего сделать не могут, лишь облегчить — а Бахадыр поработал, и нет болезни, в госпитале обследовали, только руками развели — на моей памяти было, в прошлом году. И другие случаи, задокументированы. Как это у него получается, медицине непонятно, несмотря на грозные приказы свыше, изучить и перенять. А как тут изучать будешь, что измерять и чем? Бахадыр же твердит одно — есть Дар, который не каждому доступен. Может, и в само деле, это особенность персонально его, и по наследству? Пока что — он нас лечит, и дай ему бог здоровья и долгих лет!
— Так что ж вы его, в таком месте поселили? А вдруг случится с ним что?
— Обижаете, Иван Антонович! — вступил в разговор Кунцевич — как думаете, паренек от какой Конторы у него на воротах стоял? И "маяк" есть в соседнем доме с телефоном, и местная милиция в курсе и с полным пониманием. Ну и всей подозрительной публике здесь твердо внушено, что против такого хорошего человека даже замышлять что-то недоброе, очень чревато. Как и тех трогать, кто к Бахадыру или от него идет, даже самой ночью по темному переулку.
— А что, к нему и ночью приходят?
— Скорее, уходят. Вам сейчас спать не хочется после его процедуры? В Самарканде у него в доме целая комната была отведена для этого — хочешь, сразу домой иди, хочешь, поспи немного. И здесь такое бывает, хотя очень редко, на веранде спальные места есть. Однако же, как вы себя чувствуете, Иван Антонович? По-хорошему бы вам надо сюда еще раза четыре или пять, с интервалом в неделю. И снова после в госпитале обследоваться, чтоб быть спокойным.
— Да трудно сказать. Вроде легкость чувствую. И дышать легче.
— Ну значит, процесс пошел. Вы здоровье свое берегите, Иван Антонович, мы очень на вас рассчитываем.
— Прочел я то, что вы мне дали — про иное время.
— Значит, задачу оценили? Чтобы организм всего общества вылечить. Не хирургией, а такой вот тонкой настройкой. Острые кризисы мы лечить умеем — разрезать, вычистить, выжечь, и заново сшить, за ценой не постояв. Только ведь не было там войны, а хронические болячки накапливались, пока не рвануло. Вот и думаем, куда молоточком ткнуть, по каким точкам, чтоб здоровье в норму пришло. И главное, сам принцип пока непонятен. Что есть норма, идеал, к которому стремиться — вот вы нам это и укажете, хотя бы в первом приближении.
— Вы уверены, что я справлюсь?
— Там ведь сумели. Если даже после всех катаклизмов, слова "Туманность Андромеды" у нас ассоциируется с миром победившего коммунизма.
— Если не секрет, зачем это лично вам, товарищ Кунцевич? Коль история разделилась, и тому миру мы никак уже не поможем?
— Объяснение, что этот мир теперь мой, и я за него болею, подойдет? И интересно в плане общеисторическом, даже философском. Там всякие самки собаки кричали, что коммунизм, это тупик на пути общественного развития. Но если здесь он победит, значит случившееся там, лишь частный случай, а не общий закон.
— Осознаете себя творцом истории?
— Ну, Иван Антонович, мы же люди а не боги. И в то же время, каждый из нас историю делает. Как еще Омар Хайям заметил:
Гриб Михаил Иванович — в ноябре 1953 полковник, Герой Советского Союза, командир 6-го гвардейского истребительного полка ТОФ. Написанное позже войдет в книгу мемуаров "В небе Вьетнама", Воениздат, 1963.. (альт-ист).
Готовились над морем воевать — над джунглями сражаемся.
После конфликта пятидесятого, мы в боях не были — в Корее стояли, на самом юге. Наши рубились с американцами над Янцзы — а мы их опыт изучали лишь теоретически. Хотя и у нас было неспокойно, Япония рядом — но до драки все ж не доходило. Один раз было, штатовский разведчик RB-29 в нашу зону залетел, так его сбили "ночники" ПВО, не мы. И они же еще три или четыре раза поднимались на перехват — не настолько американцы безбашенные, чтоб после урока пятидесятого года в наше небо днем лезть. Ну а даже Миг-17, на который мы перевооружились в самом начале пятьдесят второго, ночью слепой, так что готовили нас на случай возможной большой войны, или крупного конфликта, как в пятидесятом.
Во Вьетнам нас перебазировали в самом конце пятьдесят второго, так что Новый Год встречали уже на новом месте. Был план — в проработке я, как комполка, участвовал — дальнего группового перелета, если брать подвесные баки, то по расчетам, на пределе должно хватить. Вылет с островов Ченкуджо — тех самых, с которых мы в пятидесятых взлетали, когда над Корейским проливам показывали американцам где раки зимуют — с посадкой в Куалине, это на острове Тайвань, наши по итогам того дела в пятидесятом в аренду взяли, ну прямо как на Балтике Ханко перед войной. Но решили все же не рисковать, и отправили морским конвоем. Истребители не разбирали, а грузили на авиатранспорта — бывшие ленд-лизовские авианосцы-эскортники "Владивосток" и "Хабаровск", теперь разжалованные до транспортов, палубы коротки для реактивных, но в ангар принять могут нормально. Что сильно сократило и облегчило нам развертывание — хотя как "миги" в Хайфоне после выгрузки везли до временной полосы, с которой уже взлетали и за лидером, на штатный наш аэродром, это отдельная песня!
Вьетнамцы народ хороший — русских любят. На корейцев похожи, только ростом еще мельче. И такие же трудолюбивые, как муравьи. Бетон укладывали на полосе — трудовой энтузиазм, как в известном романе Катаева "Время вперед". Бетонка здесь не роскошь, а необходимость — мы прибыли в самом начале сухого сезона, а как начнутся дожди, самая укатанная грунтовая полоса превращается в болото. Аэродромное обслуживание и охрана были частью наши, частью вьетнамцы, жили мы в домиках, французами построенных (тут и в колониальное время аэродром был), кормили нас хорошо, хотя вьетнамская кухня, это очень сильно на любителя (рис, рис, еще раз рис — мы уже в Корее были этим сыты по горло). Приправой, курятина или свинина (мясо змей или черепах, о которых нам дома рассказывал замполит, это оказывается тут лишь для аристократов или по большим праздникам), ну еще много зелени и разнообразные соусы, и еще рыба и креветки. В общем, жить было можно. По выходным ездили в Ханой, кино смотреть в нашем посольстве. Только свободного времени было не слишком много — если не летали, то изучали будущий театр военных действий.
