Стратегия обмана. Политические хроники (СИ) - Ванина Антонина (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные txt) 📗
— У неё дела в Белфасте, — неохотно отвечал Шеймас. — Я говорил тебе, она волонтёр двух комитетов и нашей ассоциации.
— Какие могут быть дела в Белфасте, пока ты здесь? Послушай меня, сын, материнское сердце меня не обманывает. Она ведь тебя не любит.
Шеймас ничего не ответил. Он ведь и сам прекрасно знал, что не любит, Алистрина никогда этого от него не скрывала. Зато она всегда нуждается в нём, это он прекрасно понимал.
В тот день Алистрина так и не решилась зайти в палату. Она лишь тихонько проникла в сестринскую комнату, пока там никого не было, и без всяких угрызений совести стащила бутыль со свежеперелитой от донора кровью.
Когда Шеймаса, наконец, выписали, Алистрина уличила момент, пока его мать ходила по магазинам и пришла в его квартиру:
— Пожалуйста, — она вложила в его ладонь конверт, что когда-то получила от Родерика, — уезжай в Ирландию.
Шеймас сделал вид, что не понял её и пошутил:
— Но мы и так на острове Ирландия.
— Ты понял, о чём я. Забирай мать, и переезжайте вдвоём в Дублин. Здесь у тебя будущего нет.
Шеймас немного помолчал, прежде ем сказать:
— Мне кажется, ты слишком драматизируешь. Я выздоровел, сейчас со мной всё в порядке.
— Тебя почти убили, — резко выпалили Алистрина, не в силах слушать его оптимистическую чушь. — Подумай о матери, она ведь так тебя любит. Это неправильно, когда родителям приходится хоронить своих детей.
— Я и не собираюсь умирать в ближайшие сорок лет.
— Значит, ты прекращаешь активистскую деятельность?
— Нет, это моя борьба за родную землю, я не в праве её оставить только потому, что словил пулю и испугался. Мой долг продолжать говорить и кричать, пока нас не услышат.
— Не услышат, — горько констатировала Алистрина. — Шеймас, если это единственное, что тебя держит здесь, то не волнуйся и уезжай. Я продолжу нашу борьбу за двоих.
Он долго смотрел ей в глаза, видимо, пытался понять, насколько серьёзны её слова.
— Я знаю, что у тебя на уме, — наконец, произнёс он. — Это неправильно, так нельзя.
Алистрина лишь отрицательно мотнула головой:
— Я знаю, что ты не посмеешь никому сделать больно. Такой ты человек, Шеймас, добрый и отзывчивый. А я не такая, назло я отвечу злом, потому что по-другому больше не могу. Четыре года я терпела, а больше не стану.
— Почему четыре? — не понял он.
Алистрина осеклась. Вербовка и приезд в Ольстер сильно изменил её взгляды на жизнь и саму себя, но Шеймасу знать об этом не нужно и даже нельзя.
— Четыре года назад мы познакомились, на демонстрации, помнишь?
Улыбка осветила его лицо, значит, тот день был дорог его сердцу. Но тут вернулась мать и разговор Шеймаса и Алистрины сошел на нет.
— Почему ты вчера не ходила в церковь? — Тут же женщина решила попрекнуть Алистрину.
Это было трудно объяснить. Александра Гольдхаген могла вводить в заблуждение окружающих и называть себя Алистриной Конолл, урожденной ирландкой-католичкой из Кастлдерга, раз того требовала легенда. Но церковь не то место, где уместна ложь — Бога обмануть не получится. А она другой веры и при крещении нарекли её другим именем, молиться и принимать таинства научили иначе. Но даже этого Александра не делала уже много лет.
— Давно ты была на исповеди?
— Давно, — честно и пристыженно призналась она.
— Очень плохо, — насупилась мать Шеймаса — А ещё крест носишь, неправильный какой-то… — и, больше ничего не сказав, удалилась на кухню.
Алистрина вновь сунула Шеймасу конверт. На сей раз он открыл его и удивлённо спросил:
— Откуда у тебя эти деньги?
— Аванс.
— За что?
— За будущую покорность.
Шеймас протянул конверт обратно, но Алистрина его не приняла.
— Откажись, — умоляюще произнёс он. — Верни их обратно.
Алистрина отвела его руку с деньгами от себя и с нажимом сказал:
— Уезжайте вдвоем в Дублин.
— Тогда поедем все вместе, втроём.
Она покачала головой.
— Но ты ведь приедешь потом? — сдавшись, спросил Шеймас.
— Конечно, — тут же кивнула Алистрина, прекрасно понимая, что вряд ли так и сделает.
— Когда?
— Скоро. Разберусь со своими делами и приеду.
— Тогда я подыщу нам квартиру, присмотрю и тебе работу. А потом проедем вдвоем по всему острову, посмотрим все курганы и круглые башни.
— Сдались тебе эти башни.
— Это ж наша история. В них есть загадка.
Алистрина только кратко кивнула. Кажется, и Шеймас прекрасно понял, что ничего из этого у них не случится.
Через три дня Алистрина проводила Шеймаса с матерью к автобусному вокзалу. Вечером она уже была в штабе, где командир сказал ей:
— Ты говорила, что терпение твоё иссякло. Говорила, что ждёшь приказа. Так вот, слушай мой приказ… — он вложил в её руку револьвер, но не успел закончить речь, как Алистрина тут же спросила:
— Скольких?
Командир помрачнел, увидев такое рвение:
— Хотя бы одного. И вернись живой — это мой приказ.
В ту ночь Алистрина, не таясь, зашла в протестантскую часть города. Недолго ей пришлось ошиваться около паба — подвыпившие и просто пьяные солдаты покидали помещение по одному и целыми компаниями чуть ли не каждые три минуты. Она выбрала одного, вернее тот солдат думал, что это он сам подцепил девицу. Его приятель хотел идти за ними следом, говоря, что даже в увольнении нельзя ходить по городу одному, но тот ответил, что он с дамой и третий им не нужен. Алистрина не возражала, она вообще старалась не говорить, дабы не выдать ирландский акцент, единственный, каким она владела после обучения в лагере на острове Джерси.
Она повела солдата в парк на окраине города, а он был достаточно пьян, чтобы всерьёз выбирать между кроватью в квартире и скамейкой около деревьев. Когда он в нетерпении начал хватать Алистрину за бедра и ягодицы, ей тут же вспомнился другой английский солдат, которого она встретила в далеком 1945 году, когда бежала прочь из Берген-Белзена от красноглазого двухметрового чудища в человеческом обличии, что вонзило ей нож в сердце, и его подельника, что всадил ей пулю в голову. Тот английский солдат тоже тянул свои руки, куда не следовало, а ещё бил и сдирал с неё одежду. Этот пока только пристаёт, а может вот-вот рухнет на землю и забудется пьяным сном. Тому, из 1945 года, она выкусила глотку, спасая женскую честь. А этот уже начал лезть одной курой под блузку, другой — под юбку.
— Не понял, — еле ворочая языком, пролепетал он, нащупав около женских трусиков, совсем не то, что ожидал.
— Да-да, красавчик, — произнесла Алистрина, отпихнув его руку, и доставая из-под резинки чулок револьвер, — Именем Временной Ирландской республиканской армии ты приговорен к смерти.
Первым выстрелом она ранила его в пах и с минуту равнодушно смотрела, как он корчится на земле, не в силах даже позвать на помощь. Вторая пуля угодила ему в голову и солдат тут же затих. Вот и всё, сделано. Второй человек, которого она убила за семьдесят три года своей жизни, и тоже британский солдат. Алистрина спрятала револьвер обратно и наклонилась к телу, чтобы оторвать от формы убитого нашивку парашютного полка, того самого, что расстрелял марш в день Кровавого Воскресенья.
В ту же ночь она принесла трофей командиру. Он ничего не сказал, только с опаской посмотрел в её бесстрастное лицо. Через неделю он объявил, что Алистрину вызывают в Белфаст:
— Надолго, — пояснил он. — Так что прихвати свои вещи, желательно все.
Алистрина только усмехнулась и посмотрела на командира в упор:
— Что, страшно стало? Или того парашютиста пожалел?
— А ты сама-то себя не боишься?
— С чего вдруг?
— Да так… — недовольно произнёс он и постарался отойти от Алистрины подальше.
— А чего ты ждал? — с вызовом вопросила она. — Ты сказал мне убить военного, и я выполнила приказ. Или ты думал, что я приду к тебе в слезах и соплях от нервного потрясения? Так ведь кончились у меня слезы.
— Оно и видно.
— Правда?
Командир только окинул её недоверчивым взглядом и заключил:
