Боксер-5: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович (книги бесплатно читать без txt, fb2) 📗
Я молча выслушал эту многословную тираду — прежде чем что-то объяснять Шпале, пусть для начала выговорится. Хотя в чем-то я его, конечно, понимал. Но все-таки нужно было придумать, как его успокоить — если Семеныч сейчас застукает его с чемоданом, разразится очередной скандал. И вот совсем не факт, что от этого скандала не пострадают и все остальные.
— Шпала, — негромко и спокойно произнес я. — да у меня ведь то же самое. Я тоже ни рук, ни ног не чувствую. И я тебя понимаю. Но мы же сами согласились сюда ехать, и прекрасно знали, что нагрузки будут огромными. И ты же и сам в курсе, к чему нас готовят, и что тренеры наши не из садизма нам такое устраивают, а для того, чтобы нам же дать принципиально новые возможности. Ну вот скажи: ты разве сам не хотел бы поехать на чемпионат?
— Не знаю, — раздраженно, но уже чуть поспокойнее отозвался Шпала. — Конкретно сейчас я хочу только свалить отсюда куда-нибудь, где можно будет продрыхнуть, не просыпаясь, хотя бы с недельку.
— Ну, это-то понятно, — кивнул я. — А если подумать?
— Если подумать, — отозвался Шпала, — то, наверное, хотел бы. Да нет, конечно, хотел бы, — добавил он уже более уверенно, — но не такой же ценой, а! Нет, я все понимаю: увеличение нагрузок там, туда-сюда, на пик формы нас выводят, все вроде как по науке. Но не за две же недели! Ну ведь нагрузки-то увеличивают постепенно! Ты попробуй взять, не знаю, первогодку, который только начал заниматься, и дать ему чемпионские нормы — что с ним будет?
— Послушай, но ты-то уже не первогодка, — мягко заметил я. — И тебя не родители в секцию к друзьям отвели — ты сам решил пойти в «Динамо». А раз решил это сам — значит, должен быть готовы к тому, что теперь все возрастающие нагрузки — это для тебя обычное дело. Ты почитай, как профессионалы готовятся к соревнованиям. Да они света белого не видят! По сравнению с их нагрузками наши вообще — тьфу и растереть!
— Может, ты и прав, — буркнул Шпала. — Но тогда получается, я себя переоценил, что ли, что сюда согласился поехать…
— Это уж тебе решать, — ответил я. — Только в любом случае я бы на твоем месте не бунтовал — во всяком случае, именно сейчас. Подведешь ведь всех, а не только себя.
— Почему это всех-то? — недоуменно переспросил Шпала. — Я же сваливать буду, а не вы!
— А ты забыл, что нам Семеныч сказал? — напомнил ему я. — Одно нарушение дисциплины — неважно, от кого! — и все едут по домам. Причем свою угрозу он уже практически реализовал — это мне чудом удалось все уладить, но опять же — до первого нарушения. А если ты сейчас свалишь, да еще и со скандалом — тут уже ничего уладить не получится.
Шпала посмотрел на меня, как будто что-то переваривая. Затем развернулся и молча начал разбирать чемодан обратно.
В общем, этих двоих мне удалось убедить довольно легко. Они прислушивались к аргументам, и моей задачей оставалось только дать их эмоциям выплеснуться безопасным для них и окружающих способом и не мешать работать голове. А вот с Левой мне было сложнее. Очевидных проблем с фигурой, исправлявшихся спортом, как у Сени, у него никогда не было. Свалить его недовольство на отсутствие опыта тоже был не вариант: он уже неоднократно бывал на сборах и хорошо знал, как говорится, что почем. Однако набирать физическую форму после недавно полученной травмы ему было намного сложнее. Поэтому к концу второй недели он тоже не выдержал — и, как и Шпала, собрал чемодан. Правда, меня в этот момент в номере не оказалось, и Лева, ни слова никому не говоря, направился прямиком в тренерскую к Григорию Семеновичу. Так совпало, что я как раз находился здесь же, обсуждая с тренером подвижки в дисциплине коллектива. Мне хотелось предотвратить возможные вспышки гнева у тренера в дальнейшем, и я время от времени старался «прощупать ситуацию».
— Григорий Семеныч! — с порога объявил запыхавшийся Лева. — Я больше не могу. Сил моих больше нет, правда! Не хочу никого подводить, отпустите меня в Москву!
«Вот это поворот», — подумал я. «Вот это ты, братец, выкинул коленце. Хоть бы посоветовался перед этим, что ли…»
— Да? — приподнял бровь Григорий Семенович.
— Да! — уверенно ответил Лева. — Я вас очень прошу, отпустите! Ну я же помру если не в зале, то по дороге на ринг!
Григорий Семенович задумчиво пожевал губами. Ругать Леву вроде бы было и не за что — ведь он честно пришел и сообщил, что не справляется.
— Иди, — сухо произнес он наконец. — Билет я тебе куплю.
На лице Левы застыло неподдельное удивление. Видимо, он не ожидал такого поворота. Ждал чего угодно: скандала, криков, наказания, уговоров — но только не такой легкости, с которой с ним согласился тренер. Однако Григорий Семенович был не так прост, как казалось. Когда Лева, облегченно улыбнувшись, развернулся и начал выходить из комнаты, наш тренер многозначительно добавил ему вслед:
— Трус ты, вот что.
Леву как будто кипятком ошпарило. Он неожиданно зло посмотрел на Григория Семеновича и вдруг пулей выскочил из тренерской. Тренер же с хитрецой взглянул на меня и усмехнулся, вернувшись к нашему прерванному разговору.
Я не сразу осознал, что именно произошло. Но потом, анализируя поведение Левы, понял: у Левы была очень яркая черта характера — когда его начинали уговаривать, он воспринимал это в штыки. По его мнению, если человек его пытается в чем-то убедить — значит, он ставит под сомнение его решение. Может быть, это звучит и абсурдно, но Лева воспринимал это именно так, в чем все мы неоднократно имели возможность убедиться.
Конечно же, знал об этой особенности Левы и Григорий Семенович.
— Ну вот представь, — объяснял он мне чуть позже, — если бы я начал его убеждать, приводить какие-то аргументы… Да он только на чувстве сопротивления в этот же день рванул бы на вокзал! А так — я его сейчас немножко спровоцировал, и теперь он сам будет землю рыть из последних сил, только чтобы остаться и не выглядеть трусом.
— Да, это так и есть, — немного подумав, согласился я. — Когда его берут «на слабо», он тут же заводится и выдает результаты даже лучше, чем если бы просто старался.
— Вот-вот, — кивнул Григорий Семенович. — Ты только смотри, ему это не сообщи! Ни к чему это. Пусть думает, что он сам все решил — это для человека всегда полезнее.
Я и не собирался. Тем более, что я видел, как после этого разговора Лева (который, конечно же, никуда не уехал) с удвоенной силой взялся за тренировки, превозмогая боль и неудобства. Казалось, теперь вся его работа на сборах была подчинена одной и той же цели: доказать, что он не трус. Григорий Семенович знал, что делает: для пацана этот стимул будет посильнее любых кубков и вымпелов.
Впрочем, не все наши москвичи так тяжело переносили нагрузки на сборах. Колян — так тот вообще напоминал безотказный механизм. Он работал как настольный будильник, который завели один раз — и потом он равномерно тикает до тех пор, пока не кончится завод, а завода ему хватает на полжизни. Он не просто стойко переносил любые нововведения по нагрузкам — он ни одним мускулом или жестом не давал понять, что ему тяжело. «Вот это выдержка!» — думал я, наблюдая, как он без малейшего смущения выполняет все, что объявляют тренеры.
— Ты прямо как какая-нибудь машина работаешь, — сказал я ему как-то за обедом, когда мы обсуждали наши тренировки. — На лице никаких эмоций, даже не поймешь, тяжело тебе или нет.
— А я что, киноактер, чтоб эмоции всем демонстрировать? — резонно отозвался Колян. — Моя задача — противника побеждать на ринге, а не плакаться, как мне тяжело.
— Бесчувственный ты, Колян, — подколол его Шпала. — Нечеловек. Нелюдь, вот!
— Сам ты нелюдь, — беззлобно отозвался Колян. — Я сюда не нюни приехал распускать, а работать. А что я там чувствую или не чувствую — это уже, знаешь ли, мое дело. Мы же все-таки спортом занимаемся, а не вышиванием крестиком.
Да, такой выдержке можно было только позавидовать! Хотя по некоторым замашкам и повадкам Коляна я, например, не исключал, что в будущем, в девяностые, он вполне мог бы податься к браткам. Очень уж был у него узнаваемый типаж — «пуленепробиваемый лоб» — там таких ценили.
