Контра (СИ) - Гавряев Виталий Витальевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗
И вот, когда с осмотром господского здания было покончено, и Александр вышел во двор, он застал следующую картину. Один из крестьян, мужичок в заношенных, и многократно чиненных лохмотьях, со вздыбленной, пакле видной бородкой, испуганно смотрел на шеренгу гайдуков. Рядом с этим, так сказать, свидетелем, стоял второй из дознавателей, серенький, неприметный чинуша. И этот служака, указывая рукою на командира второго десятка, покраснев от натуги, свирепо выпучив глаза, орал на крестьянина:
"Смотри внимательно сволочь! И не говори мне, что никого из этого сброда не знаешь! Иначе, я и тебя, упрячу на каторгу, как его соучастника! Ну! Смотри!"…
А вот другая пара свидетелей, в это время, внимательно осматривала телеги, хомуты и прочую утварь. И как следовало ожидать, ничего из отнятого у них татями имущества, так и не нашли. Но этого, Александр не видел. Перед ним развернулась сцена, усиленного давления на свидетеля.
Степан Гончар понял, что в данный момент, из него желают сделать "козла отпущения" и не выдержал, возмутился:
— Да что же вы делаете? Господин хороший? Ведь этот видак, и в самом деле со мною не знаком. А вы, тыча в меня, требуете: "Узнавай его сволочь! Иначе на каторге згно…"
— Молчать! — повалив Степана на землю сильной зуботычиной, ещё громче заорал следователь. — Тебе сволочь, никто слова не давал! По всем вам, отребье, давно каторга плачет! Висельники про…
— Отставить! — желая прекратить это безобразие, как мог громко и сурово, выкрикнул Александр. — Да как ты смеешь, мерзавец, бить моих людей? Ты знаешь, что этим не только нарушаешь устав своей службы, но и наносишь мне оскорбление!
— Да я!…
— Молчать! Сейчас я говорю! — прервал возмущённое объяснение хамоватого следователя, быстро приближающийся к нему граф. — Вижу ты, любезный, не знаешь что такое презумпция невиновности, алиби и этика служебного поведения! Так какого чёрта, тебя ещё держат на этой службе? Я обязательно подыму этот вопрос, перед твоим начальством! Будь в этом уверен!
Следователь, чьего имени Александр так и не запомнил, торопливо шагнул в сторону, так что между ним и графом, оказался окончательно стушевавшийся, испуганный крестьянин. И уже выглядывая из-за него, дознаватель, суетливо поглядывая на карету, дав голосом "петуха", выкрикнул:
— Стоять! Не смейте ко мне приближаться! Я человек государев, при исполнении своих служебных обязанностей!
— Да нужен ты мне: "Как зайцу стоп сигнал" — остановившись, с нескрываемым призрением ответил Саша. — Только руки о тебя марать. Мразь.
— Я при исполнении…
— Так исполняй. Только действуй как подобает — в рамках закона! А я, за тобою посмотрю, чтоб не баловал тут.
Идти на продолжение конфликта, было безумно, так как на графа были нацелены сразу несколько кавалерийских пистолей. Кавалеристы, трое, находившиеся ближе всех, чётко выполняли свои обязанности по охране следственной группы. И делая вид, что обстоятельство, его это ни капельки не беспокоит, молодой человек остановился в десяти метрах от зарвавшегося следователя и картинно, по-хозяйски скрестил руки на груди. Так что, на несколько секунд, во дворе воцарилась немая сцена, участники которой замерли как парковые статуи, исключая бегающих по двору кур и переминающихся с ноги на ногу коней.
Неизвестно, как долго бы это продолжалось, но, из кареты послышался голос кукловода (так, для себя, его обозначил Саша), пожелавшего и далее оставаться инкогнито:
"Господин Котов, право же, прекращайте этот балаган. Ваш коллега, на самом деле вышел за все рамки дозволенного поведения. Так что, предъявите графу все необходимые постановления, и выполните то, зачем мы сюда приехали. А вы, Александр Юрьевич, меня сильно удивили. Я, конечно же, слышал, что в последнее время, ваша речь не совсем соответствует принятым в обществе нормам. Но. Сегодня, я убедился, что это утверждение соответствует действительности".
"А вы кто такой?" — поинтересовался молодой граф, стараясь разглядеть пассажира кареты, скрывающегося в её недрах.
"Это не важно. Прощайте. И напоследок, позволю себе дать вам один совет: "Не препятствуйте служителям правопорядка выполнять свои обязанности" — Пусть они и переусердствовали в своём рвении выслужиться, но изменить что-либо не в ваших силах".
Кучер "ожил", щёлкнул кнутом и карета тронулась с места, сделав вокруг дома-усадьбы "круг почёта", неспешно скрылась из виду. Оставив молодого графа Мосальского-Вельяминова в полном недоумении: "Кто это был, и как понимать всё здесь, и сейчас происходящее?"
На этом "чудеса беспредела", показываемые Фемидой, не окончились. Из папки Котова, одна за другой, были извлечены пара бумаг. Из содержания оных, следовало, что все его десятники арестованы, по подозрению в бандитизме, ограблении, и как следствие, убийству курьеров, перевозивших весьма большую сумму денег, которая оценивалась как в бумажных облигациях, так и в золотых, и серебряных монетах. На самого Александра Юрьевича, на время проведения следствия, налагается домашний арест. Пусть на момент совершения вышеуказанного преступления, он находился в Павловске. Однако. Юридически, молодой человек уже являлся владельцем имения, пусть, по причине учёбы и последовавшей после её окончания болезни, так не вступившим в права обладания. Все эти документы были готовы ещё до приезда в имение, из чего можно было сделать вывод, что за неимением настоящих преступников, было решено назначить на их место первых подвернувшихся людей. Что и было сделано.
Глава 19
Сегодня, впрочем, как и всё последнее время, граф Мусин-Елецкий младший, откровенно скучал. Ему давно, до тошноты, приелась столичная жизнь, с её обязательными посещениями светских раутов [31], где молодому человеку, согласно замыслу родни, надлежало оттачивать своё искусство светского общения и обзаводиться столь нужными в самостоятельной жизни знакомствами. По сравнению с ещё недавно проходившими студенческими, кнейп-абендтами, в коих он был постоянным участником, здесь была тоска, смертная. Ах, как хотелось молодому человеку вырваться на свободу, сделать "глоток свежего воздуха". Но. Ему приходилось улыбаться, делать не искренние комплименты, кланяться и вновь улыбаться. Со всем этим можно было смириться, если не одно обстоятельство. По искреннему убеждению, окончательно укоренившемуся в душе молодого человека, высшее общество Российской Империи, деградировало. А происходило это потому, что оно само изолировалось от всех остальных граждан империи и жило в своём замкнутом, отгородившемся от реальности мини мирке.
Как-то раз, не так давно, во время разговора со своим отцом, Михаил, не сдержал накопившихся в душе эмоций и высказался: "Отец, почему ты меня не понимаешь? Да там всё давно протухло! В этом, твоём высшем свете, нечем дышать! Со всех сторон смердит нафталином! Если не хуже". — Причём, молодой человек имел в виду не только великовозрастных представителей дворянства, но и их чад: неустанно кичащихся своим рождением — единственной их заслугой в этой жизни. Его более всего раздражали именно эти прожигатели жизни, хвастливо рассказывающие о своих любовных увлечениях, или "залихватских" похождениях, во время которых, они бывало, за день "спускали на ветер" баснословные суммы. И при этом, как само разумеющее, пренебрежительно, брезгливо, отзывались о тех, кто им прислуживал. Нет. Эти персоны небыли абсолютно безмозглыми "куклами", (что было самым омерзительным) многие из них могли похвастать отличным образованием — чаще всего, полученным за рубежом, и свободно владели несколькими языками, включая древнюю латынь (в отличие от родного). Там же, в Европе, их семьи были "счастливыми" владельцами недвижимости, где почти безвылазно проживали все домочадцы. Ну а главы семей, вынуждено "трудились", на высокооплачиваемом поприще "управления отсталой державой". Не сказать, что это явление имело поголовное распространение, но это имело место. И затмевало всё, что в этом обществе ещё не подверглось тлену. Но эта часть "элиты", была той "ложкой дёгтя в маленьком бочонке мёда". Ну а отец Михаила, тогда, после высказывания сыном наболевшего, ничего не ответил, только выставил из кабинета и наказал, как следует подумать над своими словами, и как он собирается жить на этом свете. Ну а если сын не одумается, то, как говорится, кроме него, никто в этом не виноват.