Тыловики (СИ) - Геманов Олег Алексеевич (читать книги TXT) 📗

— Сергей, оставь канистры и иди к машинам, — с трудом выговаривает Новиков. — Дай попить спокойно.

Бегу вниз к красноармейцам. По пути размышляю о несколько странном поведении товарищей. Что у них произошло в наше отсутствие? Нет, понятно, что жажда до полусмерти измучила. Но чувствую, что кроме этого здесь замешено и что-то иное.

Возле «Опель-Блица» сгрудился весь наш отряд принимавший участие в походе.

Торопов с Шипиловым угощают бойцов сигаретами и, похоже, рассказывают анекдоты. Красноармейцы радостно хохочут, и повторяют друг другу особо понравившиеся фразы. Лежащий в тени грузовика Кутяубаев пьёт воду из фляжки и беззаботно поглядывает по сторонам. Ко мне вальяжной походкой подходит Котляков.

— Товарищ разведчик! — он весело смотрит мне в глаза и хитро прищуривается. — А вы не знаете, обед во сколько будет? А то бойцы шибко интересуются. Прямо прохода не дают.

— Пока не знаю. Мы прибыли в место временной дислокации и теперь такие вопросы решает товарищ майор, — мрачно отзываюсь я и недовольно смотрю на слишком раздухарившегося Павла. — Товарищ младший лейтенант! Так же я вынужден вам напомнить, что дисциплину и субординацию в нашем подразделении никто не отменял.

С лица Котлякова мгновенно слетает расслабленное выражение. Вокруг замолкают разговоры, и стихает смех. Павел поправляет пилотку на голове, одергивает гимнастерку.

— Виноват, товарищ разведчик! Какие будут приказания?

— Немцев в кусты оттащите, — раздраженно машу рукой в сторону холма. — Вон туда. Видеть их больше не могу!

— И пленных?

— Всех. Потом сами замаскируйтесь. Не забудь Якименко на охрану поставить.

— Есть! Разрешите идти?

— Нет. Сначала сдайте оружие Торопову, — приказываю я, сурово сдвинув брови. — С этого момента вы снова начинаете изображать пленных. Все кроме сержанта Якименко. Вопросы?

— Вопросов не имею, товарищ разведчик.

Чтобы не мешать красноармейцам обхожу грузовик с другой стороны и приседаю на корточки. Рессоры приняли нормальное положение. Подлезаю под задний мост и внимательно осматриваю подвеску. Над головой грохочут шипованные подошвы сапог, и раздается, глухое металлическое бряцанье. Слышу, как Шипилов удивительно нудным голосом бормочет какие-то цифры. Похоже, Андрей проявил похвальную инициативу и теперь записывает в блокнот номера оружия и фамилии красноармейцев. Молодец! Вот что значат правильные армейские привычки.

Еще раз проверяю подвеску. С рессорами всё в порядке. Всерьёз опасался, что коренной лист не выдержит нагрузки и лопнет. Но обошлось. А то пришлось бы ехать на перекошенной на один бок машине.

В будке на верстаке сидят Торопов и Шипилов. Болтают ногами, вяло обмахивают лица ладонями. На металлической столешнице в навал лежат винтовки. Рядом груда подсумков и штык-ножей. На стене, между аккуратно связанных пучков разноцветных проводов, висит «МР-40» Котлякова. Чуть правее — две пистолетных кобуры.

— Откуда вторая? — удивленно спрашиваю и присаживаюсь рядом с ребятами.

— Нашли в комнате, где жил гауптман, — нехотя цедит сквозь зубы Торопов, сплёвывает на испачканный кровью пол и лениво интересуется. — А что наши не спускаются? Никак не напьются?

С неудовольствием отмечаю, что сейчас Толик своим поведением очень напоминает современного дембеля. Те же развязные манеры, глаза наполнены вселенской мудростью всего повидавшего на свете человека. На губах презрительная усмешка. Понятно, что и Торопов, и некоторые красноармейцы после боя в станице словили «отходняк». Прибыли в безопасное место и теперь расслабились по полной программе. Дело это вполне нормальное и даже житейское. Но не сейчас и не здесь. Слезаю с верстака, и строгим голосом говорю:

— Рядовой Торопов! Приказываю вам немедленно присоединиться к красноармейцам и помочь им в выполнении ранее полученного распоряжения.

Толик часто моргает, на его лице выражение крайнего недоумения. Он что-то хочет сказать, но я не даю ему возможности раскрыть рот.

— Приказ понятен? — крайне официальным тоном произношу я, и пристально смотрю в глаза Торопова.

Анатолий отводит взгляд в сторону, теребит винтовочный ремень.

— Понятно всё.

— Отставить! — рявкаю я, и сам поражаюсь суровости своего голоса. — Ко мне обращаться «Герр унтер-офицер»! Отвечать исключительно по уставу!

— Приказ понятен, герр унтер-офицер, — Торопов становится по стойке «Смирно» и щелкает каблуками сапог.

— Можете идти! — разрешаю я и устало сажусь на верстак.

Дождавшись, пока Анатолий подальше отойдет от грузовика, Шипилов наклоняется ко мне и шепчет на ухо:

— Не слишком ли ты с ним?

— Нет. Сам же видишь, в каком он состоянии сейчас находится. Надо немного его подлечить.

— Конечно, вижу, — Андрей качает головой и печально вздыхает. — Тяжело в бою Торопову пришлось. Он же и Курта вырубил, и ремонтника первого застрелил. Потом автоматчика на себя отвлекал.

Шипилов говорит так искренне, с такими честными глазами, что сразу становится понятно — он просто выгораживает товарища. С улыбкой сообщаю об этом Андрею, а потом легонько хлопаю его по плечу.

— В станице все хорошо себя проявили. Но это не повод для нарушения безобразий и расшатывания дисциплины.

— Это да, — соглашается со мной товарищ и спрашивает. — А мне что делать?

— Посиди пока здесь. Не стоит боевое оружие без присмотра оставлять.

В окно наблюдаю, как четверо красноармейцев, на руках несут на холм Кутяубаева. Навстречу к ним быстрым шагом спускается Мельников. Останавливается возле бойцов, что-то им говорит и оживленно жестикулирует. Киваю головой Шипилову и бегу к санитару. Надо его расспросить, что у них тут без меня произошло.

Вообще, вокруг творится что-то странное. Я думал, в лагерь приедем, нас окружат ребята, посмеёмся вместе с ним, похвастаемся трофеями. Потом Новиков организует раздачу оружия, а там и обед недалеко. Честно говоря, испытывал полную уверенность, что сразу по прибытию, завалюсь на часок в тенечек. Собирался лежать на спине и лениво попивать холодную воду из фляжки. А вокруг будет бушевать суета, и происходить всякие интересные вещи. Но, к счастью, без моего участия. А тут оказалось, что нам особо никто и не рад. Более того, герр лейтенант практически в приказном порядке отослал меня вниз. Да и Федя себя неестественно вел. Даже слова мне сказал при встрече. Такое с ним произошло впервые.

Подбегаю к санитару. Он небольшими ножницами ловко разрезает бинты. Раненый ворочается на плащ-палатке и испуганно наблюдает за процедурой. Рядом присел на колено Котляков, что-то успокаивающе шепчет Кутяубаеву на ухо. Петька, отбрасывает в сторону окровавленные тряпки, машет раненому рукой.

— Переворачивайся на живот.

Потом достает из противогазного бачка коричневую клеёнку, раскладывает на ней инструменты. Вижу скальпель, пинцет. Даже и не знал, что он, их с собой всегда носит. Из сухарной сумки вытаскивает стерильные упаковки бинтов, пару пятикубовых шприцов, и несколько глянцевых коробок. Потом сверху небрежно бросает пузатый пузырек перекиси водорода.

Котляков поворачивается к Мельникову:

— Товарищ санитар. Вы прямо сейчас резать будете?

Кутяубаев широко раскрывает рот, и зажимает зубами деревянный черенок. Мы с Петром недоуменно переглядываемся между собой. Я грешным делом подумал, а не сошел ли младший лейтенант с ума. Настолько странным показалось мне его поведение.

— Этого не надо делать, товарищ младший лейтенант, — почему-то извиняющим тоном произносит Мельников. — Обезболивающие средства у нас имеются в достаточном количестве.

У Павла удивленно поднимаются брови. Он немного смущенно улыбается, наклоняется к раненому и отдает мне лопатку. Мельников достает из упаковки ампулу, наполняет шприц и делает укол. Кутяубаев вздрагивает, поправляет гимнастерку и обреченно закрывает глаза.

— Через сколько подействует? — спрашиваю по-немецки у Петра.

— Минут через пять приступлю к обработке. Повезло бойцу. Похоже, кость не задета, да и рана не очень глубокая, — санитар обводит тоскливым взглядом небо и вытирает рукавом пот. — Кстати. А чем его зацепило?