Время и снова время - Элтон Бен (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗
В Берлине даже универмаги смахивали на солдат.
Казалось, здание выстроено на века и ничто не сможет нарушить его уверенную крепость. Но Стэнтон знал, что это не так. Прикрыв глаза, он вспомнил фотографии, на которых универмаг лежал в руинах. Выпотрошенная, обгоревшая, разломанная жертва войны и революции. Такое могло случиться. Такое уже случалось. Но теперь этого не будет. Замысел архитектора исполнится: в самом сердце города, слишком богатого для войны, здание простоит столетия, восхищая поколения покупателей.
Благодаря тому, что нынче сделает Стэнтон.
На этот раз судьба, похоже, ему благоволила. Зона обстрела, открывавшаяся с крыши, охватывала всю площадь, включая ту ее часть, где кайзер перережет ленту. Триста с лишним метров открытого пространства между огневой позицией и подиумом. Лишь пустота между стрелком и его имперской мишенью.
Стэнтон зашагал к универмагу. В бронежилете было жарковато. Пробило полдень, первая смена продавцов отправилась на обед. На улицу высыпала стайка симпатичных девушек в форме «Вертхайма». Всего поколение назад они бы разделили крестьянскую судьбу своих матерей, но сейчас Берлин развивался бешеным темпом. Ему требовались работники, и он был готов им платить. Стэнтон шел в море светловолосых голов, выгоревших под солнцем деревенского детства. Словно через поле нарциссов.
Он их спасет. Этих девушек. У них будут мужья, их дети не станут безотцовщиной. Благодаря ему Германия уцелеет. Новая страна сказочных универмагов, обширной сети трамвайных путей и цветников веселых миловидных продавщиц. Кайзер сгинет, но не утащит с собой страну.
«Вертхайм» был просто огромен. В нем было восемьдесят три лифта. Восемьдесят три! В 1914 году. Кто бы мог подумать? Если бы год назад Стэнтона спросили, сколько лифтов в предвоенном центральном универмаге Берлина, он бы ответил: ну, штук шесть. А «Вертхайм» даже не считался самым большим, были еще «Яндорф», «Титц» и новейший «Торговый дом Запада». Стэнтон всегда полагал предвоенный Берлин этаким плацем для военных парадов, но в реальности город оказался громадным торжищем наподобие аэропорта двадцать первого века. Помешанным на успехе и купавшимся в деньгах. И все это сгинуло в угоду неуравновешенному правителю и злобной кучке стариков-генералов.
Но теперь этого не будет.
Через арку главного входа Стэнтон прошел в знаменитый атриум. И снова, как всякий раз, у него перехватило дыхание. Казалось, он вошел в храм. Храм торговли. Пять этажей, увенчанных стеклянным куполом. В центре огромная статуя, этакое воплощение пасторального идеала – благородная крестьянка с корзиной, полной даров природы. Две одинаковые винтовые лестницы, обрамлявшие скульптуру, вели ко всем пяти этажам, что были сродни слоям огромного кремового торта, напичканным духами и шоколадом, дамскими сумочками и платьями и всевозможными атрибутами роскоши, чрезвычайно далекими от пасторального идеала.
Направляясь к одному из восьмидесяти трех лифтов, Стэнтон миновал кулинарию и кондитерскую. Вновь изобилие взбитых сливок. Похоже, это немецкий пунктик.
Лифтом Стэнтон поднялся на пятый этаж и дальше пошел пешком. В сад на крыше лучше выйти незаметно, не вываливаясь из лифта у всех на виду. Здесь торговали кухонными гарнитурами и мебелью – тяжеленными деревянными шкафами, огромными пружинными диванами с подушками. Странно, что столь громоздкие товары загнали на самую верхотуру.
Короткой лестницей Стэнтон, сжимая в руке рюкзак с разобранной винтовкой, неспешно поднялся в сад на крыше. Как всегда, там было людно. Умиротворенные посетители угощались мороженым или ранним обедом. Однако торт никто не заказывал. Это лакомство на полдник.
Стэнтон целеустремленно прошел через сад. Рослый, внушительный – сразу видно, начальник. При исполнении. Властный вид – лучший способ избежать всяких вопросов. Остановившись перед дверцей с запрещающей надписью, он одобрительно кивнул – мол, здесь все в порядке. Затем достал блокнот и ручку и, толкнув дверь, прошел на крышу. Подобную интермедию он разыгрывал и в прежние свои визиты. Если б случилось невероятное и кто-нибудь из сбившихся с ног официантов вдруг полез с вопросами, то получил бы ответ: инспекционная проверка. Берлинцы уважали властность. Если держишься начальником – значит, ты начальник.
Разумеется, никто ни о чем не спросил. Это были совсем другие времена. Террористические акты случались крайне редко, и понятие «внутренняя безопасность» еще не возникло, о чем свидетельствовал печальный опыт по охране эрцгерцога в Сараево. В Лондоне премьер-министр ежедневно выходил из своей резиденции на Даунинг-стрит и без полицейского сопровождения шел по Уайтхоллу в Парламент. И это в стране, которая в прошлом году оказалась на грани гражданской войны в Ирландии.
В том веке всякий человек, кому хватало духу плюнуть на запрещающую надпись, мог пройти на любую крышу. Даже на ту, с которой открывался обзор публичного мероприятия с участием главы государства.
Стэнтон посмотрел на часы. До появления кайзера осталось меньше часа.
Часы напомнили о Бернадетт. Они не тикают!
У нее прелестный голос.
Стэнтон огляделся. Ни души, его никто не заметил. От дымохода к дымоходу он двинулся к восточному торцу здания, стараясь не наступать на вентиляционные решетки.
Он уже одолел половину пути до карниза, когда вдруг послышались голоса. Из-за обмазанной битумом вентиляционной шахты появились двое рабочих.
Стэнтон не успел спрятаться, зато справился с удивлением быстрее рабочих, никак не ожидавших кого-нибудь встретить на крыше.
– Здравствуйте, – громко сказал он по-немецки и встал так, чтобы солнце светило рабочим в глаза. – Персонал кафе сообщил, что на крыше какие-то люди. Будьте любезны объяснить, зачем вы здесь.
Главное, сразу выказать властность. Промешкай – и сам нарвешься на вопрос. Но Стэнтон перехватил инициативу.
– Мы техники по обслуживанию здания, – ответил один рабочий.
– Прошу показать ваши служебные пропуска.
Рабочие замялись. Понятно: они много раз поднимались на крышу, но никто не проверял их документы. Если дать им очухаться, они решат, что теперь их очередь задавать вопросы.
– Нынче днем его императорское величество прибудет на Потсдамер-плац. Я полагаю, вам это известно. Посему весь окружающий район подлежит проверке. Прошу немедленно предъявить документы.
Рабочие подчинились. Показали рабочие табели.
– Благодарю, все в порядке. – Стэнтон мельком глянул на карточки. – Поясните, что именно вы делаете на крыше.
– Девушки из отдела штор и подушек пожаловались на грохот в вентиляции. Бывает, птица туда угодит. Мы проверили, ничего нет. Либо продавщицам померещилось, либо птица сама выбралась.
– Либо сдохла, – влез второй рабочий. – От страха померла. Тогда через пару дней в отделе ее учуют. Придется снимать решетку и выковыривать покойницу.
– Точно, – поддержал первый рабочий.
– Хорошо, – сказал Стэнтон. – Так вы уже закончили?
– Да, пока все. У нас обед. Мы, господин, хотели перекусить здесь, под солнышком, на свежем воздухе. – Второй рабочий в руках держал термос и узелок со снедью.
– Боюсь, сегодня ничего не выйдет. Крыша должна быть пуста.
Рабочие пожали плечами и, коснувшись руками фуражек, ушли через служебную дверь. Стэнтон приметил ее как запасной путь спешного отхода.
Случайная встреча с техниками не сулила никаких осложнений. Хью рассчитывал вернуться в свою квартиру в районе Митте еще до того, как полиция сообразит, что стреляли с крыши универмага. При точном попадании пуля сбросит кайзера с помоста, превратив его череп в месиво. Определить траекторию выстрела будет невозможно, полицейские смогут лишь гадать о местонахождении снайпера. Расстояние в триста метров слишком велико для оружия образца 1914 года. Пройдет немало времени, прежде чем крышу универмага включат в список вероятных позиций стрелка. Если полицейские все же доберутся до двух техников и те расскажут о «начальнике», согнавшем их с крыши, след его давно простынет.
