Минус Финляндия - Семенов Андрей Вячеславович (смотреть онлайн бесплатно книга TXT, FB2) 📗
Первые сто метров они проползли, не вызвав переполоха на немецкой стороне. Коля полз, вжимаясь всем телом в пожухлою траву, не замечая, как она колет живот и ноги, желая как можно сильнее прижаться к ней, матушке.
Бойцы проползли еще сто метров. Если бы Коле сейчас сказали, что он здесь всего каких-то полчаса, то он не поверил бы. Ему казалось, что он ползет уже полжизни.
За шестьсот метров немцы их заметили и открыли огонь.
— Ползем! — не поднимая головы, крикнул Гольдберг.
Пули свистели совсем низко, иногда вонзались в землю и откидывали корни травы, но убитых пока не было.
— Есть! — завопил кто-то рядом с Колей. — Есть! Я искупил!
Коля повернул голову на крик и увидел, что штрафник-армеец, скривившись от боли, протягивает к нему руку с раздробленной кистью.
— Смотрите! Смотрите! — радовался штрафник. — Я искупил!
Кисть сочилась кровью, красные капли падали на засохшую траву, а штрафник по-детски радовался тому, что он еще до начала атаки искупил вину кровью. Внезапно он замолчал и уткнулся лицом в траву. Следующая пуля попала ему в голову, которую он неосторожно приподнял.
Огонь стал совсем плотным, и Гольдберг вынул ракетницу.
XXII
Первый выстрел из пушки прошуршал над головами штрафников и лег за немецкой траншеей с большим перелетом.
— В атаку!.. — Гольдберг встал в полный рост. — Вперед!
Следом за ним поднялся Ворошилов.
— Быстрее, мужики. Всего шесть выстрелов будет! Надо успеть добежать!
Третьим встал Коля, и уже все шестьсот человек вскочили и тремя цепями побежали на немцев. С той стороны застучали станковые пулеметы, участилась ружейная стрельба, но второй наш снаряд лег уже ближе к траншее, и стрельба стала стихать. Шарахнул третий снаряд.
Артиллеристы пристрелялись. Этот снаряд взорвался всего в нескольких метрах от траншеи с немцами. Они совсем прекратили стрельбу и залегли, спасаясь от артобстрела.
Штрафники успели пробежать первую сотню метров из пятисот. Каждый понимал, что спасение можно найти только в немецкой траншее. Поэтому сейчас каждый хотел как можно скорее добежать до нее и начать убивать всех, на ком не наша форма. Ни криков «ура!», ни «За Родину, за Сталина!» не было. Каждый бежал молча и быстро, все сильнее стискивая в руках черенок лопатки.
Четвертый снаряд разорвался уже в самой траншее. Штрафники считали снаряды. Они понимали, что их осталось всего два, оценивали расстояние до немцев и старались сократить его как можно скорее.
Пятый снаряд в траншею не попал, но взорвался возле нее. Немцы уже не стреляли, и штрафники бежали по ровному полю в полной тишине. Шестой и последний снаряд перелетел через головы бегущих и угодил прямо в немцев.
Штрафники знали, что этот снаряд — последний. Немцы об этом не догадывались и продолжали лежать на дне траншеи, до которой штрафникам оставалось менее четырехсот метров. Через минуту это расстояние сократилось вдвое, но несколько немцев уже очухались, поднялись, заняли свои места и почти в упор открыли огонь по подбегавшим штрафникам.
Тут вдруг где-то слева заработал пулемет. Судя по звуку, не немецкий — тон пониже. Совершенно невероятно, но он работал по траншее, на которую набегали штрафники. Немцы, не ожидавшие кинжального огня со своего фланга, растерялись и сникли.
Не разобрав, что именно происходит, но поняв, что пришла нежданная подмога, наступавшие вложили весь свой смертный страх и ярость в один оглушительный и свирепый боевой рык:
— Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы!!! — одновременно вырвалось из сотен простуженных глоток.
Через несколько секунд черно-зеленая лава хлынула в траншею и затопила ее. Мелькали лезвия лопаток, как спелые арбузы трескались черепа. Минуту штрафники с глухим рычанием молотили немцев. Те пробовали огрызаться из огнестрельного оружия, но только усиливали этим ярость штрафников, которые меньше чем через минуту закончили все дело.
— Командирам взводов пересчитать людей, — тяжело переводя дыхание, скомандовал Гольдберг. — Собрать трофейное оружие. Вытаскивайте из подсумков убитых патроны и разверните пулеметы.
Ворошилов и другие сержанты стали проводить перекличку. Автоматчики постоянного состава собирали по траншее оружие и опустошали подсумки убитых немцев.
Трофеем стали три станковых пулемета с лентами к ним, двадцать четыре МП-38, пять пистолетов «парабеллум» и сто две винтовки «маузер». Штрафники уничтожили немецкую роту полностью, потеряв при этом семьдесят четыре человека убитыми. Еще около двух сотен штрафников были легко и тяжело ранены при штурме и в рукопашной.
Через десять минут наметился бунт на корабле. Легко раненные, как-то не сговариваясь, обособились и стали собираться возле бруствера траншеи, чуть в стороне, выжидательно поглядывая на Гольдберга. Майор, занятый подсчетом потерь и захваченного оружия, не обращал на них внимания. Тогда от толпы раненых отделился солдат, делегированный остальными и уполномоченный говорить от их имени. Раненые придвинулись поближе к майору.
— Ну что, товарищ майор? — солдатский депутат смотрел на майора сверху вниз.
Гольдберг находился в траншее, а солдат стоял сверху.
— А что? — майор услышал это «товарищ», но посчитал, что не время и не место обострять обстановку и учить внезапно обнаглевшего штрафника хорошим манерам.
— А то, товарищ майор, — штрафник смотрел на майора как еврей-ростовщик, пришедший к своему должнику с судебным приставом. — Искупили мы…
— В самом деле? — усмехнулся Гольдберг.
— Ранены мы, — пояснил солдат. — Кто куда ранены. А вы, товарищ майор, закон лучше нас знаете — раз ранен, то искупил. Не штрафники мы теперь. Стало быть, покедова. Наше вам с кисточкой.
Гольдберг снова нацепил пенсне, желая получше рассмотреть наглеца.
— Я что-то не понял, — переспросил он. — Вы собираетесь без приказа покинуть только что занятую позицию?
— А чего мы тут забыли? — искренне удивился штрафник и кивнул в сторону остальных. — Вон они уцелели. Пусть и дальше в штрафниках кантуются. А мы искупили. Мы — опричь.
Ворошилов сидел на дне траншеи, привалившись спиной к стенке неподалеку от майора. Не меняя позы, он со своего места оценивающе посмотрел на штрафника, решая, шутит тот или нет.
Решив, что у солдата просто малость помутилось в голове, Ворошилов решил внести ясность и погасить конфликт.
— Не держите их, Марк Моисеевич, — попросил он Гольдберга. — Пусть себе идут. Все равно далеко уйти не смогут. Не дальше трибунала. Их без документов в прифронтовой полосе выловят смершевцы, и к вечеру эти голубчики вернутся к нам под конвоем. — Ворошилов перевел взгляд на солдата. — Идите, мужики. Скатертью дорога.
Штрафника не устроил такой оборот дела. Было похоже, что о таком пустяке, как документы, он не подумал.
— Так выдайте нам документы, товарищ майор! — насел он на Гольдберга.
— По-твоему, я в своем планшете ношу все шестьсот красноармейских книжек? Ваши книжки в трибунале. Вот закончим бой, вернемся в расположение, я подготовлю документы на каждого.
— Какой бой?! Какое расположение? — закричал солдат. — Мы тут, сука в погонах, кровь пролили! Мы искупили! Пусть теперь…
Он не успел закончить: Ворошилов, не целясь, прямо от живота выпустил в него длинную очередь. Штрафник схватился руками за живот, согнулся, будто его внезапно затошнило, и, скрючившись, мертвый упал на землю.
Ворошилов поднялся на ноги, вылез из траншеи и навел автомат на раненых штрафников.
— Ну? Кто тут еще считает, что искупил?
Напуганные штрафники невольно отшатнулись от автомата.
Рядом с Ворошиловым встал Гольдберг.
— Кто искупил, а кто не искупил — будем считать после боя. Он пока не кончен. Немцы сейчас пойдут в контратаку, и нам будет полезна каждая пара рук и каждая пара глаз.
Подтверждая его слова, метрах в ста перед траншеей встал фонтан земли. Через долю секунды все услышали хлопок взрыва.
— Минометы! — закричал Ворошилов. — Все в укрытие!
