Капитали$т: Часть 2. 1988 (СИ) - Росси Деметрио (книга бесплатный формат .TXT, .FB2) 📗
Нам везет — предоставляется случай решить транспортный вопрос. Две машины — «восьмерка» и «нива». Посредник просит двадцать шесть тысяч. Мы не торгуемся, оформляем машины на кооператив. На оформление приводим с десяток спортсменов, на всякий случай, для страховки. Произвели впечатление на посредника, который чуть не сбежал, решил, что машины хотят отнять силой. Очень радовался, когда понял, что машины никто отнимать не будет.
Мы с Валериком получаем права — один звонок, два ящика коньяка и символическая сумма наличными.
— Прекрасная страна… — говорит Валерик. — Ничего нельзя, но все можно!
— За два ящика бухла можно даже немного больше, чем все, — усмехается Серега.
В городе все время кто-то кого-то бьет или режет, стреляют пока редко. Наши спортсмены нарасхват — большинство бросили заводы и фабрики, занимаются охраной зарождающегося класса буржуазии. Охраняют рестораны, магазины и конторы, которые еще только начинают называть как в Америке — офисами. Парни чувствуют запах легких денег и входят во вкус — им тоже хочется вечера проводить в ресторанах и купить новую мебель. Некоторые начинают предлагать свои услуги по охране даже тем, кто в них не нуждается. И делают это весьма активно.
— Слыхал? — говорит мне Валерик. — Наши боксеры чего учудили… Создали с блатными коалицию. Сначала те приходят и просят сразу много, угрожают, показывают ножик и учебную гранату. А потом уже появляются наши — хорошие и добрые, просят совсем немного, говорят — защитим, поможем, грудью закроем! Кооператоров, которые мебелью занимаются на Социалистической, таким образом обработали. И автомастерскую на Буденного. Потом бабки делят.
Мы никому не платим и ни с кем не враждуем. Валерик с Серегой знают всех спортсменов, которые начали двигаться в набирающем обороте рэкете. Я знаком с главшпаном Володей Седым, хоть и не при лучших обстоятельствах, но все же. И еще, у меня визитка начальника городской милиции.
На политическом горизонте загораются новые звезды. В Москве, говорят, есть какой-то Ельцин, который против зажравшейся партийной номенклатуры и всего плохого и за простой народ. Чего-то он там даже выступает то перед нашими журналистами, то перед импортными, и всем сплеча правду-матку… Народ обсуждает в очередях и дивится… Никогда такого не было, чтобы оттуда кто-то за простой народ встал!
Глава 22
Я сижу в салоне «восьмерки». Рядом со мной — Екатерина Петровна, наша известная городская ясновидящая. Вид у Екатерины Петровны — так себе, она почему-то здорово сдала за последнее время, хоть и не пьет теперь. Она похудела, под глазами круги и вообще, в ней словно что-то сломалось…
— Вам бы отдыхать чаще, — говорю я.
— Некогда, — говорит она безразлично. — Люди. Идут, идут и идут…
— Желают знать, что будет? — спрашиваю я с улыбкой.
Она не улыбается в ответ.
— Люди потеряли опору, — говорит она строго. — Хотят определенности и… Им страшно. Всем очень страшно. Я же вижу. Они спрашивают разное — кто про мужа, кто про любовника, кто про работу… Но на самом деле все спрашивают одно и то же — а что со мной теперь будет? От страха спрашивают, потому что будущего хоть и не знают, но чувствуют. И побежали — по гадалкам, бабкам и астрологам. А иные — в церковь. А многие просто пьют, чтобы страх заглушить, потому что невыносимо иначе жить…
— От страха, значит… — говорю я задумчиво.
— От страха, — подтверждает она. — Все чувствуют, одни сильнее, другие очень слабо… Что-то будет. Может быть, ядерная война…
Я с улыбкой мотаю головой.
— Нет. Ядерной войны точно не будет, что вы в самом деле… Во всяком случае, не сейчас.
Она смотрит на меня с интересом.
— Странный ты парень… Странный!
Уж кто бы говорил, думаю я, но вслух отвечаю:
— Об интервью договорились уже?
Она кивает.
— Придет корреспондентка. Что мне нужно будет рассказать?
Я набираю полную грудь воздуха. Очень тяжело произносить слова, касающиеся будущего. Буквально приходится выталкивать из себя. И я выталкиваю:
— Землетрясение. В Армении. Этой зимой. Очень разрушительное. Несколько городов почти полностью… Точной даты не помню. Если хоть кого-то удастся спасти… Хоть одного человека… Понимаете?
— Куда мы лезем… — шепчет она в отчаянии. — Господи, куда мы лезем, зачем?.. Ты же не знаешь ничего, не знаешь!
Я устало пожимаю плечами.
— Можем ничего не делать и ни во что не вмешиваться. Пусть идет как идет. Погибнет сколько-то там тысяч, да и хрен с ними.
— Ты не понимаешь! — отчаянно шепчет она. — Так ничего не получится, ничего! Оно защищено, очень сильно защищено! Как… я не знаю! Как сокровища Эрмитажа!
— Что — оно? — удивляюсь я.
— Будущее, дурак! — ее отчаяние достигает апогея.
Я долго молчу.
— Есть книга одного писателя американского, — говорю я. — Там про психбольницу. И один парень, косящий под психа, взбунтовался против системы. И решил разбить пуленепробиваемое стекло, с помощью одной тяжелой штуки, пульта управления. Он попробовал ее поднять, но не смог, хотя был очень сильным парнем. Штука была реально тяжелая. А все психи смотрели, как он это делает и держали пари, получится у него или не получится. И вот, у него ничего не вышло. И в конце этот парень посмотрел на психов с презрением и сказал: «Ну, я хотя бы попытался». Он попытался. И я тоже попытаюсь, пусть даже ничего не получится, пусть вес заведомо больше того, что я в силах поднять. Я попытаюсь спасти кого-нибудь, и будь что будет.
Она обреченно вздыхает и, ничего не говоря, выходит из машины. А я еще долго сижу и думаю, на кой черт мне все это нужно. Голова пухла от всего происходящего. И еще, я остро завидовал Евгению Михайловичу, который, не мудрствуя лукаво, свалил в закат, то есть — в Прибалтику…
— А чего мы, собственно, хотим? — Этот риторический вопрос задал Валерик на одном из первых наших офисных совещаний.
— Нет, я понимаю, — поправился он, — заработали бабок, хорошо заработали! Каждый день капает — страшно сказать сколько! Завтра капнет, и послезавтра, и еще какое-то время… Но дальше-то что? Вот в чем вопрос!
— Ну как же! — рассмеялся Серега. — Пятилетку в четыре года выполним. Похвальная грамота придет из обкома, как ударникам капиталистического труда! А чего ты хотел-то, Валер? На заводе работяги пашут, от зарплаты и до зарплаты тянутся, но таких вопросов — а дальше что? — никто не задает. Потому что все хорошо знают — дальше максимум в мастера-бригадиры, но не факт, потом пенсия, в потом кладбище.
— Про доску почета позабыл, — сказал я.
— Точно! — просиял Серега. — Не боись, Валерка! Заработаем первый миллион — сделаем доску почета! Свою, личную — «Лучшие люди кооператива 'Астра». И твою физиономию туда зафигачим — чин-чинарем!
— Ну я не знаю, — сказал Валерик неуверенно. Похоже, он действительно не понимал, что с ним происходит. — Лично мне как-то хочется перспективу видеть. Самореализоваться, что ли… Не все же из-за денег одних…
— На завод тебе нужно, — язвительно сказал Серега. — На месяц-другой, на перевоспитание. Поработаешь, а в свободное время — художественная самодеятельность! Или в ДНД — ловить антиобщественный элемент. Реализовывайся в какую хочешь сторону, все пути открыты!
— А вы заметили такую штуку, — сказал я задумчиво, — завод у нас воспринимается как наказание.
— Во! Точно! — откликнулся Серега. — И колхоз еще.
— И ПТУ, — добавил я. — Чего родители детям говорят? Будешь херово учиться — пойдешь в ПТУ. А оттуда на завод, рабочим. Типа — что может быть хуже? Казалось бы, рабоче-крестьянское государство, а участь рабочего и крестьянина считается недостойной…
— Ты подсунь своему бате тезисы, — усмехнулся Серега. — Пусть сделает доклад по проблеме повышения престижа рабочих специальностей!
— А вот в одном Валерка прав, — продолжил я, — перспективы у нас туманные. Все очень шатко и нестабильно.
