Не тихий Тихий океан - Протасов Сергей Анатольевич (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT, FB2) 📗
На этих шести крупных океанских транспортах, как решили в штабе, должны были разместиться все остальные части из 17-го, 19-го, 173-го и 175-го полков из состава 9-го армейского корпуса, уже свезенные в Ольгинскую гавань на малых судах из устья Амура. Вторым охранником в эскорт назначили только что закончивший вооружение вспомогательный крейсер «Цусима».
Добравшись до залива, сразу приступили к пересадке пассажиров и их багажа с каботажной мелочовки и берега на пришедшие суда. Спешили, потому продолжали даже ночью. Вся процедура заняла два дня, после чего уже протоптанной дорожкой ушли на Курилы, предварительно запросив телеграфом сведения о Пономареве. Однако новостей не получили. Когда проходили проливом Лаперуза, отправляли гонца в Корсаков, но снова впустую.
К моменту прибытия в залив Рубецу там уже успели развернуть первую радиостанцию курильского гарнизона. Однако пробный сеанс связи показал, что дальности ее действия недостаточно для обеспечения надежной связи с Корсаковым, так что за новостями туда уже на следующий день отправили «Алеут». Вернувшись, тот доставил наконец долгожданную депешу о выходе Пономарева с Сайпана. Значит, острова Бонин, как и планировалось, подходят для основания на них большого перевалочного пункта и точки общего сбора и кратковременного отдыха перед решающим броском. Следовательно, боевое развертывание можно продолжать, имея в виду главную цель, то есть Токио, а не запасную – Хоккайдо и океанские коммуникации, работать по которым планировалось отсюда.
А во Владивостоке, как стало уже обычным, параллельно с подготовкой велась активная «игра» с японской разведкой. Большим подспорьем оказались ежедневные «гвардейские» банкеты на борту «Владимира», затягивавшиеся порой до самого утра. В числе приглашенных там мелькало множество всякой подозрительной публики и репортеров, что серьезно тревожило жандармский корпус Владивостока, засыпавший вышестоящие военные и флотские инстанции рапортами.
Штабы, не имея возможности влиять на столь вопиющее систематическое нарушение секретности, обратились за помощью к великому князю Михаилу. Но он не выказывал ни малейшего желания заниматься воспитанием своего родственника, к тому же старше его по возрасту. Тогда по здравом размышлении пришли к выводу, что мешать ничему, пожалуй, и не стоит.
Тактические тезисы, высказывавшиеся в ходе застолий, несмотря на кажущуюся логичность, являлись исключительно плодом августейшего воображения и имели мало общего с реальными планами. Зато завесу вокруг них создавали идеальную. Оставалось подкрепить ее чисто демонстративными, заранее безнадежными действиями по предотвращению разглашения государственных тайн. Это тоже было совсем не сложно.
В самом деле, разве большинство уважающих себя журналистов позволят заткнуть свой рот каким-то жандармам, когда у них в руках явная сенсация? Исключительно из чувства патриотизма, подкрепленного светлой верой в демократические идеалы, они просто обязаны донести до своих читателей все, что только смогли разузнать. Причем как можно скорее.
Величина гонорара, светившего за столь жареные факты, и его реальный источник совсем не играли никакой роли. Ну почти не играли. В том смысле, что сумма, конечно, должна соответствовать. А кто платит – да какая, к черту, разница? И возможный рост собственной популярности тут, естественно, ни при чем. Вы что, обидеть хотите?!
В итоге всего за одну «пьяную» неделю в русских дальневосточных и иностранных газетах, выходивших в Шанхае и Гонконге, появились развернутые анализы ближайших стратегических планов, с перечислением привлекаемых для этого полков. И все это фактически с подписью великого князя Николая Николаевича, как председателя Совета государственной обороны, каковым он и являлся.
Помимо весомого титула и реальной высокой должности во всей этой дезе чистейшей правдой являлся также список привлекаемых войск, на самом деле снимавшихся с мест постоянной дислокации и готовившихся к погрузке, либо уже посаженных на транспорты, что легко проверялось по многочисленным канцелярским каналам, все еще доступным для противника. Среди этой правды чистейшая ложь относительно пункта назначения растворялась без остатка. В итоге получился убедительный блеф.
Кроме аналитики, Николай Николаевич выкроил время для развернутого интервью, ставшего основой для гневных публикаций о возмутительно запущенном состоянии броненосцев «Князь Суворов» и «Ослябя», да и обоих океанских броненосных крейсеров-фрегатов, безо всякой пользы ржавевших в порту. Особо его возмущал плачевный внешний вид и явная «разворованность» кораблей, которым за боевые заслуги лично императором были пожалованы гвардейские кормовые флаги. Ввести их в строй в разумные сроки теперь вообще вряд ли возможно. И такое безобразие творилось по прямому указанию Рожественского.
Это называлось «…ярким примером разложения флота, начавшегося после Цусимского боя. Именно с этого момента пошло необоснованное восхваление заслуг Зиновия Петровича, всего лишь в точности исполнившего повеление императора. А ведь именно его Высочайшая воля вела флот к победе и не позволила развернуться от Мадагаскара или пересидеть в джунглях Кохинхины, как на том настаивал адмирал».
Далее следовали пространные рассуждения на тему, что «теперь, вместо того чтобы по достоинству оценить прозорливость Помазанника Божьего, истинного автора цусимского триумфа, находятся недалекие люди, уверенные в непогрешимости решений бывшего наместника, успокоенные последними успехами флота, в большей мере случайными. А потому именно сейчас, как никогда ранее, важно, особенно здесь, на Дальнем Востоке, удержать пошатнувшуюся власть властителя Всероссийского, твердой рукой восстановив прежний порядок».
Столь явного восхваления самодержца за Николаем Николаевичем ранее не замечалось. Впрочем, иметь возможность сравнивать его предыдущие тезисы по этому вопросу с теперешними могли только в столице, да и то с некоторой задержкой и в достаточно узких кругах. Перепечатки статей из дальневосточных газет и из-за границы дошли до Петербурга не сразу, а из ранее сказанного далеко не все являлось достоянием свободной печати.
Понятное дело, по Петербургу поползли новые слухи. Столь резкие перемены не могли обойтись без женщины. С этой точки зрения в высшем свете всесторонне «обсасывались» уже случившееся его сближение с герцогиней Анастасией Николаевной Лихтенбергской (урожденной княжной Черногорской) и ее возможный скорый развод с мужем. В столь непростом деле, шедшем вразрез с устоями православной церкви, мог помочь только сам государь, чьей благосклонности Николай Николаевич теперь, судя по всему, и добивается всеми способами.
Отголоски тех слухов докатились и до Владивостока, хоть и в весьма искаженном виде. В самых свежих сплетнях фигурировала только благосклонность со стороны «святого старца» (Распутина, коего новая пассия теперешнего главного гвардейца Владивостока ввела в царский круг). Якобы именно Григорий благословил Николая Николаевича на ратный подвиг. Потому он сюда и примчался, такой воодушевленный.
Столь «высокого полета мысли» от поклонников «свободы слова» в штабе никак не ожидали, но были только рады. Разгоревшаяся на страницах владивостокских изданий жаркая полемика на богословские темы, а также между монархистами и либералами надежно отвлекла основное внимание читающей публики от военных вопросов. По этой причине они временно утратили актуальность, соответственно, копать в этом направлении стало никому не интересно.
Конечно, возникал вопрос о неизбежном последующем объяснении с Николаем Николаевичем, чье возмущение по поводу своей неосведомленности в таком ответственном вопросе и столь наглого его использования втемную в качестве подставного обещало быть просто запредельным. Но Михаил Александрович запретил сообщать ему что-либо по сути дела до выхода в море. А после обещал взять это нелегкое бремя на себя, чтобы не навлечь «великий» гнев на чью-либо голову.
