В преддверии Нулевой Мировой войны (СИ) - Белоус Олег Геннадиевич (электронные книги бесплатно .txt) 📗
Каждое лето-весну сотни купцов со всех сторон Евразии: от средней Азии до Сибири и волжских городов и североуральских городов, прибывали в Мастерград на торги. Продукцию города закупали оптом: от предметов роскоши и церковных книг до металлических кос, подков, топоров и гвоздей, лопат и вил, но они не могли вывести все произведенное городом. За летнюю навигацию в столицу России успело сходить три каравана по десять судов. Спрос на изделия стоял такой, что для продажи мастерградской продукции пришлось нанять приказчиков из москвичей. Особым спросом пользовалась новинка: прозрачный фарфор, до этого привозимый из Китая и стоявший огромные деньги. Первая европейская мастерская, способная производить что-то подобное должна была появиться лишь десятилетия спустя. Месторождение необходимого для производства фарфора каолина находились очень близко от города и наладить производство получилось достаточно быстро, стоило только научится выдерживать температурный режим в печи. С утра до вечера над московским торжищем стоял крик: «А кому мастерградские ножницы да косы?» Качественная и недорогая продукция с ходу вытеснила изделия местных кузнецов. Для того, чтобы как-то прокормить семьи, они массами шли в открывающиеся по всей стране мануфактуры или перебивались мелким ремонтом.
Летом заработала совместная со Строгановыми кумпания по добыче вольфрамовых руд на знаменитом Пороховском месторождении, заработали шахты и обогатительное производство: измельчение, флотация с магнитной сепарацией и последующим обжигом. К августу в Мастерграде ожидали первые караваны с концентратом. Технологию извлечения из него металла в Академии отработали в лабораторных условиях и к следующему лету производственники намеревались организовать опытное производство вольфрама. Для скромных нужд города этого вполне хватало для покрытия потребностей в инструментальных сталях для станочной обработки металлов.
Ближе к осени вернулся отправленный на помощь казахам сводный военный отряд Мастерграда. Возвратился без потерь лишь несколько легкораненых тряслись в повозках. В новой битве в предгорьях Джунгарских Алатау захватчики вновь потерпели сокрушительное поражение и уползли назад в степи зализывать раны. На этот раз похоже, надолго, пока женщины не нарожают детей и из них не воспитают новых воинов. Возвращение отряда не прошло гладко. Когда до границ мастерградских земель оставалось всего несколько дней пути, но за границами патрулируемой с воздуха территории, отряд натолкнулся на сорокатысячное бухарское войско под управлением самого Субханкули-хана. Для нападения на Мастерград он собрал значительные пешие и конные силы с артиллерией. Торговля с городом пришельцев была золотой жилой для бухарских купцов, но жажда наживы элиты, привыкшей добывать богатства грабежом, пересилила слабые голоса негоциантов, призывающих к миру. «Халявщиков» в семнадцатом веке водилось много, и Бухара не стала исключением.
Колонна подошла к одному из степных холмов когда появился передовой дозор из казахов. Всадники изо всех сил нахлестывали коней, словно сам шайтан гнался за ними. Сбивающимся от волнения голосом десятник через переводчика объяснил, что они натолкнулись на двигающееся пересекающимся курсом войско бухарцев. Командир сводного отряда майор Серебрянников принял решение занять ближайший холм, слишком крутой, чтобы его могла атаковать конница и, приготовиться к обороне. Едва успели образовать на вершине оборонительный круг из повозок как вдали появились многочисленные толпы пеших и конных сарбазов [27].
Намерения бухарцев не вызывали сомнений. Они стремились сблизиться для рукопашной схватки и раздавить малочисленный мастерградский отряд. Майор Серебрянников, руководивший экспедицией, приказал радисту сообщить об обстановке в Мастерград и вызвать самолеты. За 2 километра до позиций бухарцев встретил сильный пушечно-минометный огнь. Однако толпы сарбазов продолжали фанатично атаковать несмотря на ужасающие потери, временами захлестывая подножие холма. Перелом наступил когда в безоблачном синем небе появились крестики самолетов. С ужасающим суеверных мусульман воем они приблизились к остолбеневшим порядкам бухарцев. Черные шарики авиационных бомб смертоносными каплями понеслись к выжженной солнцем земле.
Бах! Бах! Бах!
Огненные цветы взрывов поднялись среди густых толп сарбазов. Это оказалось соломинкой, сломавшей спину верблюду. Субханкули-хан первый бежал с поля боя, после него ударились в паническое бегство остальные. Русскому войску в качестве трофеев достались бесчисленные отары овец, табуны скота и караваны с припасами и ставкой бухарского правителя: богато изукрашенными палатками, коврами, диванами, ханской кухней и казной. В бою получило ранение несколько мастерградцев, но на поле боя осталось несколько тысяч погибших и раненных бухарцев. Прибыв в свою столицу Субханкули-хан столкнулся с враждебно настроенной к нему толпой, обвинявшей его в провале. На общем совете улемы выступили против эмира открыто и объявили его недостойным занимать трон «великого Тамерлана». Покинув столицу, он пытался бежать в Афганистан, но погиб, отравленный одним из приближенных. В государстве началась кровавая междоусобная борьба за трон…
Глава 8
Острая сталь приставленного к шее ножа ощутимо холодила шею Чумного, а в плечо упирался лакированный, гладкий приклад охотничьего карабина двадцать первого века. Боевой холоп навалился сзади, сосредоточенно сопит в ухо. Мозолистая ладонь давит на затылок, не давая отодвинуться. Одно движение и никакая медицина не спасет, с перерезанной глоткой не живут. Коротко и негодующе проржала лошадь, запряженная в подводу, на которой они приехали на место. Еще один, доверенный голицынский бандит с саблей наголо стоит где-то позади. Земля еще не успела прогреться и лежать на ней холодно, но Чумной не обращает на это внимания…
Позавчера, после двух лет заключения в подвале загородного имения Бориса Алексеевича Голицына, судьба обернулась к нему фартовой стороной. И на этот шанс Чумной готов поставить и собственную жизнь, и жизнь своей ненаглядной крали. Взяли его вместе с Софьей по глупости. Хотел же объехать Москву, не светиться. Нет захотелось ресануться перед любушкой. В придорожной корчме подсыпали снотворное в местное плохенькое пиво и очнулся он с гудящей головой уже в подземелье на цепи. Как он тогда орал, но все бесполезно. Местные тюремщики лишь смеялись над его потугами. Сначала пытали, без членовредительства, но убедившись, что рассказал все, что знал, так и оставили под замком и ни цепи. И словно забыли о его существовании, голодом не морили, но и убежать шанса не давали. Кралю свою Софью он больше не видел хотя держали ее в соседней камере и переговариваться можно было свободно. Это было единственное что помогло ему не умереть от тоски и продержаться два бесконечно долгих года.
Скрипнул железный засов на двери. В камеру вошел князь Голицына Борис Алексеевич, в руке теплится свеча. В лицо пахнуло нечистотами тюремной камеры: испражнениями и вонью немытого человеческого тела, но князь привычен, лишь едва заметно брезгливо дернулась щека. Как всегда, в русской одежде, борода обрита. Носил князь лишь длинные висячие усы. В руке сверкающая в навершии блестит красным драгоценный рубин трость. Подскочивший вслед слуга торопливо поставил стул и моментально удалился. Князь установил свечу на пол, воссел. Холодно и с брезгливостью глянул на лежащего в углу на кошме прикованного к стене цепью узника. Глумливая улыбка пробежала по заросшему буйной и грязной бородой лицу Чумного.
— О начальник пришел! Давно не виделись! Что нужно? Я тебе все рассказал, что знал!
Князь досадливо дернул уголком рта. Уж больно дерзки потомки воровских холопов мастерградцы. Ну да ничего, этот ему послужит и поможет пустить следствие по ложному следу. А самого потом в расход.
— Волю хочешь? — спросил, слегка прищурясь князь…
