Турецкий ятаган - Шхиян Сергей (книги серии онлайн TXT) 📗
— Крут твой глухарь, — похвалил меня дьяк. — И на саблях, говоришь, горазд?
— Сам не видел, люди болтают.
— Интересно, откуда он такой взялся?
— С украины, слышишь, говорит будто не по-нашему. В Москву пробирался, невеста у него там, да я соблазнил мне служить.
Они опять отошли к воде, и о чем говорили дальше, я не слышал. Костер между тем разгорелся, и я с нетерпением ждал, когда закипит вода, чтобы засыпать крупу. Есть хотелось зверски. Наконец в котелке забулькало, я вытащил из торбы мешочек с крупой, но насыпать ее в котелок не успел. Совсем близко послышались возбужденные голоса и возле костра объявились пропавшие спутники дьяка.
— Вот он, смерд, где прячется! — закричал круглоголовый и, подойдя ко мне вплотную, ударил сапогом по злополучному котелку. Тот упал в костер и мой предстоящий ужин столбом пара поднялся в небо. Это было уже слишком для одного вечера. Меня словно пружиной подбросило.
— Ты что сделал! — закричал я на парня.
Он, не отвечая на прямо поставленный вопрос, развернулся и картинно, с плеча, попытался ударить меня кулаком в лицо. Естественно я так и стоял как манекен и ждал, когда он мне подобьет глаз или расквасит нос! Эти уж мне народные разборки! Я спокойно отклонился от его кулака, поймал руку, дернул на себя и подставил ногу устремившемуся вперед телу. После чего оно вместе со своим шикарным оружием и цветным поясом вслед за моим котелком полетело в костер. Теперь новый отчаянный крик огласил пустынные окские просторы. Малорослый товарищ тотчас бросился на помощь другу и тоже оказался на земле. Короче говоря, повторился утренний тренинг.
Оба «шефа», забыв о солидности, бросились к нам посмотреть, что здесь происходит. А происходило здесь следующее: поверженные парни не сдались на милость победителя, а разом вскочили на ноги. Круглоголовый, успевший за считанные секунды одновременно ошпариться паром, опалить бороду и обжечь огнем лицо, не нашел ничего более умного, как обнажить свою плохонькую татарскую саблю, в которой если что и было хорошего, то это пижонские красные ножны.
Сделал он это зря, так как после всего случившегося явно плохо меня видел. Его соратник, павший уже не в сам костер, а на приятеля, встал с ним плечом к плечу и для острастки просто положил руку за эфес. Похоже, что меня собрались порубить в капусту. Поэтому мне не оставалось ничего другого, как наклониться к ложу, на котором недавно возлежал Федор, и извлечь из-под елового лапника ятаган.
Все эти простые действия вызвали очень негативное отношение к самому факту моего существования на земле. Приличия не позволяет передать все слова, которые в мой адрес всего за несколько секунд сказали эти славные молодые люди. В общий ор внес свой вклад и дьяк, которому вольное обращение с его клевретами, видимо, не понравилось в принципе, потому он начал кричать еще на подходе:
— Рубите его, варяга! — далее шла подробная аттестация сначала моих душевных качеств, а после эмоциональная аттестация соратников.
Мне не осталось ничего другого, как, не обращая внимания на общую суматоху, стоять на месте, предупреждающе опустив конец клинка, и ожидать, чем все это кончится.
Кончилось же все быстро. Первым на меня бросился ослепленный огнем и яростью круглоголовый. Саблей он владел так же лихо, как и кулаками. Размах у него был эпический, а вот на хороший удар силы и ловкости явно не хватило. Я без опаски его парировал и, пользуясь преимуществом казачьего оружия, просто перерубил пополам дешевый легкий татарский клинок, откованный на коленке кузнецом-любителем.
Произошло это так быстро, что низкорослый не успел учесть ошибку товарища. Он точно повторил его неудачный выпад и тоже оказался без главной части сабли с одним эфесом в руке. Теперь у них остались только кинжалы. И дьяк за спиной, кричащий как на пожаре:
— Кончай их! Кончай!
Сначала я подумал, что он имеет в виду нашу компанию, но потом понял, что дьяк недоволен своими оруженосцами и призыв обращен не к ним, а ко мне. Однако идея порубить в капусту подневольных охранников мне не понравилась. Парни тоже не пришли от нее в восторг. Они уже начали приходить в себя от неожиданности и вместо того, чтобы ради престижа бросился на амбразуру, синхронно попятились.
— Руби! Руби! — вопил командир, который мало того, что съел мою кашу, захотел получить на халяву еще и незабываемое кровавое зрелище.
Впрочем, всё решилось без моего непосредственного участия и, тем более, смертоубийства. Спустя несколько секунд рубить оказалось просто некого. Мои противники, чтобы не доставить шефу удовольствие, развернувшись на месте кругом, исчезли в ночной тьме.
— Ну, что же ты! — недовольно воскликнул дьяк. Потом добавил, обращаясь к прибежавшему вслед за ним на место происшествия боярину. — Глухаря забираю себе!
— Как же так, Дмитрий Александрович, мне он самому нужен, — возразил тот, — тебе он для забавы, а с кем мне в Крым бежать! Видишь, как он себя показывает!
— Ничего, другого найдешь, такой швали в любом кабаке на грош полушка.
— Но может, он и сам к тебе не пойдет, парень-то норовистый!
— Ко мне каждый пойдет! — самолюбиво воскликнул дьяк, начиная остывать после недавнего взрыва, — Я его в тайном дому посажу, добро стеречь. Мне такой юродивый вполне сгодится.
Боярин скривился, но возразить не осмелился, посмотрел со злобой почему-то не на наглого партнера, а на меня. Я, не обращая внимания на их переговоры, выкатил веткой из костра многострадальный котелок и опять спустился с ним к реке за водой. Держать я себя старался так, чтобы у них не возникло сомнений в моей глухоте. Тем более, что слова дьяка о его секретном доме показались мне интересными. Спешить мне было некуда, почему бы и не адаптироваться к этой непростой эпохе в комфортных условиях, да заодно проникнуть в чужую тайну!
Мутный дьяк вызывал у меня все больший интерес. Моему прямолинейному, простоватому боярину-до него было явно далеко. Судя по разговорам, которые нет-нет, да возобновлялись у них в моем присутствии, я постепенно начал понимать, на чем строится бизнес этой парочки. Все оказалось более или менее просто: дьяк посольского приказа выступал тайным посредником и координатором сношений между русским царем и Крымским Ногайским ханами. Он был, как бы теперь сказали, двойным агентом и мог, точно зная, что происходит в Москве, и как у Руси складываются международные отношения, определять суммы отступного, которые Москва согласится выплачивать южным соседям, чтобы те не беспокоили ее южные границы. Естественно, делал он это не бесплатно и получал с ханов весьма солидные проценты.
Теперь, когда недобитый в январе 1505 года Лжедмитрий сидел в Путивле, и к нему со всех окраин России стекались казаки. Борису Федоровичу Годунову было не до беспокойных южных соседей, и компаньоны от удовольствия потирали руки, представляя на какие отступные вынуждено будет пойти Московское правительство!
Боярин Иван Иванович, настоящего имени которого я пока не знал, контролировал тайные каналы связи и был младшим партнером хитроумного чиновника. Не могу сказать, что меня так и тянуло вклиниться в интриги и многоходовые политические аферы, но сам факт предательства интересов своей страны заставил взглянуть на комбинаторов с точки зрения российского патриота.
Потому, когда боярин прокричал мне в ухо приказ сопровождать дьяка и подчиняться его распоряжениям, я только согласно кивнул головой.
Поместье дьяка Дмитрия Александровича Екушина пряталось в прекрасном сосновом бору. Вела к нему хорошая, сухая, песчаная дорога. Конечно, это было еще не Рублевское шоссе, но тоже весьма достойное направление. Добирались мы сюда долго, около восьми часов, так что я вполне успел подремать в седле, рассмотреть встретившиеся по пути достопримечательности и очередной раз пожалеть, что ввязался в эту авантюру. Однако все по порядку.
Пропавшие в ночной мгле слуги так и не вернулись к своему жестокосердному сюзерену, так что их обязанности пришлось исполнять мне. Во время романтической ночевки на берегу возле костра, мне всю ночь пришлось то ходить в лес за хворостом, то подбрасывать его в костер, и я здорово не выспался. Такими же смурыми и хмурыми были мои новые знакомые. Дьяк опять ненадолго уединился с боярином, после чего велел нам с Федором отнести себя в лодку, а мне еще и сесть на весла. Прощание вышло краткое и совсем не трогательное. За боярином и травмированным Федей, который смотрел на меня волком и мечтал перегрызть горло, приехал вчерашний лодочник. Я поплевал на ладони, и мы отбыли первыми. Часа полтора пришлось гнать наш утлый челн вдоль берега до небольшой деревушки, где дьяка ждали лошади и эскорт. Свита у него была внушительная, десять государевых стремянных стрельцов, вооруженных как саблями и бердышами, так и короткими пищалями, притороченными к седлам.
