Тень (СИ) - Номен Квинтус (книга регистрации txt, fb2) 📗
— Это уже очень интересно. Как думаешь, здесь можно будет поблизости опытную печь выстроить? Чтобы трубу с азотом от твоей морозилки протянуть?
— Дайте подумать… Здесь у меня метров двести… а болотце и засыпать можно… стройте. Я думаю, что уже в начале апреля можно к строительству приступать. Вот только с электричеством… Вы не знаете, где можно найти паровую турбину мегаватта на три?
— Да, с электричеством могут быть проблемы…
— Ладно, я их решу. Считайте, что электричества достаточно, и жду от вас проект экспериментального стекольного завода. К апрелю успеете составить?
Но этот разговор еще в декабре состоялся, а в январе такие интересные собеседники Тане не встретились. А не такие интересные… Двадцать четвертого января Таня тепло попрощалась с выписанным из госпиталя подполковником Мерзликиным, получившим направление в армию генерала Ватутина в Венгрию. На только что учрежденную должность заместителя начальника тыла по трофеям. Вообще-то подполковник до госпиталя доехал едва живым, причем с «приговором» на ампутацию ноги — но Таня его вылечила, ногу так и не отрезав. Вероятно, именно поэтому прощание и было таким теплым:
— Татьяна Васильевна, я вас всю жизнь помнить буду и детям, и внукам завещаю помнить. Вы же мне больше чем жизнь спасли, вы мне будущее сохранили! Я для вас все, что угодно готов сделать!
— Григорий Григорьевич, да ничего особенного я для вас не сделала, я просто людей лечу как умею.
— Но вы-то умеете лучше всех!
— Возможно… но могла бы еще лучше лечить. Но мне здесь электричества не хватает… знаете что, там, у венгров, наверняка есть ненужные им электростанции…
— Это как — ненужные?
— Раз они на нас напали, значит им нужно было что-то у нас забрать. И совсем не нужно то, что у них было. А раз уж им электростанции… небольшие, мегаватт на пять-десять, да хотя бы и на пару всего, не нужны, то я с удовольствием их себе бы взяла. Освещение в госпиталях нормальное бы устроила, питание бы наладила получше и повкуснее. Кстати, если вам попадутся ненужные промышленные холодильники…
— Но я же не могу распоряжаться…
— Я читала приказ по учёту и использованию трофейного народнохозяйственного имущества в службах тыла. Вы, если что-то для меня полезного найдете, накладные на отправку этого в Ковров у Ватутина подпишите — и всё.
— А Ватутин подпишет? Вы, Татьяна Васильевна, не совсем…
— Он подпишет. Потому что сам знает, зачем мне это.
— Обещать не буду, но постараюсь…
В этот же день Николай Федорович распечатал «совершенно секретное» письмо из военно-медицинского управления Советской Армии, в котором товарищ Бурденко сообщил, с какими сложностями сталкивается производство тех лекарств, которые позволили вылечить самого Ватутина, и просил «по мере возможности отправить в адрес Третьего учебного госпиталя г. Коврова трофейные электростанции мощностью до шести тысяч киловатт, можно даже не совсем исправные».
Приехавший в расположение через три дня Мерзликин, прекрасно зная об «особой любви» Ватутина к венграм, даже не удивился, получив сразу же по прибытии приказ, заставивший его лишь хищно улыбнуться и потереть довольно руки…
Через месяц, двадцать третьего февраля, Николай Федорович подошел к телефону «ВЧ»: обычно по этому аппарату шли переговоры со Ставкой или со «смежниками», но дежуривший на телефоне капитан похоже не понял, кто вызывает генерала на этот раз. Да и сам Ватутин понял это не сразу — голос в трубке был… незнакомый:
— Николай Федорович? Ух, наконец-то дозвонилась… Это Серова вас беспокоит…
— Серова? А вы вообще кто?
— Серова Таня, главный врач третьего ковровского госпиталя. У меня небольшая просьба: скажите вашему замначальника по тылу, что мне больше не надо электростанций присылать. Огромное вам спасибо, теперь лекарств мы будем делать сколько надо, и даже с запасом — но нам сейчас просто некуда новые электростанции ставить. Вы не рассердитесь, если я парочку нашим смежникам передам?
— А… понял, какая Серова. Ладно, я распоряжусь, а вы… вы электростанции получили и сами решайте, куда их ставить. Еще чем-то армия вам помочь может?
— Нет, спасибо. Вы, главное, побеждайте побыстрее, мы сами для вас все сделаем. До свидания.
— До свидания… — Ватутин, положив трубку, усмехнулся, и, повернувшись к замершему рядом капитану, вслух выразил свое недоумение:
— Интересно, как эта женщина смогла по ВЧ позвонить?
Капитан, вероятно не сообразивший, что вопрос риторический, с готовностью ответил:
— Это же Ковров, на пулеметном заводе там аппарат ВЧ установлен. А уж если у нас тут про Серову легенды ходят, то уж там ее наверняка каждый знает и пожелания ее готов исполнить.
— В Коврове-то да, но коммутатор ВЧ только в Кремле… значит, и нам нужно ее пожелания исполнять. И раз уж Серова приказала нам побыстрее побеждать, то кто мы такие, чтобы ее приказ не исполнить? Соедините-ка меня со службой тыла…
Строительство новой электростанции (там предполагалось поставить четыре генератора по шесть мегаватт) началось еще в середине февраля. В значительно степени снова методом «народной стройки», только сейчас в числе привлекаемого народа было и более двух сотен пленных немцев. Которых, естественно, охраняли работники НКВД — впрочем, и сами милиционеры от копания и таскания не отлынивали. Приказ охранять немцев никто, естественно, не отменял — но ковровская милиция уже привыкла к тому, что эти самые немцы дисциплину не нарушали, побеги или какие-то другие безобразия не готовили. И вообще, безропотно и даже с определенным энтузиазмом выполняли «поручения» Белоснежки. Так что даже местное руководство милиции закрывало глаза на то, что «охрана» на службу даже оружие не брала: винтовка на плече сильно мешает процессу копания и таскания, а куда ее положить на стройке?
Точно так же «допускались некоторые послабления» и на втором заводе: уже почти сотня немцев официально была принята в качестве рабочих на завод. То есть если уж совсем официально, то они все числились на «моторном производстве», цех которого находился за заводским забором — но по факту почти два десятка немцев трудилось в инструментальном цехе, больше десятка — в энергетическом (причем в последнем трое были вообще инженерами). Конечно, к производству оружия немцев никто не допускал, но без них, работающих на «вспомогательных» участках, план было бы выполнить гораздо труднее.
Настолько труднее, что Дмитрий Федорович Устинов, посетивший завод в конце февраля, «отложил» предложение первого секретаря обкома Пальцева о выделении моторно-тракторного производства в качестве отдельного завода «до окончания боевых действий»: нарком в производственные проблемы по возможности вникал, и после обстоятельного разговора с главным инженером завода согласился с тем, что до возвращения с фронта бывших рабочих удалять с производства сто человек, способных в трудную минуту обеспечить выполнение планов, было бы несколько недальновидно. Правда, он все же поинтересовался у заводских руководителей:
— А вы можете гарантировать, что эти немцы гадить нам не начнут?
— Полной гарантии, конечно, никто не даст: чужая душа, как известно, потемки. Но Татьяна Васильевна к нам направляет людей проверенных, причем под свою уже личную гарантию, а ей не доверять оснований у нас нет.
— Это кто?
— Главный врач госпиталя, в котором в том числе и немцев этих лечили. Гюнтер — это немецкий инженер-энергетик — говорил, что рабочие, которых к нам направляют, приносят клятву верности Татьяне Васильевне.
— И она, конечно, этой клятве верит…
— Она о клятве даже не знает, они клянутся, как Гюнтер говорил, перед лицом своих товарищей… а там в клятве, между прочим, говорится, что кто нарушит клятву, того эти товарищи же на месте и убьют. А каждый клянется, что он и сам любого клятвопреступника, будь он хоть отцом или братом родным, убьет не задумываясь.
— Интересно… и кто эту клятву придумал?
