Битвы за корону. Три Федора - Елманов Валерий Иванович (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
Годунов тяжело уставился на него.
– Стало быть, вон вы как, – протянул он и неожиданно успокоившись, совсем иным тоном заметил, обращаясь ко мне: – А верно меня Марина Юрьевна упреждала про твоих людишек. Неспроста ты их ко мне приставил, князь, ох, неспроста. Какие ж они после таковских слов мои телохранители? Разве до поры до времени, покамест ты не решишь со мной разделаться.
– Неправ ты, государь, – возразил я. – За тебя они кого угодно на клочки порвут. И меня тоже, поверь, – и с этими словами я легонько потянул нож, висевший у меня сбоку на поясе.
Демонстрация атаки удалась. Федор и понять не успел, что именно я делаю и зачем, а цепкие пальцы Метелицы перехватили кисть моей руки, намертво сжимая ее и не давая извлечь нож до конца. Да и остальные словно по команде ринулись вперед, причем Лапоток с Летягой к Федору, на всякий случай загораживая его своими телами, а Хмель ко мне, на помощь Метелице.
– Стоп! – рявкнул я ему и похвалил десятника. – Быстро сработал, молодца, но на будущее захват запястья делай чуть пониже. И руку сразу ломай, а не жди, – не удержался я от замечания.
– Будь на твоем месте иной кто, уже от боли выл, – проворчал Метелица, продолжая настороженно смотреть на меня, но захват ослабил, позволив мне спокойно задвинуть острое лезвие обратно в ножны.
– Ладно, поверю, – согласился я и улыбнулся опешившему Годунову. – Теперь сам видишь, государь, твои они и только твои. Но… телохранители, а не тюремщики. Так что лучше ты их не неволь. Да и ни к чему оно. Коль повелишь, я и сам пойду, куда скажешь, – и, криво усмехнувшись, добавил. – Даже если пошлешь очень далеко.
Пауза длилась секунд десять, не меньше.
– Ну, пущай так, – наконец вздохнул Федор и отдал новую команду телохранителям. – Тогда вниз ступайте, да там меня дождитесь, покамест я с князем перетолкую.
Метелица кивнул, но не пошел. Растерянно потоптавшись на месте, он вопросительно оглянулся на меня.
– Ступайте, ступайте, – повысил голос Годунов. – Все одно, пока князь тут, проку с вас… Пущай ваш воевода чуток моим телохранителем побудет.
– Побуду, государь, – кротко согласился я. – Могу и не чуток.
– Ну и на кой ляд они мне нужны такие? – с какой-то детской обидой в голосе осведомился он у меня, когда шум их шагов затих.
– Напрасно ты, Федор Борисович, – не согласился я. – Лучше вспомни, как при штурме Пайды Летяга с Лапотком на себя твои пули приняли. Да и Метелице с Хмелем тоже досталось. Чудом уцелели, когда неравный бой приняли. Хорошо, остальные гвардейцы успели подскочить, иначе они все бы полегли. Да что я говорю, когда ты сам мне об этом рассказывал.
– Я им по сто рублев опосля за верность заплатил, – смущенно буркнул Годунов.
– Это награда была, а сама верность не покупается, – поправил я его. – Она либо есть, либо ее нет вовсе. А то, что покупается, называется иначе, спутал ты немного, государь.
– И как же назвать то, что покупается?
Я пожал плечами:
– Об этом тебе лучше спросить у своих холуев в Малом совете. Они точно знают.
– Ну ты не больно-то, – мрачно буркнул он, но прежней злости в его голосе не было или он просто взял себя в руки. – Ишь, расхорохорился. Почто поутру бояр в хвост и в гриву распушил? Чай, не по чину тебе таковское. Они и в летах немалых, через одного сединой убелены, и опытные. Чего вдруг ты на них набрушился?
– Что не по чину, я давно заметил, еще по приезду, – согласился я. – Но насчет обрушился, ты зря, Федор Борисович – это они на меня насели. А сегодня, в отличие от прежних сидений, я не оправдывался, а отвечал тем же. И не вдруг, а предупредил тебя накануне.
– Да? – удивился он. – Не припоминаю чего-то. Ан, все одно, негоже. Ишь, ровно с цепи сорвался.
– Это верно, – не стал спорить я. – Сорвался. Или муха укусила. Но касаемо немалых лет ты неправ. Поверь, седина глупости не оправдание, а, скорее, наоборот. Помнится, ты говорил, как тебе повезло, что они выжили. Я тогда сразу в этом усомнился, а спустя недельку окончательно убедился: на самом-то деле наоборот. Умеют же люди излагать, не прибегая к мыслям! И впредь я их нападки терпеть не собираюсь, устал.…, – и я с грустной улыбкой процитировал:
Великий государь!
Доколе ты мне верил, я тебе
Мог годен быть – как скоро ж ты не веришь,
Я не гожусь. [25]
Ирония судьбы. В пьесе Толстого эти слова принадлежат Борису Годунову, а я их адресую его сыну. Да и говорит он это царю, желая пригрозить и добиться своего, а я и впрямь устал. Идея на время уехать, скрыться с его глаз, пришла мне ум час назад, но, как мне показалось, здравое зерно в ней имелось. Да и не видел я более лучших вариантов. Одно плохо – что станется с Ксюшей? Все-таки желательно чуть повременить. До венчания, мне больше не надо, а на другой же день царевну под мышку и вон из Москвы, сюда я больше не ездок.
– Вот как? – хмыкнул Годунов. – Что ж, быть посему. Дозволю тебе передых устроить. Послезавтра еще разок загляни на прощанье и отпущу с миром.
Итак, повременить у меня не выйдет. Оказывается, его примирительный тон ничто иное как затишье перед очередной бурей. Вот так всегда: едва успеешь стать полезным, как уже просят не мешать. И ведь не в запале он это выкрикнул, не сгоряча бухнул, а значит, наш разрыв грозит стать окончательным. Или нет?
– Вообще-то тех, кто везет, не прогоняют, но тебе виднее, – заметил я и, старательно выдерживая равнодушный тон, осведомился: – Ты меня совсем отпустишь или как?
Он замялся, потер лоб, но нашелся с ответом:
– В скором времени Освященный собор думу думать учнет про нового государя, а ты там вроде как в товарищах у князя Горчакова. Вот и пригляди, чтоб как надо прошло. А то с этих худородных станется кого иного в цари выкрикнуть, благо, что Рюриковичей ныне на Руси изрядно, – и он пытливо уставился на меня. Я терпеливо молчал, продолжая слушать. – Ну а опосля, – продолжил он, – можно тебе и в Кострому отправляться, наместником моим. Больно места там беспокойные, нельзя их надолго без хозяйского глазу оставлять.
Ага, стало быть, отсрочка. Ненадолго, но и то хлеб. Да и опалу, тем более замаскированную, с тюрягой и острогом не сравнить. Одно плохо – насчет Ксюши ни слова. Спросить про свадебку или не надо? Чуть поразмыслив, я пришел к выводу, что не стоит. Куда лучше, если о ней напомнит Мария Григорьевна. Матушке-то он перечить навряд ли станет, ну разве побухтит слегка.
И я,, поклонившись, побрел вниз по лестнице. Но он, словно прочитав мои мысли, когда я успел спустился на полэтажа вниз, остановил меня и сам ответил на незаданный вслух вопрос:
– О сестрице не переживай. Сыщу я ей жениха не хуже чем ты, – я застыл как вкопанный, уставившись на него: не ослышался ли, а он торопливо зачастил. – Али ты помыслил, будто опосля того, что ты с нею учинил, я тебе потачку дам, да сам к свадебке дело возверну? Ан не бывать по-твоему! Хошь тут, а не бывать! Считай, ты еще хужее сделал. То я твое венчание отложить думал, а теперь его вовсе отменяю, вот! – и он, кривя губы в победной улыбке, торжествующе уставился на меня.
Странно, но обиды на него у меня в тот миг не возникло. Да и на кого обижаться-то – пацан пацаном, хоть и восемнадцатый год идет. Запутался книжный мальчик, как есть запутался. Если мне и злиться на кого, то на себя самого. Думать надо было как следует, когда сюда вернулся, анализировать, новые расклады изучать, а я уверился, что и без того все наладится. Забыл, что царский двор – не деревня. Это в ней годами, а то и десятилетиями ничего не меняется, а здесь каждый день ухо востро держать надо. Чуть зазевался, не просчитал перестановки сил, и, пожалуйста – получи по самое не балуй. Одно плохо – вина моя, а страдать за нее должны двое. Несправедливо. Потому я и спросил с грустью:
– Ксюшу-то не жалко? Она ведь ни при чем, а ты…
– А до царевны Ксении Борисовны, князь Мак-Альпин, тебе и дела быть не должно, – выпалил он. – Чай, ты не басурманин сарацинской веры, потому две жены тебе не положено. Да и не выдают православные государи своих сестер за латинян.
