Господин военлёт - Дроздов Анатолий Федорович (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Так и знал! Я чувствовал… Никогда, ничего, никому не обещайте! Найдут, прижмут к стене и потребуют ответа. Что делать? Извечный русский вопрос… Так. Обручального кольца на ее пальце нет, с замужеством что-то не сложилось, но, возможно, свадьбу отложили.
– Почему я, а не жених?
– Юра погиб в сентябре, не успела тебе сказать, – она легонько вздыхает. Это горе уже отболело.
– У тебя есть тетя в Москве…
– Она мне двоюродная! Это раз. Во-вторых, у нее свои дети. Я там чужая.
Знакомо.
– Павел! – она умоляюще складывает руки на груди. – Я тебя очень прошу. Ты единственный близкий мне человек! Хочешь, на колени встану?!
Этого не хватало! Кузина на коленях умоляет кузена взять ее на фронт – она хочет быть полезной Отечеству. Картина Репина, Ильи Ефимовича, писана маслом, размер холста три на два аршина… Как быть? По штату авиаотряду полагается врач. У нас его нет – врачей на фронте не хватает. У нас и фельдшера нет – их тоже мало. По большому счету что врач, что фельдшер отряду без нужды – мы всегда базируемся неподалеку от госпиталя. Однако свободная должность имеется, попробовать можно. У меня долг перед покойным Розенфельдом, долги надо платить. Пусть съездит! Если ей откажет Егоров, с меня взятки гладки. Мавр делал дело, у мавра не получилось. Я куплю ей обратный билет и дам денег на дорогу. С превеликим удовольствием.
– Подожди меня здесь!
Сергей давно встал и сейчас сортирует покупки. При первой возможности он шлет посылки домой. У него мать, отец, шестеро младших братьев и сестер. Временами я ему дико завидую. Меня Сергей встречает настороженно. Быстро объясняю.
– Вези, кого хочешь! – Он машет рукой. – Только одно условие: с Егоровым объяснишься сам!
Соглашаюсь и откланиваюсь. В принципе такого ответа я и ждал, но субординацию надо блюсти – в командировке Сергей старший. Однако аппараты добыли мы, за них мне что угодно разрешат.
При моем появлении Ольга вскакивает с дивана. Глаза у нее, как у раненой лани. Плохой дядя едва не забрал у ребенка игрушку.
– Слушай меня! – говорю нарочито сурово. – Поезд отходит в семь. У нас забронировано купе, места хватит. – Купе нам заказал Евстафий, в качестве прощального подарка. – С собой бери только самое необходимое, на войну едем. Если опоздаешь…
– Не опоздаю! – Она чмокает меня в щеку. – Спасибо, Павлик!
Из памяти сразу выплывает: «Морозов». Кого я предал? Ольгу, Розенфельда, себя? Во что я ввязываюсь? Предчувствия у меня самые нехорошие, а предчувствия меня никогда не обманывали. Зачем мне вздорная девчонка, от которой только неприятности и хлопоты? Я знаю ответ на этот вопрос. Чем больше будет неприятностей и хлопот, тем меньше я буду думать о Липе. Ольга – лекарство. Горькое, противное, но спасающее жизнь. Или разум…
Вокзал, без четверти семь. Ольги нет. Без десяти – нет. Мы с Сергеем стоим у своего вагона, поглядывая на часы. Если Ольга опоздает… Даже не знаю: радоваться или огорчаться. Подумав, решаю: к лучшему. Я вернусь в отряд, сяду в аэроплан, в боевых вылетах развею грусть-тоску. Война избавляет от переживаний, на войне мысли другие.
Сергей внезапно смеется и показывает пальцем. Оборачиваюсь. По перрону вскачь несется Ольга, носильщики тащат следом баулы и портпледы. Один, два, три… Это самое необходимое? Нет, я все-таки идиот!
Спорить и ругаться некогда. Носильщики бросают баулы на площадку. Звенит третий звонок, поезд трогается, я подхватываю Ольгу, Сергей прыгает следом. Она раскраснелась и тяжело дышит.
– Извозчик – подлец! – говорит сердито. – Сторговались за рубль, у вокзала потребовал два. Дескать, багаж тяжелый, кобылка притомилась. Не хотел вещи отдавать. Пришлось городового звать! Не на ту напал!
Это точно! И что б ему, охламону, поторговаться еще немного?
Проводник, пыхтя, тащит багаж в купе. Там мгновенно становится тесно. Ольга лезет в один из баулов и начинает там шебуршать.
– Вот! – Она кладет на столик тяжелый сверток в вощеной бумаге. – Курица! Тетка в дорогу сварила. И другой провизии дала. Она у меня скуповатая, а тут расщедрилась. Плакала, расставаясь…
Это она от радости. Как я ее понимаю!
– Это я сама купила! – Ольга водружает на стол бутылку темного стекла. – Портер! Вы пьете портер, господа?
И водку тоже. Сергей отворачивается, не в силах скрыть улыбку. Неприлично смеяться в лицо женщине, потерявшей отца. Условности… На войне о них быстро забываешь. Мертвые – в землю, живые за стол! Нам ли не знать…
Егоров встречает нас радостно. Жмет руки, если б субординация позволяла, расцеловал бы. Первые аппараты уже прибыли. Их распаковывают и собирают.
– Я надеялся на вас, Павел Ксаверьевич! – говорит он довольно. – На вашу предприимчивость, связи. Пусть Сергей Николаевич не обижается, но рассчитывал именно на вас. Не прогадал! Примите искреннюю благодарность!
Сергей смотрит на меня. Пора! Самый благоприятный момент.
– Господин штабс-капитан! Нам нужен фельдшер?
– Вы и фельдшера нашли?
– Так точно!
– Вы бесценный человек, Павел Ксаверьевич! Нет слов! Конечно же, нужен. Нижние чины ходят грязные, завшивели, Карачун совсем за этим не смотрит! Где нашли?
– Он, вернее она, сама нашлась. Это моя кузина, дочь покойного Розенфельда, Ольга Матвеевна. Имеет свидетельство фельдшера, просится на фронт. Хочет быть полезной Отечеству. Война забрала у нее не только отца, но и жениха.
Мгновение он молчит, переваривая информацию. Затем багровеет.
– Вы с ума сошли, прапорщик! Женщина в отряде?!
Он смотрит на меня уничтожающе. Минутой назад готов был целовать. Чувствовал я!
– Надо же додуматься! – бормочет Егоров. – Нет, я понимаю ее чувства! Хочет быть полезной – пусть идет в лазарет! Там тоже фельдшера требуются. Есть много поприщ для человека, желающего нести пользу. Не ждал я от вас, Павел Ксаверьевич, не ждал! Разочарован. Я вот что подумал. Раз вы такой хозяйственный, назначу-ка я вас ответственным за отрядный обоз.
Приплыли… Ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
– Господин штабс-капитан! – неожиданно подключается Сергей. – Я поддерживаю предложение прапорщика Красовского. Я давно знаю Ольгу Матвеевну и готов за нее поручиться. Из нее выйдет замечательный фельдшер!
Егоров смотрит на него укоризненно: «И ты, Брут!»
– Я сказал «нет»! – говорит он сурово. – Понятно, господа?! А вы, Павел Ксаверьевич, передайте кузине…
– Леонтий Иванович! – Нам терять нечего. – Прошу вас: скажите ей сами! Она за дверью!
– Вы оставили женщину в коридоре?! – Сейчас он меня убьет. – Вдобавок ко всему, вы дурно воспитаны! Зовите, немедленно! – Он одергивает китель.
Ольга не входит, а впархивает в кабинет. На ней черное приталенное платье и шапочка с прозрачной вуалью. Трогательная, беззащитная красота, неутешная в своем горе. Двери в кабинете тонкие, она наверняка все слышала. Я даже уверен, что подслушивала. Когда мы шли к штабу, выражение лица у нее было тревожное.
Егоров идет ей навстречу. Она протягивает руку в кружевной черной перчатке, штабс-капитан прикладывается. Несколько дольше, чем принято. Когда он выпрямляется, мне становится ясно: первой в кабинет следовало зайти Ольге. Результат был бы тот же, но обоз пролетел бы мимо.
– Примите мои искренние соболезнования по случаю постигшего вас горя, – говорит Егоров. – Мы хорошо знали и любили вашего отца. Мне понятно ваше стремление быть полезной Отечеству. Это несколько необычно – женщина в военной форме, но я похлопочу в штабе…
Сергей ухмыляется. Он в курсе моих надежд и совершенно их не разделяет. Дорогой они с Ольгой, насколько позволяли приличия, мило болтали. Сергей изменил мнение о роли женщин на войне. Он считает, что Ольга справится. Ему можно так думать, он ведь не родственник.
– Я распоряжусь, чтоб вас устроили наилучшим образом! – заверяет Ольгу Егоров и смотрит на меня: – Вы слышали, Павел Ксаверьевич?!
Слышал, конечно! Мне теперь много придется слушать…
