Руна смерти - Курылев Олег Павлович (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
– Ты сказал – спрятать ?
– А ты хочешь отдать его этим болванам в Берлин на Принц-Альбертштрассе? Только тогда не навещай больше старых знакомых и не открывай дверь почтальонам.
– А как насчет попытки к бегству?
– Я как раз ее-то и хочу предложить. Но удачную.
– У тебя есть план?
– Пока только соображения. И к ним последняя бутылка коньяку. Надеюсь, вечером ты никуда не собираешься?..
Вечером Юлинг пришел, как и договаривался, к Ротманну домой. Внезапно укативший куда-то Цибелиус опять свалил на того свои обязанности. Но в то же время представился удобный случай для осуществления их едва обозначившегося плана.
– Знаешь, Отто, – сняв китель и усевшись в кресло напротив Ротманна, начал Юлинг, – сегодня я был в Мюрвике. Ты знаешь, там часть помещений отдали под госпиталь. Посмотрел на всё это… Так вот, когда я шел оттуда, то вдруг понял, что ни черта у нас не выйдет. Никакого чудо-оружия, которое остановило бы этого разъяренного зверя с Востока и его друзей с Запада, у нас нет и не предвидится. Нас раздавят с двух сторон. А сюда, судя по тому, как идут дела, придут именно большевики. Знаешь, что русские делают с теми, у кого орел на рукаве, а не на груди? Я недавно узнал о приказе командования, разрешающем снайперам срывать свои нашивки, те, что ввели на правый рукав в этом году. Догадываешься, почему? При попадании в плен к русским их тут же расстреливают. И никаких тебе конвенций о военнопленных. Также поступают с военной полицией. Они давно уже не носят манжетные ленты, да и бляхи свои на цепях стараются забывать в казарме.
Юлинг доверял этому человеку, хотя и знал Отто Ротманна не так давно. Он полагал, что тот, кто потерял всё и всех, не станет корчить из себя преданного до мозга костей патриота. Да и карьеристом тот, в отличие от него самого, Юлинга, похоже, никогда не был. К тому же какой смысл доносить? Что это может дать Ротманну в плане личной выгоды? Ну уберут доброго парня Вилли Юлинга, на котором и крови-то за всю войну человек с десяток. Ну пришлют какого-нибудь мерзавца на его место. От этого станет кому-то лучше?
– Ну и на черта ты мне всё это рассказываешь? – морщась от дыма своей сигареты, спросил Ротманн. Он, вытирая с журнального столика пыль, уже расставлял рюмки.
– Да так. А у тебя нет таких ощущений?
– Ты насчет близкой развязки? У меня эти ощущения, дорогой, с первых русских снегов. Даже раньше. Знаешь, какая была тактика боя у римского легиона? Изучал ведь в своих орленсбургах? Выдержать первый удар варваров. Только первый удар, потому что второго уже никогда не было. Вся тактика варваров сводилась к одной сокрушительной атаке. Никаких планов и припасенных сил на случай, если противник не смят и не бежит, они, как правило, не имели. Выдержит легион такую атаку, перегруппируется, выведет в первые ряды ветеранов, и, считай, очередная победа в кармане. Дальше – избиение младенцев. Когда наш «центр» в декабре сорок первого поперли в обратном направлении, мы были в роли тех самых варваров, у которых никаких планов и резервов на такой случай не было. И будь русские римским легионом, всё бы закончилось уже на следующий год.
– Ты сравниваешь нас с варварами…
– Ну не вообще нас, нашу тактику ведения этой войны. Понадеялись на то, что от первого же тычка там все разбегутся. Франция застила глаза. Одной левой расправились с врагами на Балканах и решили, что всё теперь можно делать тяп-ляп. Побомбили англичан – бросили. Решили, что лучше с ними драться в Африке. Ничего и там не довели до конца – повернули на Восток… Знаешь, – Ротманн, вынув изо рта сигарету, сменил тон на более спокойный, – нам всем тогда, летом сорок первого, казалось, что нас ведет гений, просчитавший всю эту шахматную партию до последнего хода. Нам нужно только идти и ни о чем не думать. Даже те генералы, что были себе на уме, в августе уже потирали руки и подсчитывали оставшиеся дни. Я никогда не видел столько пленных. Казалось, сдавался весь мир, что лежал от нас на восток. А сколько у них было танков… Мы презирали их технику, а она оказалась лучше нашей. Ты видел летящий в атаку «Т-34»? Ты пробовал подбить его из нашей тогдашней 37-миллиметровки? До появления «пантер» летом сорок третьего им не было равных. Если бы они – русские – еще умели ими пользоваться… А потом, когда мы перешли к обороне, знаешь, что меня поразило? За нашей спиной тысячи их разбитых танков, самолетов, орудий и миллионы пленных. Всё, что у них было. Всё, что они сделали за годы подготовки к этой войне. А нас атакуют новые тысячи танков и бомбят новые эскадрильи самолетов. Миллионы новых русских солдат окружают нас, не считаясь с потерями. Они всё еще плохо пользуются своим оружием, атакуют бесхитростно, в лоб. Действуют напрямую, выполняя дурацкие приказы своих командиров. Но сдвиги уже есть. Они потеряют еще несколько миллионов, но неизбежно настанет то время, когда они научатся воевать. Почувствуют вкус победы, который опьянит их, как вкус крови. И тогда с их потенциалом, о котором наши генштабисты знать не знали и ведать не ведали, они неотвратимо сломают нам хребет. А теперь прибавь к этому западных союзников, которые тоже многому научились и боятся лишь одного – как бы большевики их не опередили и не проглотили Германию первыми и в одиночку. А с нею и всё то, что лежит от нее к востоку.
– И с такими мыслями ты воевал еще два года?!
– А что оставалось? А с какими, по-твоему, мыслями сейчас воюет вся страна?! С мыслями о победе? И будет воевать до конца! Можешь быть в этом уверен. Когда не останется стен, чтобы писать на них лозунги о мужестве наших сердец, мы будем писать их на развалинах. Кое-кто хотел, правда, что-то изменить…
– Ты сочувствуешь заговорщикам, Отто!
– Знаешь, Вилли, о том, что их план не удался, многие из самых твердолобых еще пожалеют уже после войны. Посидят на развалинах тысячелетнего рейха, покумекают оставшимися мозгами и поймут, что кое с кем можно было бы договориться. А мешал этому в общем-то лишь один человек.
Ротманн, давно уже готовый к таким откровениям, хотя и считавший их пустой и опасной тратой времени, загасил сигарету и сказал:
– Ладно, наливай свой коньяк и говори, что ты там придумал.
Примерно через час у них уже был выработан план действий на завтра. Согласно ему Ротманн вывозит Дворжака (личный номер подследственного 541) в район того места, где тот был задержан полицией тринадцатого октября. Русский якобы собирается показать там какой-то тайник, но на самом деле только морочит голову выдумками своего больного воображения. Затем в большой и еще достаточно темной от оставшейся листвы роще, протянувшейся от здания Спортхалле (бывшей спортивной гимназии) к Красному замку (военно-морской школе), сумасшедший Дворжак пытается бежать. Ротманн якобы убивает его при попытке к бегству, переодеваясь на самом деле в другую одежду, а одежду Дворжака напяливают на заранее привезенный труп, спрятанный в этой тихой роще в кустах. Труп должен быть хотя бы слегка похож на русского по комплекции. Это уже задача Юлинга. Затем Ротманн тайно увозит Дворжака на одну из конспиративных квартир, о которой практически никто не знает, и запирает его там на прочный замок не открывающийся изнутри. На обратном пути он заезжает в полицейский участок предупредить о происшедшем и попросить похоронить тело в братской могиле с остальными, погибшими за последние дни. Вряд ли полицейские что-то заподозрят и станут проверять хорошо знакомого им офицера из гестапо. Они просто пошлют похоронную команду из двух-трех хиви. Вернувшись тем временем к себе, Ротманн пишет отчет о случившемся и докладывает об этом Цибелиусу. В отчете всё должно быть представлено так, будто речь идет о свихнувшемся и явно не местном жителе, личность которого установить так и не удалось. Вероятно, это был датчанин, которому как-то удалось пересечь границу. Это, кстати, объясняет его акцент. Гауптштурмфюрер СС Юлинг, со своей стороны, должен был в случае чего подтвердить версию о сумасшедшем, как свидетель неадекватного поведения несчастного. Учитывая, что время сейчас неспокойное и забот у начальства хватает, была большая доля уверенности, что всё получится и никто не станет заниматься раскопками.
