На исходе лета - Хорвуд Уильям (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT, FB2) 📗
Бичена удерживало здесь собственное упрямство и решимость все преодолеть, а также (хотя он неохотно в этом себе признавался) какое-то странное очарование текстов, которые так бережно сохранил Спиндл.
Шли кротовьи недели, и Бичен вдруг обнаружил, что Триффан научил-таки его кое-чему, поскольку он уже понимал наиболее простые тексты. Чем больше он переписывал, тем яснее становился смысл. Из чистого упрямства Бичен не желал переписывать тексты Триффана, и в результате почерк его напоминал аккуратный почерк Спиндла. До работы Бичена приятно было дотронуться.
Теперь, когда Бичен все быстрее переписывал тексты и все лучше их понимал, возрос его интерес к разнообразным предметам, о которых писал Спиндл. Из разговоров Фиверфью и Триффана, слышанных в детстве, Бичен знал о таких местах, как Верн и Аффингтон, Роллрайт и Вен. Теперь он узнал о них еще больше, а также о кротах, повстречавшихся Триффану и Спиндлу в их путешествиях, — все они были описаны в историях Спиндла. И что еще важнее, Бичен познакомился теперь с идеями, касающимися Камня и Безмолвия, а также Слова. Услышал он впервые и о вражде, существовавшей между кротами. Порой, когда Бичен забывал о неприятных сторонах работы под началом Триффана, ему казалось, будто Спиндл находится рядом, а сам он слушает затаив дыхание.
Бичен полюбил Спиндла всей душой. Он утешался, когда, посмеиваясь про себя, читал места, посвященные Триффану. Спиндл писал о нем с нежностью, хотя и сетовал на поведение крота-летописца, характер которого и в те времена был нелегким.
Бичен не раз задумывался о смелых деяниях Триффана в молодые годы, когда тот вел за собой кротов, а также над переменой, которая в нем произошла. Судя по записям Спиндла, раньше он готов был сражаться зубами и когтями и призывать к этому других. Теперь же Триффан, напротив, готов был подчиниться воле кротов-анархистов Вестсайда, даже если это грозило казнью у Камня, а сам лапой бы не шевельнул, чтобы защититься и таким образом нарушить свое пацифистское кредо.
В некоторых случаях из этого долгого и трудного для Бичена периода в Болотном Крае с Триффаном его решимость остаться с кротом-летописцем объясняется исключительно твердостью духа и адским терпением, удивительным для юного крота, даже с такой великой миссией, как у Бичена.
Однако совсем не удивительно, что Бичен не сдавался, несмотря на все, с чем ему приходилось мириться. Ведь, совершенствуясь в искусстве письма, он переписывал тексты, подобные, например, такому вот отрывку из дневника Спиндла, в котором описывается путешествие двух кротов из Верна обратно в Данктон:
«Когда нам оставался всего лишь день пути до Данктонского Леса, я, к несчастью, заболел, съев отравленного червя. Места там были опасные, грайков полным-полно, но Триффан все же настоял, чтобы я лег, и принялся ухаживать за мной. Нужно было добывать пищу, и Триффан выбивался из сил, так как болели его раны (думаю, он до конца своих дней не избавится от этого) да и спать приходилось мало. Не сомневаюсь, что, если бы нас обнаружили в те дни, когда я был слаб и почти все время без сознания, Триффан сражался бы за мою жизнь и не задумываясь отдал свою.
Именно в те дни я впервые осознал и оценил, что за все долгие годы нашего нелегкого путешествия из Верна он ни разу не пожаловался на боль и страдания, которые переносил. Этот крот, когда-то обладавший острым зрением и железным здоровьем, превратился в развалину после того, как его изуродовал Рун со своими сидимами. Триффан часто благодарил меня за то, что спасся, но никогда не признавал, сколь многим обязан себе самому. Он не самый легкий крот из всех, кого я знавал, но это — мой лучший друг».
А вот еще один отрывок, переписанный Биченом. В нем рассказывается о том, как Триффан из Данктона помог двум повстречавшимся кротам, которые были смертельно больны:
«Он настоял на том, чтобы провести с ними несколько дней, но не подпускал меня близко, говоря, что у них заразная болезнь. Когда я пытался возражать, он сказал, что таким кротам нужны забота и утешение, а он может им дать и то и другое, ведь было бы нехорошо отказать беднягам в такой малости. Он оставался с этими кротами до самой их смерти и присоединился ко мне, лишь убедившись, что не заразился чумой. Я молился Камню, прося, чтобы в смертный час Триффана (если меня не окажется рядом) его утешил какой-нибудь крот, как сам он утешил этих несчастных. Пусть мой друг до самого конца чувствует, что любим и не одинок».
Изучая тексты и наблюдая за Триффаном, Бичен в те тяжелые кротовьи недели, вероятно, начал понимать, что старому кроту-летописцу приходится преодолевать в своей работе огромные трудности. Он понял, что неприятные минуты, доставляемые ему раздражительностью учителя, — ничто по сравнению с теми тяготами, которые преодолевает сам крот-летописец, ни словом не обмолвившись об этом.
Несомненно также, что Бичена весьма взбадривало общение с посетителями Триффана — в тех редких случаях, когда ему разрешалось с ними повидаться. Однако единственный крот, оставивший об этом записи, — Мэйуид, и благодаря ему теперь можно узнать о последних годах Триффана.
Настоящим утешением была Тизл, всегда после визита к Триффану она заходила к Бичену. Вероятно, старый крот догадывался об этом, но предпочитал не подавать виду.
Однако больше всего оживления в безрадостную жизнь Бичена вносил Мэйуид. Хотя его визиты были краткими, они поднимали настроение юного крота и давали ему пищу для размышлений.
— Прилежный господин, — однажды произнес Мэйуид, выслушав бесконечные жалобы Бичена, — смиреннейший из кротов внимает твоим словам и заявляет: «Уходи тотчас же, если…» — после чего умолкает.
— Что ты имеешь в виду, говоря: «Уходи тотчас же, если»? Если что?
— О безутешный крот, об этом крот Мэйуид, не столь безутешный, понятия не имеет. Быть может, «Уходи тотчас же, если ты действительно полагаешь, что должен это сделать», или «Уходи тотчас же, если слишком жалок и неразумен, чтобы понять: удрученный Триффан делает все правильно», или даже, о глуповатый, «Уходи тотчас же, если ты уже овладел всеми премудростями письма столь блистательно, что величайшему кроту-летописцу нашего времени нечему тебя учить».
— Ты же сам знаешь, что это не так, — буркнул Бичен.
— В таком случае тебе следует остаться, о печальный и замученный работой господин! Не правда ли? Молчание, даже при надутой физиономии, — знак согласия. Мэйуид тебя поддерживает! Мудрое решение! Превосходное решение!
— Но он мало со мной занимается.
— О исполненный чрезмерных ожиданий господин! Крот, который перед тобой, рад, что Триффан «мало» с тобой занимается. Обычно умеренное обучение дает лучшие результаты, нежели чрезмерное, и те кроты, которым кажется, будто они ничему не научились, как раз научились больше всех.
Мэйуид замолчал, склонив голову набок, и глаза у него блеснули. Природный юмор этого странного крота действовал столь обезоруживающе, что Бичен против воли усмехнулся.
— Я думаю, что немного научился письму, — признал он. — Поскольку Триффан меня не учит, я занялся переписыванием текстов, которые нашел в старой норе Спиндла. Тебе показать?
— Отчего же нет, о ретивый господин! Порази меня!
Бичен принялся писать на полу комнаты, в которой они беседовали. Он делал это медленно и не без изящества. Мэйуид пришел в восторг. Он приблизился и, касаясь юного крота плечом, обнюхивал и трогал лапкой все, что вывел Бичен.
— И все это по памяти! — воскликнул Мэйуид. — Да еще такими красивыми буквами, словно маргаритки на лугу летом! И этот юный господин имеет наглость утверждать, будто Триффан ничему его не научил! Должно быть, умственные способности Мэйуида весьма ограничены, более того, он, то есть Мэйуид, туп как кролик!
— Нет, конечно, я кое-чему научился…
— А! — перебил его Мэйуид. — Не произноси больше ни слова, о вконец запутавшийся новичок, великовозрастный дурень. У смиреннейшего прямо лапы чешутся что-нибудь написать, и именно этим он сейчас и займется!
