Шпана (СИ) - Тамбовский Сергей (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
Сел рядом с ним, нас окружили все остальные члены нашей коммуны, ну тут я и выдал свою концепцию мыльно-макаронной оперы.
— Это будет детективно-любовная драма с жуткими страстями-мордастями… главным героем сделаем Виктора, сына Башкирова, ну того, которого убили… он, значит, работает в поте лица (на нашей макаронной мельнице — панорама выползающего из пресса продукта крупно, висящие в сушке макароны тоже крупно), а по окончании работы идёт к подруге (подберём в «Весёлой козе» например), но его подкарауливает предыдущая его женщина и устраивает сцену ревности. Виктор посылает её, а она, обидевшись, идёт, допустим к чернокнижнику Серафиму (который тоже ест макароны), а тот вызывает из подземелья тёмные силы в лице Сулейки и его подруги Зульфии. Я понятно объясняю? — спросил я на всякий случай.
— Да всё путём, — дружно высказалось общество, — продолжай.
— А тут немного и осталось-то — тёмные силы подкарауливают Виктора на кривой дорожке и хотят его уконтрапупить, но на его защиту (дело происходит рядом с нашей фабрикой — панорама вывески «Мельницы Башкирова» крупно) выступают работники этой фабрики, случайно оказавшиеся рядом, ну это будут я и Лёха. Они и убивают Сулейку с Зульфиёй из арбалета серебряными стрелами. Виктор спасён, он одаривает спасителей по-королевски, его бывшая подруга, узнав, что её план рухнул, вешается на люстре, предварительно съев тарелку макарон. Старец Серафим бежит от возмездия, потрясая руками и посылая проклятия разрушившим его замыслы. Финальная сцена, мне думается, может быть такой — у Виктора с его нынешней подругой свадьба, все веселятся, пьют шампанское и едят макароны, потом камеру уползает в сторону и выхватывает злодейскую рожу Серафима с пачкой макарон под мышкой.
— Нормально, чё, — ответил за всех апостол Пашка, — у меня только два вопроса — почему везде макароны и где мы будем заняты, ты же только про себя и Лёху рассказал.
— Отвечаю по порядку, — сказал я, — в макаронах-то вся и суть, затеяно это дело исключительно с целью их рекламы. А вы будет в массовке заняты… ну когда они по ярмарке ходят, будете мелькать рядом, в цеху опять же именно вас и заснимут… крупно… о, а это кажется наш режиссёр пожаловал…
В цех тем временем вошёл низенький и толстенький господин в дурно сшитом костюме и шляпе набекрень. Он встал в дверях и откровенно начал озираться вокруг, не зная, к кому обратиться.
Глава 11
Я помог ему.
— Вы наверно господин Сашин? Владимир ээээ…
— Просто Володя, — улыбнулся он, — а вы Александр, который оставил записку про кино?
— Можно на ты, — ответно улыбнулся я. — Да, тот самый.
— Надо же, — отвечал Володя, — первый раз в жизни кто-то заинтересовался киносъёмками, честно говоря, не думал, что это подросток будет. Итак, что вам… тебе то есть конкретно надо?
Я подумал немного, в уме выстраивая правильную логическую цепочку, а потом начал:
— Надо снять фильм, да. Не картинки из жизни без связного сюжета, а нормальную такую крепко сколоченную киноленту со вменяемым сюжетом и приличными актёрами.
— Так, — сразу перебил меня Сашин, — во-первых, что за сюжет у тебя есть, а во-вторых, ты хотя бы отдалённое представление о процессе съёмок и монтажа имеешь?
— Начну со второго вопроса — нет, даже и отдалённого представления не имею, так, слышал краем уха кое-что и в кино ходил пару раз, в то, что на нашей ярмарке стоит. Так что целиком надеюсь на тебя в этих вопросах.
— Здорово, — не слишком весёлым голосом ответил Володя, — а первый вопрос?
— Сюжет конечно есть, сейчас расскажу…
И я повторил почти слово в слово то, что сейчас только поведал членам нашей коммуны. Вопросов у Сашина по окончании моего повествования оказалось целых две штуки:
— Почему тут сплошные макароны (это раз) и кто будет финансировать процесс (это два)?
— Тут всё очень просто — макароны здесь главное действующее лицо, мы, как видишь (и я жестом показал на цех, где как раз заработал пресс) вплотную занимаемся выпуском этих макарон, а для того, чтобы такой необычный товар начал продаваться, придумали такую вот нехитрую рекламу с фильмом… так, по-моему, пока ещё никто не делал…
— А с финансами что? — напомнил Сашин.
— Деньги у нас есть, не беспокойся, вот смотри, это только малая часть, — и я вытащил из кармана пачку купюр в сто примерно рублей, это мне вчера порученец от Шныря передал очередной транш.
— Ну что, мне всё это нравится, — повеселевшим голосом сказал Володя, — киноаппарат я вам обеспечу, снимать кого-нибудь научу, проявка и окончательный монтаж тоже на мне будет, но у меня есть условие.
— Говори, не стесняйся, — подбодрил его я.
— Я хочу сыграть главную роль.
— Главная роль тут не очень интересная, герой-любовник, — подкорректировал я его желание, — а вот злодеи колоритные должны получиться, что Серафим, что Сулейка, может кого-то из них?
— Можно и так… или например сразу две роли чтоб мои были — героя-любовника и Серафима, главное тут, чтоб они одновременно задействованы не были.
— По рукам, — весело отвечал я, — сроку у нас неделя, давай прямо завтра с утра и начнём… то, что на природе происходит, прямо здесь вот и снимем, за мельницей, чтобы далеко не ходить.
— А то, что в помещении? — справился он.
— Я договорюсь с хозяевами мельницы, выделят они нам пару комнат на неделю.
— Договорились, а я… у то есть мы пока артистов подберём, там же ещё три-четыре роли есть, на которых более-менее профессиональных людей надо поставить.
— Я бы тоже хотел там сыграть самого себя… ну который из арбалета нечисть косит… а на эпизоды хорошо бы вот этих гавриков определить (и я показал на остальных членов нашей коммуны).
— Нет возражений, — отозвался Володя, на этом мы и расстались, договорившись начать процесс съёмок завтра в девять утра.
А я решил утрясти вопрос с Башкировым — мало ли что, вдруг возражения возникнут. Секретарь сказал, что начальник освободится через полчаса, погуляй пока. Погулял вдоль берега, оттачивая в уме детали сценария, а тут и пора на аудиенцию.
— Матвей Емельяныч, — прямо с порога начал я, — выполняю ваше приказание насчёт продаж макарон.
— И каким образом? — хмуро ответил он, перебирая какие-то бумажки на столе.
— Приступаем к съёмкам художественного фильма под условным названием «Любовь, кровь и макароны».
Матвей несколько ошарашенно посмотрел на меня и потребовал подробности. Которые я ему и вывалил в объёме хорошего такого короба.
— И что, за неделю всё это поднимешь? — спросил наконец он.
— Долго ли, если умеючи взяться, — дипломатично отвечал я, — начать только и закончить…
— У меня только есть одно условие, — выдал он после некоторого размышления. — Я тоже хочу сыграть в этом фильме.
Э, а ты тщеславен, Парамоша, подумал я.
— Никаких вопросов, Матвей Емельяныч, — быстро сориентировался я, — хотите злодея играйте, а нет, добавлю какую-нибудь роль специально доработанную под вас… или самого себя можете сыграть, это называется у специалистов «камео».
— Да, мне это нравится, самого себя играть — добавь там в сценарий такую роль, — согласился Емельяныч.
— Бу сделано! — четко отрапортовал я, — я думаю, в один день уложимся с вашей съёмкой, запишите себе в расписание такой пункт на завтра например.
— Нет, завтра у меня дел много, на послезавтра.
С этим мы и расстались. Я отправился в свой цех, взял толстую конторскую книгу, нам таких целую стопку выдали на складе, сказал ребятам, что меня не будет до вечера и отправился на берег Оки сочинять художественно оформленный сценарий. Подальше забрался, чтобы не мешали, почти что к жилищу Серафима… ну бывшему жилищу, сейчас-то он неизвестно где проживает.
Сидел на брёвнышке, выброшенном водой на берег, а книгу положил на чурбачок какой-то, а писал карандашом, их уже начали выпускать в России. Когда-то давно я заинтересовался историей карандашного дела и почитал кое-что по тему. Так вот, знаменитая «Сакко и Ванцетти» в Москве, сделанная с помощью нашего большого американского друга Арманда Хаммера, была вовсе не первой и не единственной российской карандашной фабрикой. В начале 20 века у нас работало минимум 10 таких фабрик, две в Москве (Карнац с Никитиным), остальное в западных губерниях — Лифляндия, Вильно, Варшава. Выпускали они не бог весть какие продвинутые товары, в Германии конечно получше делали, но писать ими вполне было можно. Так вот мой карандаш был карнацевской фабрики, двусторонний.
