Отыгрыш (СИ) - Милешкин Андрей (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗
Общеизвестный факт: 1–2 октября 1941 года войска Брянского фронта в течение сорока часов героически сдерживали яростный натиск значительно превосходящего противника на Орловском направлении. Умело нанесенные фланговые удары привели к тяжелым потерям в 10-й мотопехотной дивизии, а 3-я танковая дивизия вермахта фактически перестала существовать.
Сорок часов. Всего сорок часов. Менее двух суток. Но чувствуешь стальную весомость каждой секунды этих сорока часов, едва открываешь книги участников этих грандиозных событий — будь то мемуары маршала А.И. Еременко или документальные повести краеведа и писателя М.М. Мартынова.
Матвей Матвеевич не понаслышке знал о том, что именно эти сорок часов позволили создать новый рубеж на пути механизированных орд незваных гостей. Им стал город Дмитровск-Орловский, тогда — райцентр Курской области.
В истории Великой Отечественной войны Дмитровску отведено особое место. Небольшой город стал, по образному выражению орловского писателя А. Яновского, первым кругом ада для гитлеровцев, первой линией обороны в легендарной Орловской битве.
Сердце и мозг обороны города — старший майор госбезопасности Александр Васильевич Годунов. Он был назначен командующим Орловским оборонительным районом накануне, и прибыл в Дмитровск около полудня 30 сентября. Здесь, в Дмитровске, в полной мере раскрылись его незаурядные организаторские способности и умение принимать быстрые нестандартные решения.
Самый ответственный участок работы — эвакуация мирного населения — был поручен им А.Д. Федосюткину, ныне — орденоносцу, Почетному гражданину городов Орел и Курск. К своим двадцати восьми годам Андрей Федосюткин прошел большой трудовой путь — был прорабом, лесничим, директором леспромхоза — и везде проявлял себя как умелый и инициативный руководитель, заботящийся не только о вверенном ему деле, но и о людях. Перед самой войной он получил назначение на должность первого секретаря райкома партии и с честью выполнял свой партийный долг в тяжелейших условиях первых месяцев войны. На его плечи легли и мобилизация в ряды Красной Армии, и эвакуация в тыл части населения, и вывоз материальных ресурсов. В это же время он принимал, расселял, трудоустраивал прибывающих в район беженцев с временно оккупированных территорий. Теперь же перед ним стояла задача небывалой сложности: менее чем за сутки эвакуировать всех мирных жителей Дмитровска.
Люди покидали родной город организованно, со сдержанной скорбью, но не теряя присутствия духа. Уезжали, прощаясь с родными, которым через считанные часы предстояло достойно отразить первый удар неумолимо рвущегося к Москве врага. В этот день завершалось формирование ополчения. Оно пополнилось юношами 1923–1924 годов рождения, среди них было более двадцати человек, сдавших нормы ГТО, и мужчинами моложе шестидесяти лет, многие из которых воевали на фронтах первой мировой войны и защищали молодую Советскую республику в годы гражданской. Ополченцы и прибывшие из Орла чекисты под командованием старшего лейтенанта погранвойск НКВД Нефедова патрулировали город и готовили оборонительные рубежи на ближних подступах. Значительная роль в организации минно-стрелковых засад принадлежит М.М. Мартынову, тогда — младшему лейтенанту НКВД, директору леспромхоза С.Г. Жарикову и дмитровскому охотнику, инвалиду гражданской войны П.И. Шевлякову, погибшему при обороне родного города.
Как только город опустел, началась подготовка второго рубежа. Мирный город, только недавно радовавший жителей своей тишиной и просторностью, превратился в тесную ловушку для бронированных фашистских зверей и утративших человечность людей.
И к тому моменту, как вторая танковая группа Гудериана, используя превосходство в танках, авиации и живой силе вырвалась на оперативный простор, уже был готов русский, дмитровский ответ зарвавшимся покорителям Европы…
Из книги Матвея Мартынова "С мечтой о грядущем" (Тула, Приокское книжное издательство, 1965)
На центральной площади возрожденного Дмитровска-Орловского в канун двадцатилетия Великой Победы был установлен памятник работы скульптора А.Н. Бурганова и архитектора Р.К. Топуридзе. На невысоком постаменте розового гранита — бронзовая скульптурная группа: молодой боец-чекист, вооруженный знаменитой трехлинейкой, пожилой ополченец, стиснувший большими, сильными, крестьянскими свою верную "тулку" и женщина, напряженно, с тревожным ожиданием вглядывающаяся вдаль и прижимающая к груди — удивительный, пронзительный символ! — ворох осенних листьев. Старожилы говорят: женщина поразительно похожа на учительницу Ефросинью Степановну Агаркову, одну из героинь этих памятных дней.
А в небольшом сквере на западной окраине несколькими годами ранее появился памятник, созданный дмитровцами братьями Родионовыми. В путеводителе можно прочесть: "Памятник лётчицам — защитницам Дмитровска-Орловского". Но памятник сразу же получил неофициальное название, неизменно удивляющее приезжих, — "Валькирия". Девушка в лётном шлеме держит на высоко поднятой раскрытой ладони голубя мира. В этом случае не остается места догадкам: при работе над скульптурой художники-монументалисты пользовались фронтовой фотографией Марины Орловой, в девичестве Полыниной, ныне проживающей в городе-герое Мурманск. Марина Алексеевна не смогла прибыть на открытие памятника, но на митинге было зачитано ее письмо с благодарностью создателям памятника и такими словами, обращенными к новому поколению дмитровцев: "В дни праздников принято желать друг другу мирного неба над головой. Мирного голубого неба с ярким солнцем и спокойными облаками, со стремительными птицами и неторопливо проплывающими в далекой вышине самолетами. Самолетами, которые несут на своих бортах только хороших людей и полезные грузы. Даже если небо вспыхивает зарницами или полыхает молнией, оно остается мирным. И после дождя снова восходит солнце. Желаю вам никогда не знать другого неба".
Глава 16
2 октября 1941 года, близ Дмитровска
В январе тридцать третьего Клаусу Весселю исполнилось четырнадцать лет. Отец подарил ему набор инструментов, а старший брат Гельмут — записную книжку в кожаном переплете. Один мечтал видеть Клауса хорошим автомехаником, таким же, как дядя Вилли, — он-то никогда не сидел без куска хлеба, не то что простой работяга! Другой почему-то видел в нескладном рыжеватом подростке, который до сих пор донашивал за ним одежду, а за столом норовил урвать кусок повкуснее, ни много ни мало — нового Шиллера. В будущем, конечно. А в настоящем Клаусу предстояло много и усердно учиться, да так, чтобы не разочаровать ни отца, ни брата. Дядя Вилли был племянником доволен, ставил в пример сыну, толстому Готфриду, и даже не бранился, когда Клаус отвлекался от работы, чтобы черкнуть строчку-другую в записную книжку. Ту самую, в коричневом кожаном переплете, — он постоянно носил ее с собой. На первой странице, потратив целых два вечера, каллиграфически вывел черной тушью слова: "Sturm und Drang", а ниже — стихотворное посвящение великому штюрмеру.
В это время по улицам маршировали парни из Sturmabteilung и звучала "Die Fahne hoch", написанная легендарным человеком, носившим ту же фамилию, что и Клаус. Толстый Готфрид надел коричневую форму — и Клаус вдруг понял, что никакой он не толстый, а просто атлетически сложенный. И принялся тайно, но отчаянно завидовать. И трудиться в автомастерской за двоих.
Под натиском новых впечатлений незнаменитый и пока ни к чему великому не причастный Вессель, как умел, начертал карандашом на форзаце своей записной книжки Войну в образе прекрасной юной женщины. По замыслу она воздетым мечом должна была указывать нации путь ввысь, к свободе и процветанию. Но рисовальщику Клаусу было далеко до Клауса-стихотворца, и Война получилась похожей не столько на истинную арийку Лоттхен — дочь дантиста, сколько на кривую Луизу из бакалейной лавки. Да и меч, совестно признаться, больше напоминал зубило, а нация — полудюжину человекоподобных чурбачков. Они тянули вверх корявые ветки, будто норовя зацепиться за край мантии девы. Мантия вышла, пожалуй, лучше всего, с аккуратными складками… Только глупцы и трусы видят в войне хаос, на самом же деле она — порядок.
