Землепроходцы (СИ) - Шабловский Олег Владимирович (читать книги онлайн TXT) 📗
Курт, по его словам, давно уже хотел уходить из города, заработав напоследок пару монет, вдобавок к тем, что ему удалось скопить. Именно этим, а еще мальчишеской самонадеянностью и некоторой долей легкомыслия и объяснялась та отчаянная решимость, с которой он перешел дорогу всесильному бандиту.
Надо ли говорить, что предположение проводника о вероятной слежке совершенно не обрадовало Щебенкина и его спутников. Кроме того, Константину совершенно не нравился пристальный интерес местных к "Надежде". Этого конечно следовало ожидать, и весь расчет был на непродолжительность стоянки парусника в Гамбургском порту, но для дальнейшего путешествия остро необходимо было пополнить запасы пресной воды и продовольствия. А на это требовалось какое-то время. Но сначала надо было обнаружить "хвост" и оторваться от него. Афишировать связь новороссов с Кугелями было совершенно ни к чему.
На оживленной рыночной площади, у церкви Святого Николая, башня которой была украшена короной по преданию, отлитой из золота захваченного гамбуржцами при разгроме витальерского гнезда на Гельголанде, в разноцветье одежд что-то покупающих, продающих или просто праздношатающихся горожан, Щебенкин обратил внимание на небольшую группу людей. Маленький толстенький монашек, взобравшись на большую бочку, словно вождь на броневик, размахивал перед носом слушателей не то бумажным, не то пергаменным свитком, что-то им старательно "впаривал".
Впрочем, получалось это у него ни шатко, ни валко.
Врожденное любопытство нашего героя после непродолжительной борьбы все-таки одержало верх. Оставив малолетнего проводника под бдительным надзорм своих спутников, он бесцеремонно расталкивая зеваки и приблизился к импровизированной трибуне.
При виде нового потенциального клиента, почтенный служитель церкви утроил рвение. Мутные с похмелья глаза его загорелись "неугасимым" пламенем, ноздри сизого, оттенка спелого баклажана, носа раздулись, а голос окреп, в нем явно прорезались Левитановские нотки.
— И придет час расплаты! — рубанув воздух пухлой ладонью, громоподобно посулил он своим слушателям — и призовет Господь к себе чада свои и отделит зерна от козлищ и агнцев от плевел!
Здесь сей провинциальный пророк осекся, скорее увидев по удивленно вытянувшимся физиономиям паствы, нежели сообразив, что ляпнул, что-то не то. Впрочем, замешательство его длилось недолго, и даже не потрудившись поправиться, он продолжил: "… и лишь тот спасется из гиены огненной, кто безгрешен. Ибо сказал Господь: "…пусть то кто без греха первый кинет в меня камень". А есть ли среди вас безгрешные, дети мои?".
Судя по унылому молчанию окружающих бочку обывателей, праведников среди них не нашлось. Монах обвел толпу торжествующим взглядом.
— Но есть спасение! Есть, даже для таких, неисправимых прелюбодеев, пьяниц и богохульников как вы — продолжил он, с легкостью переложив на слушателей все свои грехи и назидательно воздев к небесам грязный палец — мы скромные и праведные служители церкви спасем души ваши, взяв за этот тяжкий труд лишь самую малость, презренный металл из ваших кошелей.
Немного покопавшись в видавшей виды торбе, икнув, грязно ругнувшись вполголоса и перекрестив рот, посмевший, видимо против воли хозяина, изрыгнуть богохульство, "святой праведник" извлек на свет божий несколько индульгенций.
— В сиих святых письменах спасение ваше, грешники! — торжественно провозгласил он, потрясая над своей головой разномастными, довольно замызганными, пергаментными свитками.
На этом красноречие его иссякло, оратор многозначительно икнул напоследок и уставился на слушателей выжидающим взглядом.
Увы, старания его пропали даром, окружавшие зеваки, внимательно выслушав пылкую, но несколько сумбурную проповедь святого отца, стали расходиться восвояси, совершенно не торопясь расставаться с кровными сбережениями. Только один мужичок, судя по одежде и поведению какой-то деревенский увалень, поддавшись напору продавца индульгенций, обменял, скорее всего, единственную, серебряную монету на кусочек пергамента, сулящий своему счастливому обладателю непременное отпущение всяческих грехов.
Константин же, в свою очередь, справедливо рассудив, что вряд ли в своей короткой жизни он успел наделать столько грехов, что во их искупление, стоит расставаться с оттягивающим кошель "презренным металлом", а посему решивший не утруждать святого отца спасением своей души, последовал примеру большинства. То есть развернулся и поспешил присоединиться к своим спутникам. Последуем и мы за ним, дорогой читатель, оставив незадачливого проповедника в неизбывной печали стоять на пустой пивной бочке и тоскливо вздыхать, разглядывая сиротливо лежащий в пухлой ладони, единственный трофей.
Миновав шумное торжище, путешественники свернули на одну из центральных улиц, на которой вскоре искомый дом и был обнаружен. На первом этаже большого двухэтажного здания располагалась лавка и как бы сказали в наше время — офис торгового дома "Кугель и сын".
В полутемном, озаряемом слабым светом доброго десятка масляных светильников помещении царила рабочая атмосфера. Дюжина клерков и приказчиков, добросовестно скрипя перьями, корпели над бумажными и пергаментными листами, деловито щелкали костяшками счетов, считали, учитывали, завешивали и переписывали тюки, бочки, мешки и корзины с разнообразным добром.
— Что угодно знатному господину? — к Косте, тут же подскочил один из приказчиков — чем могу служить?
— Я хотел бы видеть хозяина этого дома.
— Очень сожалею господин, но это невозможно. Герр Кугель никого не принимает.
— У меня послание от его почтенного родителя.
— О, в таком случае прошу прощения, я только извещу хозяина, без всякого сомнения, он немедленно вас примет — с этими словами разбитной малый опрометью метнулся вверх по лестнице на второй этаж.
Через пару минут приказчик кубарем скатился вниз. Следом, радушно распахнув гостям объятия, спускалась точная копия ныне проживающего в Новом Свете, почтенного главы торгового дома, разве, что лет на двадцать моложе. Иоганну Гансу Кугелю было двадцать восемь лет. От своего достопочтимого батюшки он в полной мере унаследовал не только аналитический ум финансиста, цепкую деловую хватку, но и представительную внешность преуспевающего коммерсанта. Достаточно рослый, поистине богатырского телосложения с окладистой черной бородой и громоподобным, раскатистым басом, он казалось, заполнил собой все немаленькое пространство лавки.
— Здравствуйте, здравствуйте дорогой компаньон — добродушно пророкотал он, заключая Щебенкина в свои богатырские объятия — добро пожаловать. В этом доме вы всегда желанный гость. Потом, потом, все дела потом. Прошу, пройдемте наверх, отдохнете и подкрепитесь с дороги.
— С величайшим удовольствием приму ваше предложение друг мой. Не откажите в любезности, велите позаботиться о моих людях — учтиво раскланялся Костя. Взгляд его упал на робко жмущегося в стороне Курта — и по возможности, нельзя ли подобрать что-нибудь приличное вон тому молодому человеку. Я только-только принял его на службу и просто не успел привести в божеский вид.
— Не беспокойтесь, о ваших людях позаботятся мои слуги — заверил купец — но, что же мы стоим? Прошу вас.
Прошло примерно полчаса, за которые гость основательно подкрепился разнообразными вкусностями, в изобилии выставленными на стол парочкой смазливых и смешливых служанок. То и дело, бросая на молодого, симпатичного, и несомненно знатного гостя жаркие, заинтересованные взгляды, низко наклоняясь, демонстрируя немного больше чем это было действительно необходимо распущенные лифы платьев, иногда как бы невзначай касаясь его то нежной рукой, то пышным бедром, девушки старательно, и надо сказать не безуспешно, расшатывали его моральные и нравственные устои. Впрочем, достичь успеха им было достаточно не сложно, если учитывать, что наш герой почти два месяца болтался в чисто мужском коллективе в Атлантическом океане.
