Вечный лес - Сван Томас Барнет (читать книги регистрация .txt) 📗

В свои восемнадцать Кора казалась Эвностию намного старше, и оттого становилась еще более привлекательной. Если бы она не была столь красива, ее, наверное, считали бы старой девой. (Да, у нас в Стране Зверей тоже есть эти несчастные, так же как и огромное количество беспутных холостяков.) Ее называли равнодушной, надменной, холодной, но никогда не говорили, что она никому не нужна. В действительности все было не так. Она просто ждала, но сама не знала, чего именно.

– Эвностий, – сказала она, выйдя на балкон, – ты пришел к маме?

– Я пришел к тебе, – впервые признался он, хотя в последние несколько месяцев часто бывал в их доме, делая вид, что навещает Мирру, несмотря на то, что та болтала без умолку, как воробей на рассвете. – Спускайся ко мне.

Его хвост так и ходил из стороны в сторону – он очень волновался.

Она ответила не сразу. «Наверное, слышала о моих похождениях», – подумал он не без гордости. В пятнадцать лет приятно, когда тебя считают хитрым соблазнителем.

– Хорошо.

Эвностий был благодарен, что Кора не убежала кокетливо в свое дерево принарядиться или украсить волосы черепаховым гребнем. Казалось, она не осознавала своей красоты, а считала ее скорее помехой, из-за которой бесчисленные кентавры, начиная с подростков и кончая выжившим из ума Мосхом, постоянно стучались к ней в дом. И не успел еще светлячок промерцать шесть раз, как девушка вышла из двери внизу.

– Отдай ей цветы, – зашипел Партридж, настолько переживавший за своего друга, что ему можно было за это простить и запах лука, и колючки, повисшие на боках.

Конечно, он не отличался большим умом, но знал, что надо делать, когда дриада стоит в дверях. Эвностий тоже знал, как себя вести, но только с более доступными дриадами. Мой друг Миртл просветил его на сей счет еще в одиннадцатилетнем возрасте. В последний же год, осиротев, он болтался по всему лесу без присмотра, ночуя в пещерах и норах или прямо под деревьями, пустился во все тяжкие вместе с молодыми кентаврами и начал жить с дриадами, но каким-то образом умудрился сохранить хорошие манеры и внутреннее благородство, привитые ему матерью-дриадой и отцом-минотавром.

Эвностий протянул Коре цветы, и она взяла их. От волнения он с силой размахивал хвостом и переминался с копыта на копыто.

Фиалки начали вянуть – он слишком долго продержал их в своем разгоряченном кулаке, но Кора приняла букетик так, будто это были розы, хотя ничего не сказала – она вообще говорила редко. Молчание окутывало ее, как подвенечный наряд. (Когда звери ухаживали за ней, они думали о свадьбе, а не об оргиях, точно так же, как они думали об оргиях, а не о свадьбе, когда ухаживали за ее матерью или за мной.) Но вот Кора улыбнулась и ласково потрогала рога Эвностия.

– Дорогой Эвностий. Цветы чудесные.

Она была очень тактичной, ведь дриады не выносят, когда растения вырывают с корнем из земли, срезают или калечат каким-либо другим способом. Мы предпочитаем оставлять цветы на кустах, а кусты в земле. А если мы и едим желуди, то для того, чтобы они не достались белкам или чтобы запастись энергией на то время, пока мы находимся вдали от своих дубов.

Охваченный порывом чувств, Эвностий схватил Кору за руку и с силой увлек за собой. Фиалки упали на землю, ветер растрепал ее волосы, взметнул вверх длинное платье, и тут неожиданно она рассмеялась.

– Твой смех напоминает мне звон колокольчиков, – сказал Эвностий. – Тех, которые кентавры вешают у себя на окнах.

– Разве я смеялась? – спросила она. – Я даже не заметила.

Почему она не сказала: «Я смеялась от счастья, что ты рядом со мной»? Но такова была Кора – абсолютно бесхитростна и от этого еще более пленительна.

– Куда мы идем, Эвностий?

– Увидишь.

Бион отправился было следом – на восьми лапках нетрудно было угнаться за ними, – но Партридж остановил его громким окриком:

– А ты куда, идиот? У них свидание.

У Партриджа никогда не было женщины, – но в его жирном теле таилась благородная, романтичная душа, и ему нравилось представлять своих друзей героями бесконечных любовных приключений.

Бион опустил свои усики и помрачнел. Тельхины понимают простейшие слова, и «идиот» застряло у него в голове. Партридж похлопал его по твердому боку.

– Я хотел сказать не «идиот», а «простофиля», – извинился он.

Словарный запас Партриджа был невелик, и он считал, что «простофиля» означает «простой», а вовсе не «глупый». К счастью, слово было новым для Биона, и он успокоился. Они сели под дерево и стали ждать возвращения своего друга.

Эвностий повел Кору через кипарисовый лес и заросли, где прыгали в поисках еды голубые обезьяны, а из кустов выглядывали любопытные, никого не боявшиеся кролики. По дороге им попался паниск, который тыкал палкой в перевернутую черепаху. Эвностий выхватил у него палку, поставил несчастное животное на ноги и подождал, пока оно проковыляет в безопасное место.

Паниск, которого звали Флебий, выкрикнул какую-то непристойность, и Эвностий повалил его на траву ударом в живот.

– Несорванный виноград засыхает и превращается в изюм, – кричал им вслед Флебий, но Эвностий был слишком счастлив, чтобы задумываться над метафорой.

Девчонка-медведица, собиравшая ежевику, бросила свое ведро и пошла за ними следом. Ей не требовалась одежда или украшения, мех на голове был похож на маленькую круглую шапочку, из которой, как кокетливые перышки, торчали уши, мех на теле вполне мог заменить шубу, а круглый хвост напоминал большой орех. На шее у нее висели бусы из черных ягод гибискуса [7]. Эвностий, хотя ему и нравились девчонки-медведицы, не любил, когда они за ним увязываются в подобных обстоятельствах.

– В кипарисовой роще я видел свирепого медведя, – сказал он.

Этих слов было вполне достаточно, чтобы девчонка побежала прятаться. Хотя медведицы считали, что происходят от богини Артемиды и благородного бурого медведя, тем не менее они были убеждены, что современные медведи, забыв об этом достойном союзе, стали относиться к ним как к редкостному лакомству. (Правда, никто не мог припомнить случая, чтобы медведицу съел кто-нибудь другой, кроме волка. Надо иметь слишком крепкий желудок, чтобы переварить столько меха.)

Наконец они вышли на просеку, где стоял большой ствол некогда самого старого и огромного дерева. Это был дом Эвностия. Год назад в него ударила молния. Именно тогда Эвностий потерял своих родителей и, насколько мне известно, после их смерти уже не жил в этом грустном месте.

– Эвностий, – воскликнула Кора, – после того, как ты обрубил все обгоревшие ветви и оставил только нижнюю часть ствола, он стал похож на маленькую круглую крепость. Подумать только, это дерево уже росло, когда Крит еще населяли титаны [8]. Тогда все было таким большим. Ты живешь здесь сейчас?

– Нет еще, – сказал он таинственно. – Заходи.

Они вошли в дверь, державшуюся на деревянных петлях, и оказались внутри ствола. Он был полым, крыши над ним не было. В центре ствола стоял круглый бамбуковый домик, с одной стороны от которого Эвностий развел огород, где морковь выстроилась рядами, как королевская гвардия, и капуста лениво развалилась на грядках, напоминая толстых евнухов; цветы же, росшие с противоположной стороны – шиповник и водосбор, – были их королями и королевами.

– Как здесь хорошо! – сказала Кора. – Два сада и домик между ними. – Все вокруг было таким изящным, что Кора с трудом могла поверить, что этот вроде бы неловкий мальчик смог сам сделать островерхую крышу, вырезать окна, похожие на узкий серп луны, и дверь, напоминающую полумесяц.

В первой комнате в глиняном полу был сооружен бассейн. Из него бил фонтан, который освежал воздух, подобно ветерку, прилетевшему со снежной вершины горы Иды [9]. На песчаном дне лежали подарки Биона – драгоценные камни: сердолик, аметист, берилл [10] – и стояла маленькая крепость, сделанная из морских раковин, которые Эвностий выкопал из земли, – память о тех временах, когда на месте леса плескались волны Великого Зеленого моря.