Фуллстоп (СИ) - Грау Герда (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗
С такой трактовкой Александр столкнулся впервые. Ему нравилось в продолжениях быть на равных с прославленным автором, заставлять его героев двигаться и разговаривать по своему желанию и настроению. Никогда он не считал это подделкой. Правда, и чужие герои у него выходили совсем живыми, очень похожими на оригинал, это отмечали все, хвалили, а некоторые из его продолжений даже печатали в газете на конкурсах, вот как раз в Сашкином возрасте.
— Мне думается, все дело в том, что ты не пробовал ни разу. Говоришь о том, чего не знаешь. Тебе надо попробовать. Как лекарство. Через «не хочу» и через «не могу».
Сашка молчал, глядя своими янтарными глазами куда-то сквозь собеседника. Александр понимал, что аргументы звучат неубедительно. Дело ведь не в том, чтобы написать кусок с известными именами, дело в том, что у него нет желания. А оно не появится, если стоять над ним с ремнем или вытрясти за шиворот пару корявых строчек.
— Я тоже пишу через силу, — неожиданно для себя признался он мальчику. — Потому что есть такое слово «надо». Людям надо что-то читать в часы досуга, детям надо кого-то продолжать. Мне надо что-то кушать. Такая работа. Кто не работает, тот не ест.
— А потом нервы лечите? — проницательно вставил Сашка.
— И это тоже. — Александр сам не знал, зачем это сказал, не врать же ребенку, которого завтра будут бить разрядами тока в мозг. — Профессиональное заболевание.
— Почему вы не пишете по-настоящему?
— Я пишу по-настоящему. Для меня это настоящее, я по-другому не умею.
— Неправда, — отклонил его возражение Сашка. — Когда долго пишете через «не могу», потом случается жалоба в химчистке, от которой все на ушах стоят, а приемщик вообще уволился и уехал на Эльбрус.
Александр осекся.
— Откуда ты знаешь? — слабым голосом спросил он.
— Врач родителям рассказала. В качестве примера спонтанного проявления подавленных возможностей и их бесконтрольного использования.
— Это ее слова?
— Да. Я подслушивал у двери, а потом пошел вас искать.
— Зачем?
— Попросить написать по-настоящему.
— Я, видишь ли… — Александр замолчал, потом собрался с мыслями. — Чтобы писать по-настоящему, нужно много разных факторов… учесть… иметь… себя всего наизнанку вывернуть, свои мысли людям показать, всю свою внутренность. А это тоже палка о двух концах. Не всегда такое нравится. И тебе, и людям может не понравиться. Больно будет. И кому это нужно — самый главный вопрос. Писатель пишет для читателей. Это непременное условие. Кто-то должен это прочесть. А если никого не найдется?
— Я прочту, — просто сказал Сашка.
Стрекоза, носившаяся над бассейном, неожиданно приземлилась на книгу, и они оба, затаив дыхание, следили за ее слюдяными крыльями. Казалось, стрекоза наблюдает за ними, потому что она поворачивалась всем телом то к одному, то к другому, и когда ей наскучила тишина, она улетела в сторону ворот. Александр проводил ее глазами.
— Спасибо, — сказал он Сашке. — Мне запретили писать некоторое время. Может быть, когда-нибудь потом. Попозже.
— Боитесь?
— Не хочу.
Сашка встал, забрал у него книгу и медленно побрел в направлении их корпуса. Белая бетонная громадина стояла на пригорке и была видна с любой точки на территории санатория, идти до нее было прилично. Сашкина закладка выпорхнула из страниц книги и как стрекоза закружилась в воздухе, падая вниз.
Море оставило Александра равнодушным, вода и вода, просто много воды. Чистой, прозрачной, соленой. Буйки похожи на водолазов, всплывших с глубины. Почему все так рвутся сюда? Насыпали бы в ванну соли и лежали бы в трусах, то же самое.
Он был зол на себя, глупо было заводить разговор с ребенком на такую сложную тему, он же не психолог. Поумнее него люди бились, и ничего, а он захотел двумя фразами дело поправить. Наверняка родители уже все перепробовали от и до, к третьему-то приезду. Можно было бы словами помочь — давно помогли бы.
Но одно-то они не пробовали, услышал он собственные мысли внутри головы. Эти все книги — они действительно писались для других людей. В другое время. А если бы мальчик прочел написанное лично для него? То, что никто, кроме него, не видел и не увидит? Стекло растаяло бы? Захотел бы продолжить сам?
Идея показалась заслуживающей внимания. Попробовать предложить ее врачу? Ему ничего не стоит набросать страницу-другую с симпатичными героями, парочкой диалогов и ярким местом действия. Сделать героем мальчишку, похожего на Сашку. Чтобы как друг или брат. Поставить его в сложные условия и остановиться. Если в Сашке развито чувство справедливости, должен будет помочь. Если никто, кроме него, не может.
Александр вылез на бетонный волнорез, вытряс воду из ушей и отжал волосы. Да, можно попробовать. Сейчас подсохнет и пойдет. Это лучше, чем электрический стул, или что там используется в таких случаях. Вреда точно не принесет, а пользу — может. Если уж не сработает, тогда другое дело. Она должна согласиться.
Волнорез был полон мелкой гальки и ракушек, нанесенных сюда не то детьми, не то водой. Он подгреб горстью кучку белых камушков и сложил из них круг. Потом забрал несколько штук так, чтобы получилась буква «С». Солнце придавало камням резкие тени, выходило красиво. Он добавил букву «а», потом выложил «ш», усмехнулся — для любого наблюдателя он пишет свое имя, самое простое действие для свободных рук. Буква «к» ровненько легла рядом с «ш», а на последнюю камней не хватило, вставать не хотелось, и он просто намочил руку в лужице воды, скопившейся в трещине бетона, и вывел недостающее пальцем.
— Мужчина, вы оглохли? — проорал кто-то сзади. — Немедленно уйдите с волнореза!
Александр повернул голову — спасатель стоял за решеткой у выхода к воде и отчаянно махал ему руками. Море покрылось огромными бурунами, ветер из слабого дуновения превратился в штормовой, узкая полоска гальки санаторного пляжа огородилась со стороны спусков железными заборами — волны бились в стену, как умирающие киты о берег, и запросто могли размозжить голову тому, кто окажется у них на пути. Через волнорез перекатился мутный холодный вал, оживив сухие водоросли. От камушков не осталось и следа, да и от тени тоже. Солнце ушло.
Александр поспешно добежал до лестницы, вернулся к лежакам, натянул рубашку и брюки. Кроме него под навесом не было уже ни души, брызги с той стороны парапета взлетали вверх, выстреливая как салюты. Часы он с собой не брал, спросить о времени было некого. До санатория он дошел быстрым шагом, опасаясь дождя, задержался глазами на вывеске: «Дом творчества». Захочет ли она его слушать? Не скажет, что это не его дело? Он ребенку не родственник, по образованию не врач, просто случайный сосед. Да еще и сам больной.
«Боитесь?»
— Не боюсь, — огрызнулся Александр.
Но врача в кабинете не оказалось, дверь была закрыта. Уборщица возила тряпкой по каменным плитам коридора и на его вопрос неохотно пояснила:
— До шести принимают. Завтра приходите.
Квадратные часы на стене показывали половину седьмого вечера. Александр сел в зеленое кресло под чеканкой с хвостатой русалкой, сжал пульсирующие виски руками. Как это произошло? Он заснул на волнорезе, получил солнечный удар и отключился? Или такие провалы в памяти показатель того, что у него серьезное заболевание? Рак мозга? Инсульт незамеченный? Деменция? Рассеянный склероз? Что там еще бывает? А ведь врач просила следить именно за временем. Получается, она знает, что с ним, только говорить не хочет? Боится испугать? Поэтому карточка такая толстая… Может быть, ему жить осталось всего ничего? Из-за этого писать не разрешили? Чтобы не ускорять процесс? А если писать, сколько он протянет?
Во рту появился противный привкус картона. Александр не думал о смерти, хотя в его возрасте некоторые уже начинают ее бояться. «Земную жизнь пройдя до середины…» Ну, может, не совсем до середины, но где-то рядом… А он просто старался не думать. И вот, значит, она уже совсем близко, можно сказать, в затылок дышит, скоро по плечу похлопает. Что от него останется?
